Монеты с того света, или За всё нужно платить - Лина Личман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Врёшь, дрянь. Валентин уже никогда и ничего у тебя не сможет забрать. Зачем ему сумка? Ему теперь вообще ничего не надо. Он сейчас скорее всего на облачке сидит и ногами дрыгает, – прорычал мой мучитель.
Я похолодела. Господи, во что Валя ввязался? Что он такого мог натворить, за что нужно убивать? А то, что мой незваный гость имеет в виду именно смерть дорогого друга – это однозначно. Я пыталась переварить услышанное, но как-то не очень получалось. Это просто не укладывалось в моей голове. «Красный» вполне мог соврать. Валька завтра мне позвонит, и мы с ним будем смеяться над словами моего ночного гостя. Но внутренний голос нашёптывал: нет, смеха не получится. Валентина действительно уже нет, и никогда больше не будет. Его убили. Убил! Этот придурок его и лишил жизни, заодно и старушку кокнув, а передо мной тут комедию разыгрывает.
– Я же не сказала, что он лично сумку забирал. Ему я дозвониться не смогла. Пришёл парень, представился Сергеем. Сказал, что он от Валентина, за его вещами, я и отдала. Откуда мне было знать, что там монеты? Сумка на ощупь мягкая была, ничего в ней не гремело, а по чужим вещам, я лазать не приучена. И кстати, с Клавдией Фёдоровной мы пили чай с вареньем. Ни о какой её ближайшей кончине там и речи не шло. Зачем мне убивать Божьего одуванчика? – я уже выла не стесняясь. Боль была сумасшедшей, но душу грело то, что у меня очень бдительные соседи. Возможно, в эту самую минуту у подъезда тормозят стражи правопорядка. Так что со мной разделаться у него не получиться. Только бы ментов дождаться, а там я что-нибудь придумаю.
– Чёрт с тобой! Но запомни, если выяснится, что ты меня обманула, то можешь прямо сейчас, заказывать себе деревянный домик, размером метр на два, – выдал мой ночной гость. И в этих его словах сомневаться не приходилось, так как за пару минут до того, как он это произнёс, я сама так подумала. – Твою мать, ты своим воем умудрилась весь подъезд на уши поставить. Оревуар, мадам.
Исчез он, так же как и появился – бесшумно. Но на душе после его прощания остался какой-то странный осадок. Появилось стойкое ощущение того, что меня водят за нос. Было что-то в этом незнакомце такое, что наводило на мысли, что он не тот, за кого себя выдаёт. Что-то наподобие деревенского жителя, приехавшего в столицу и пытающегося сойти за своего. И это его выпендрёжное «Оревуар». Фигня какая-то.
Толи от холода, толи от страха, но зубы отстукивали похоронный марш.
«Тьфу ты. Чтоб ему провалиться,» – подумала я, и тут же услышала, как кто-то пытался выломать мою несчастную старушку дверь, которая держалась из последних сил.
– Иду! – прокричала я, ища что-нибудь из одежды. Так ничего по пути и не найдя, открыла дверь, в чём была.
Мужчины в форме, как по команде, сначала посмотрели на мою пижамку (весьма скромную, но очень маленькую по присутствию в ней ткани), потом на мои босые ноги. Один из них, отодвинув меня в сторону, прошёлся по квартире, но никого в ней не обнаружив, вернулся на исходную позицию.
– С кем вы десять минут назад скандалили у себя в квартире? – с задумчивым видом поинтересовался всё тот же мент, разглядывая меня.
– Во-первых, практически до самого вашего прихода, я спала. Во-вторых, что вы делаете на пороге моей квартиры в четвёртом часу утра? И наконец, в-третьих, кто дал вам право, самовольно заходить на мою жилплощадь и разгуливать по ней в своей грязной обуви? Или думаете, что я молчать на этот беспредел буду? Дудки, завтра же откатаю жалобу вашему начальству, – дабы поскорее отшить всю их уже порядком поднадоевшую братию, рявкнула я. На самом же деле мне просто хотелось остаться поскорее одной и привести собственные мысли в порядок. А как выпроводить ментов? Правильно, начать возмущаться. Лучшая защита – это нападение. Действует всегда безотказно.
