Лесное - Всеволод Пудовкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван переключился на парковку. Двигатель работал, фары всё также светили перед машиной. Человечек какое-то мгновение будто застыл всё на той же границе тьмы и света и стал удаляться… Иван готов был поклясться, что как только тот стал удаляться, свет от фар потянулся за ним же, но лишь в том же углу, где он, будто резиновое полотно какое-то!
Через несколько секунд остатки его размеренных движений исчезли в темноте, а прямоугольник света вернулся обратно к своим привычным границам.
Треска из радиоприёмника не исходило. Вообще. Полная тишина наконец-то окутывала его.
Иван ошалело сидел и смотрел в середину освещённого куска дороги перед собой. Машинально достал телефон из кармана. Связи не было. Здесь, на участке дороги посреди леса её всегда не было. Не дай Бог, что случится, пропадёшь.
«Конечно пропаду, и так не ясно что ли?»
Так же вяло, как и сидел, Иван открыл дверь и вылез из машины. Встал рядом с ней, посередине дороги. Мыслей не было, эмоций не было, соображений о дальнейших действиях — тоже. Постояв минуту, он, как сомнамбула, полез через пассажирскую дверь в машину, достал из бардачка начатую пачку сигарет, закурил прямо в салоне и вновь распрямился. Перешёл и встал перед машиной, туда, где посветлее. И спокойней.
Сделав несколько затяжек, он оглянулся на лес, стоящий стеной с правой стороны дороги. Ничего нового. Та же чёрная стена из высоких вековых сосен и кустарника между ними. Всё также — видно лишь их первый ряд, и то серым, а что там дальше — всё сливается. Ветви деревьев колыхались от ночного ветра. И он всё также продолжал их не слышать, будто двигались они не в десяти метрах от него — хочешь — иди и пощупай, а на экране телевизора с выключенным звуком. Вокруг стояла полная тишина, лишь двигатель машины бурчал себе под нос, и всё. Абсолютная тишина.
Треск. Опять. Ну нет, хватит. Иван бросил сигаретный бычок на дорогу и, решительно обойдя машину, наклонился к магнитоле, чтобы теперь уж точно выключить её. Магнитола, будто издеваясь, смотрела на него чёрным дисплеем и молчала. Колонки в машине — молчали. А треск никуда не делся — вот он, сухой и отчётливый, да ещё и слышимый теперь явно откуда-то сзади. Оттуда, откуда он приехал.
Иван медленно разогнулся и застыл у раскрытой двери авто. Уши, казалось, сами по себе вытянулись в направлении звука, пытаясь уловить его чётче и понятней — где, как далеко?
Звук приближался, это можно было сказать точно. Стой и жди, парень, стой и жди. Может, повернёшься и посмотришь? Познакомимся поближе? Неуж не интересно? Иван и хотел бы сейчас сказать: «Нет» — самому себе, тишине, неважно кому, кто там такой любопытный, но смог лишь еле разлепить губы и помотать башкой.
Надо отойти подальше, это же очевидно — пролетело в голове. Он продолжал стоять.
Звук всё нарастал. На слух если — метров пятьдесят сзади. Вместе с треском где-то в глубине головы стал нарастать другой звук, звук его собственного голоса, повторяющий одни и те же слова, как заведённый, только всё громче и громче. «Твою мать…»
«Твою мать. Твоюмать. Твою мать! ТВОЮМАТЬ! ТВОЮ МАТЬ!ТВОЮМАТЬ!ТВОЮМАТЬ ТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬ!!!!»
Он сам не понял, как очутился за машиной, на её противоположной от обочины дороги стороне. Сидел задницей на земле, прижавшись спиной к закрытым дверям авто, поджав ноги к себе поближе, как маленький мальчик, спрятавшийся от страшного бабайки под одеяло. Руки были судорожно прижаты к груди, лицо застыло сплошной маской всё того же перепуганного до уссачки ребёнка.
Треск заполнил всё вокруг, и уже неясно было, как далеко он от Ивана на самом деле. Он просто был. Сзади — в лесу, сверху — в полосе слепого чёрного неба между верхушками деревьев, ограждающих дорогу. Но к нему, в его «домик», казалось, не заглядывал.
А ведь ответ довольно прост, как он сразу-то не распознал, что это за треск? Ему вдруг стало всё понятно.
Возьми пару-тройку кустов, наподобие тех, что вдоль любого лесного ручья растут. Ивовых. Надо, чтобы сухие были, высохшие значит, мёртвые, и уже прилично давно чтобы мёртвые. И чтобы большие — метра два высотой, не меньше. Взял? А теперь просто слепи их в шарик, как лепишь снежок в рукавичке, да дави посильнее, чтобы не рассыпался снежок твой ненароком. Ну, вот и готово. Осталось лишь толкнуть его, как на дорожке в боулинге, и всё. Катится такой шарик, катится себе, и трещит заодно сухими ломающимися об землю ветвями, торчащими во все стороны.
Непонятно, откуда взялась вдруг смелость и непонятно зачем, или просто какое-то больное любопытство его разодрало… Иван медленно повернул голову туда, в сторону обочины и, чуть высунувшись, посмотрел поверх капота машины.
Деревянный плыл как раз напротив него, придя из темноты сзади, пройдя мимо и теперь уже удалялся снова вперёд, в темноту за светом фар.
С размером Иван ошибся — были в том все три метра высоты, не меньше. Руки и ноги двигались, сгибаясь в суставах, плавно и степенно, в такт общему движению, единственный глаз на невообразимо высоко торчащей голове пусто и бессмысленно смотрел в противоположную стену деревьев. И он действительно был практически плоский — встанешь сзади его, если ты конечно смельчак такой, чтобы в подобные игры с ним играть — и вот и не видно уже никого и ни черта. Нечего бояться будет. Не видно — не страшно.
Треск затих и пропал.
Ладно. Что будем делать? На этом вопросе самому себе он залип на некоторое время. Как что делать? Домой ехать надо. «Мне какое дело? Меня это не касается». Он просто едет домой, уже и поздно совсем, домой надо, домой. А ведь и действительно поздно — 11:14, скоро полночь!
И снова треск. Снова откуда-то из темноты сзади. Ваня и понять не успел ничего, как вновь сидел на корточках, спрятавшись за машиной. И снова. Это прошло мимо, и опять пропало впереди. Шум нарастал, навалился, перешёл в грохот, утих, пропал. И ещё раз. И ещё. Навалился, перешёл в грохот, утих, пропал.
