Удивительная история одной феи. Книга 1 - Вупи Голдберг

Я смотрю на нее во все глаза. У нас в Джорджии считается грубым обращать внимание на чужие странности. Вы можете посадить себе на голову поросенка и пройтись с ним по главной улице, но встречные только улыбнутся вам и заметят, что погода нынче чудесная.

Девочка смотрит на меня внимательными карими глазами, от которых, похоже, ничто не может ускользнуть, и ждет ответа.

— Меня мама заставила, — объясняю я.

— Ну и ну! Твоя мама совсем лока, — говорит она, качая головой.

— Что еще за лока?

— А, ты испанского не знаешь, да? Лока — значит «чокнутая», — говорит девочка. Она разминает ноги — рисует то одной, то другой круги в воздухе.

У меня загораются уши. Я и сама думаю, что мама немного того, но с какой стати об этом должны говорить чужие люди?

— А твой костюм тоже мама выбирала? — спрашиваю я. — Тогда она, наверное, сама лока.

Интересно, девочка разозлится? На всякий случай я готовлюсь принять свой самый грозный вид, но она улыбается и поворачивается на месте, как модель на подиуме.

— Нравится, да? Трико я сама красила. Ну, понимаешь, пришлось — я его заляпала соусом для спагетти. У моих родителей итальянский ресторан, и у меня вечно одежда в оранжевых пятнах. Меня зовут Эпата, а тебя?

— Александрина, — говорю я.

— Ты ведь из южных штатов, да? У меня во втором классе была учительница из Атланты, она говорила точно как ты.

Верно — мне кажется, что все здесь говорят как-то странно, но, оказывается, и им моя речь тоже кажется странной. Я киваю.

— Мы только что переехали.

— Бенвенута. Это по-итальянски «добро пожаловать».

Кажется, она говорит искренне. Я улыбаюсь.

— А ты итальянка или испанка? — спрашиваю я.

— Наполовину итальянка, наполовину пуэрториканка, и вообще я классная, — говорит она и снова кружится на месте. Я смеюсь, и она улыбается в ответ.

— Значит, ты знаешь и итальянский, и испанский?

Она пожимает плечами.

— С нами живут обе бабушки — и итальянская, и из Пуэрто-Рико. — Эпата снимает с руки фиолетовую резинку для волос и сворачивает волосы в бублик. — Но кроме меня в семье никто не знает оба языка. Папа говорит, ко мне нужно субтитры делать.

Я снова гляжу на девочку со скейтбордом и двух ее соседок.

— Они тройняшки?

— Ага, — говорит Эпата. — Со скейтом — это Джоанна. Та что с розовыми ленточками — Джерзи Мэй. А Джессика сочиняет стихи. У нее одна нога короче другой, поэтому она носит специальные туфли.

Я пытаюсь все это запомнить и так напрягаю мозги, что почти забываю про свой наряд.

Входят две девочки в розовых трико. У обеих волосы убраны в пучок. У одной на голове — сверкающая диадема.

— Что, у нас уже Хэллоуин? А я и не знала, — говорит девочка в диадеме своей подруге, проходя мимо меня. Ее слова тонут в противном хихиканье.

— Не обращай на них внимания, — говорит Эпата. — Они думают, что они такие прекрасные, а на самом деле — полный отстой.

Я потрясена — и тем, как она говорит об этих девочках, и словом «отстой». Если я хоть раз скажу «отстой», мама меня убьет на месте.

— Ты погляди на их походку, — продолжает Эпата. — Выворачивают ноги, как утки. Небось, увидели в мультике, что так балерины ходят. — Она смотрит на девочек и говорит во весь голос. — Кря-кря!

Входит мистер Лестер и хлопает в ладоши.

— Милые леди, прошу в класс.

Между тем в раздевалке собралось уже больше двадцати девочек. Мы идем за мистером Лестером по лестнице и входим в студию на втором этаже. По той стене, где окна, проходит балетный станок. На стене напротив — огромное зеркало. Пожилая дама с ярко-рыжими волосами и в зеленых очках наяривает на фортепиано развеселый джаз.

— Миссис Бьюфорд, мы начинаем занятие, — говорит ей мистер Лестер.

Дама вздыхает как человек, которому не дают заниматься любимым делом, и фортепиано умолкает.

Мистер Лестер предлагает нам сесть на пол. Эпата весело на меня смотрит. Хоть бы она не услышала, как потрескивают молнии. Сижу не шевелясь.

Мистер Лестер говорит, что рад видеть нас в третьем классе школы балета «Щелкунчик». По его словам, большую часть времени занятия будет вести мисс Деббэ, а сами занятия будут проходить дважды в неделю, по вторникам и субботам.

— Рад сообщить вам, что у нас в классе теперь две новых ученицы. Пожалуйста, встаньте…

Он смотрит на меня. Я отчаянно мотаю головой. Мне с моим костюмом только всеобщего внимания не хватало. Мистер Лестер на мгновение умолкает, а потом продолжает:

— …или просто поднимите руку, когда я назову ваше имя, чтобы мы могли с вами познакомиться.

Я решаю, что мистер Лестер очень даже ничего.

— Канданс, — вызывает он. Похожая на мышку девочка вскакивает и тут же снова ныряет вниз, быстро, как петрушка в ящике на пружинке.

— Добро пожаловать в класс, Канданс. Александрина? — говорит он.

Я поднимаю руку.

— Александрина приехала к нам из Джорджии, — говорит он. — Мы надеемся, что тебе у нас понравится.

— Да, сэр, — говорю я.

— Сэ-эр? — говорит девочка в диадеме. Кое-кто смеется.

— В южных штатах детей учат уважать старших. Неплохой, кстати, обычай, — говорит мистер Лестер. Девочка в диадеме фыркает.

Мистер Лестер продолжает:

— Я уверен, что все вы с нетерпением ждете известий о концерте, который мы устраиваем в конце этого семестра.

Эпата толкает меня локтем в бок и шепчет:

— Самая лучшая ученица получит роль Феи Драже и будет танцевать весь танец одна.

Ах, скажите, пожалуйста. Я-то думала, что Фея Драже бывает на Рождество. Может, в Нью-Йорке, как в Австралии, — все наоборот, и Рождество празднуют в самую жару?

— В этом году Феей Драже буду я, — говорит Эпата, поворачиваясь к низенькой девочке, сидящей позади нас. — Правда, Террела? — Глаза у нее поблескивают, словно она специально дразнит соседку.

Девочка позади нас по-младенчески пухленькая, и к тому же очень маленькая — явно младше всех остальных.

Террела вздыхает так тяжко, словно слышала эти слова уже миллион раз.

— Ничего подобного, — шепчет она в ответ. — Феей буду я.

У нее длинные, свернутые в пучок косы и самые кривые зубы, какие я только видела. Наверное, когда Террела ест сэндвич, от ее зубов остаются следы как от зубчатых ножниц, которыми мама подрезает ткань. Я трогаю языком собственные зубы и убеждаюсь, что они ровные и гладкие.

Мистер Лестер продолжает.