Мужчины посмотрели на меня в недоумении. В это время открылась соседская дверь, и на лестничную площадку высунулась взлохмаченная голова местного партизана.
– У неё это было, зуб даю! Я вообще сначала подумал, что кожу с неё снимают, так она визжала, – прошамкал сосед, Моисей Альбертович Ротшильд.
С ним у нас дружба не задалась самого моего водворения в этой квартире. Поначалу, я ещё пыталась как-то подружиться со старым подпольщиком, то сладости ему покупала, то продукты всякие. Он же от меня ничего не брал. Совал мне под нос свою костлявую ладонь в виде кукиша со словами: «Выкуси! А вот хрен ты меня отравишь! Я вообще свою квартиру государству завещал!». Это скорее всего было не правдой, потому что ни один настоящий еврей не отдаст своё добро даром, тем более государству. Но спорить с ним не хотелось, а доказывать, что его квартира мне не нужна – тем более. Со временем я поняла, что пытаться подружиться с Моисеем Альбертовичем, дело пропащее, и попытки свои прекратила.
Покойную тётушку сосед обожал, а меня называл оккупанткой (плутовкой, прохиндейкой, мошенницей, шарлатанской, проходимкой – ещё много как, всех его ругательств и не вспомнить), отправившей милую женщину на погост ради имущества. О чём он не единожды выговаривал мне при случайных встречах у подъезда или на лестнице. По его мнению, я была самозванкой, пудрящей всем мозги. Переубедить старика не представлялось возможным, а вот понять, наверное, можно было…
Знать бы, что всё так выйдет, я бы хоть раз напросилась к тётушке в гости, да познакомилась бы с её соседями, чтобы потом приблудной не считали. Про меня ведь до моего появления в этой квартире никто и слыхом не слыхивал. Хотя… Вполне возможно, что тётушка, сославшись на какую-нибудь ерунду, отказала бы мне от дому. Почему? Вероятно, осуждения людского боялась. Разговоров о том, что единственную родную кровинку в детском доме оставила. Не просто же так она столько лет обо мне молчала. Кто ж теперь скажет наверняка, что ей в тот момент двигало…
Не знаю был ли сосед потомком того самого Ротшильда или нет, но если был, то наследства ему не перепало. Жил он, конечно, не бедно, но и до богатства ему было далеко. От того, наверное, и стал он таким занудой и врединой. А ещё Моисей Альбертович, как недремлющее око, круглосуточно отирался у своего дверного глазка. Мимо него не то, что воры, мышь не сможет проскочить. Не удивлюсь, если выяснится, что в юности сосед трудился надзирателем, на благо Третьего рейха. Хотя с его родословной он был скорее по другую сторону колючей проволоки.
– Дед, так это ты ментов, ой, простите, полицию вызвал? – спросила я, придурковато улыбаясь, хотя и так знала, что это дело рук старика.
– Тамбовский волк тебе дед, – зло ответил Моисей Альбертович.
– Может тебе это приснилось, дед? – не отставала я от соседа, чем ещё больше злила старого подпольщика.
– Я в трезвом уме и галлюцинациями не страдаю, ты орала, гадом буду!
Гад, в понимании старика, был существом наихудшим, а потому к упоминанию сего ругательного слова, он прибегал только в крайней степени огорчения. Сейчас видимо был как раз тот самый случай…
– Ладно, – проговорила я двум стражам правопорядка, поочерёдно переводящим взгляды с меня на Моисея Альбертовича. – Как вопрос решить? «Теперь, наверное, за ложный вызов придётся платить?» – сказав это, я покосилась на соседа. Реакцию его я знала наперёд, потому и упомянула деньги. Скрягой он был жуткой, что и не мудрено, еврей ведь. Они говорят все такие.