Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару

Утром в соседней лаборатории пили чай с персиковым вареньем. Я случайно зашел, и меня усадили. Болтали о разном. Женщины обсуждали какие-то свои дела, а мы с их начальником Славой и аспирантом Димой просто пили чай с персиковым вареньем и кексом. Ни с того ни с сего на женской половине зашел разговор о размерах бюста. У женщин так все затейливо: только что о консервировании болгарских перцев и новой диете, а потом р-раз — и… Нам-то что — мы как пили чай с вареньем, так и продолжаем его пить. Я вообще не понимаю, что тут обсуждать: или размер есть, или его нет. Третьего не дано. То есть если третий, то уже, конечно, можно и поговорить, а о втором и первом… Соседский начальник Слава вообще молчит — у него в подчинении его супруга работает. Ну так получилось. А у нее с этим делом… Но человек она замечательный и специалист отменный. Только вспыльчивая очень. А они, стало быть, рассуждают, что не в размере счастье, и если ты настоящий мужчина, то размер для тебя — просто плюнуть и растереть! И громче всех — начальникова жена. У Славика-то уж и плюнуть нечем, и растер он все по третьему разу, но… молчит. И вдруг супруга его, несмотря на такое молчание ягнят, говорит ему в сердцах: «Много ты понимаешь!» А у Славика в ответ на эти слова возьми да и выпади: «Когда много — я понимаю»… Тут я поперхнулся кексом и вышел в коридор откашляться, а аспирант Дима был так любезен, что вышел следом, чтобы постучать по моей спине…

Ничего хорошего

в мартовском зоопарке нет. Все грязно, облезло, вяло и линяло. Обнять и плакать, если преодолеть брезгливость. Не преодолел. Изнасиловал три часа, поприставал к десятку минут и наконец решил покинуть место преступления. Уходил медленно, с сознанием невыполненного. Упавшее настроение даже поднимать не стал. Пусть валяется. Пусть жалуется прохожим. Спас его мальчик, маленький и белобрысый. Криком спас: «Мама, мама, пошли смотреть лошадь Достоевского!»

К примеру,

возьмем мечту об автомобиле. Прихотливая сволочь. Замучаешься ее лелеять. Премий на службе нет — вянет. Жена решила шубу себе купить — сохнет и зеленеет. От обиды. C секретаршей, скажем, ну… загибается. Конечно, есть мечты более неприхотливые: пива с друзьями или там носки в кои-то веки сменить. С ними проще. С получки, как пить дать, сбудутся. А есть еще мечты неистребимые. С этими, как ни воюй, — все равно не умирают и не уходят. Вот мечта разбогатеть. И деньги казенные растратишь, и с работы выгонят, и последнее женино колечко с камушком в скупку снесешь — а она жива — мечта эта — и как будто помолодела даже. Мечта о семейном счастье не многим лучше. Сам, как говорится, третьим браком, прекрасная половина размером с две с половиной, от тещи — хоть к первой жене… И что же? Умолкни и бледней? Как бы не так. Ночью тихонечко проснешься и не дыша, не открывая глаз все представляешь ее — хрупкую, выносливую, ласковую круглую сироту-дочь министра финансов. А мечта о любви тут как тут. Эту в дверь, а она в постель. Видений с собой понаведет — пухлых, соблазнительных, молоденьких, прозрачно-кружевных. Уже и глаз приоткроешь, и на жену посмотришь — не помогает, мечтается. Впору о рассвете мечтать, как об избавлении от.

Снег за окном

идет такой мелкий, что он уже и не идет вовсе, а прогуливается в совершенно разные стороны и щекочет воздух. Крыша соседнего дома вся в недельной щетине сосулек. Ее бреют два цирюльника в оранжевых куртках. Снизу им громким лаем подает советы собака, проживающая неподалеку, в подвале соседнего дома. Оранжевые куртки ей что-то отвечают, и все трое громко смеются.

По тротуару проходит милиционер. Он маленький и до того щуплый, что погоны раза в два шире его плеч, а дубинка, прикрепленная к поясу, своим концом проводит под ним по снегу жирную черту. Большие у него только малиновые уши, на которых держится шапка с кокардой. Увидев милиционера, цирюльники и собака немедленно прекращают смеяться. Это и понятно — у всех троих просрочена регистрация, а на собаке висит еще и украденная сарделька из ларька.

Из подъезда выбегает мальчик в крупных, не по сезону, веснушках. Он опаздывает в школу. На ходу, из прорехи в его портфеле, выпадают три вчерашние, большие, красные и толстые двойки и одна маленькая, синяя от холода, тройка. Мальчик подбирает тройку, отряхивает ее от налипшего снега, прячет в карман и бежит дальше. Двойки, точно каких-нибудь дождевых червей, немедленно принимаются клевать воробьи. За воробьями устремляются голуби, а за голубями приходит большая, облезлая ворона. Она долго перебирает клювом двойки, но все же отходит. В прошлом году она нашла в мусорном баке чей-то дневник и наклевалась этих оценок до полного несварения.

Из окна четвертого этажа во двор смотрят старушка и кошка. На самом деле, кошка живет одна. Старушка умерла еще прошлым летом. А вместо нее во двор смотрит большой старушкин портрет, приклеенный к стеклу. Еще от старушки осталась свадебная фотография. Муж у нее был военный моряк. Но эта фотография висит на стене над кроватью и во двор не смотрит. Да и зачем? Кошка ей каждый вечер подробно пересказывает увиденное. Старушка внимательно слушает, нюхает выцветший от времени букетик левкоев и загадочно улыбается. А ее муж молчит. Он этими новостями никогда не интересовался.

Опыт эссе

Я часто думаю (примерно раз в неделю) — почему люди становятся писателями? Как из нормальных людей получаются инженеры человеческих душ? Жил-жил человек, ходил в школу, работал, к примеру, инженером или даже старшим инженером, семья у него, жене недавно зубы из металлокерамики подарил, на подержанную иномарку копил… И вдруг — бац! Все пошло прахом. Стал человек