Новые люди. Том 2 - Александр Воропаев

Граф вскочил и вытаращил глаза.

– Могу поклясться своим годовым доходом, что ты лжешь! Лжешь! Господа! Господа, рассудите нас.

Он схватил Анну за руку и потащил ее прямо на стол. Она была в ужасе. Зазвенели кубки, расплескивая кровь вина по скатерти.

– На стол, детка. Все смотрите! – Он дернул за подол ее платья. Материя полезла по шву. – Смотрите, какие у нее ноги!

– Ну и что ноги! Ну, две ноги! Все? – пьяно возразил рыцарь. – Где же изгибы?

Граф полез на стол и с треском разодрал платье на бедре Анны. На нее он даже не смотрел. Он держал ее за плечо, чтобы было половчее орудовать, и показывал толстым пальцем на ее незагорелое бедро. Платье почти погибло и ничего не скрывало. Анна зажмурила глаза и прикрыла ладонью треугольник внизу.

– Видали! Это вам не изгибы?

– Грудь! Грудь! – кричали пьяные гости.

Граф с готовностью повернулся к молодой жене. Его рука потянулась к лифу.

– Да ты охренел, козел! – закричала Анна и вцепилась обеими руками ему в волосы на висках.

Молодожен взвыл и схватился за ее руки. Девушка ударила его коленом, не разбирая. Один раз, другой… «Ах, не так, Анна! Чему тебя учили?!» Она нацелилась в пах, но не попала. Граф отшвырнул ее от себя. Анна сгруппировалась, но не удержалась на столе. Места было мало. Она неловко упала на чьи-то колени, пребольно ударившись о столешницу боком.

Гости ревели в восторге. Да, это было чудесное зрелище. К тому же все это сопровождалось радостным звоном этих треклятых колокольчиков страсти.

Анна почувствовала чужую руку на внутренней стороне ноги и, недолго думая, ударила наглеца головой в нос. Вместе с обидчиком и его стулом она грохнулась на пол.

– Какова моя новая женушка! А! – Граф торжествующе расставил на столе ноги. – Горячая штучка! Что я вам говорил. Придется постараться, обкатывая такую сноровистую кобылку! Вот это будет ночка! А сейчас отведите ее в спальню. Эй, вы там! Я скоро ею займусь.

Анна пыталась подняться, длинное платье ей ужасно мешало. Она была в нем совершенно неуклюжей. Новобрачная оттолкнула ногой барахтающегося увальня, при этом разодранное платье позволило обнажиться всей ноге до бедра. Гости из дальнего конца стола вскакивали на свои стулья, чтобы ничего не упустить. Даже женщины.

Анна перекатилась на сторону и встала на четвереньки. Если бы у нее сейчас был ее вальтер…

Слуги с двух сторон подхватили ее за локти.

– Эй, граф, а как же наш уговор, – крикнула Анна. – Где мой человек!

– Это она про своего слугу, а представляете, как рьяно она будет защищать наших детей. Эта кошка любому глотку перегрызет, – провозгласил граф и спрыгнул со стола.

– Ах ты, ушлепок средневековый. – Анна попыталась дотянуться до него и пнуть его ногой. – Детей ему подавай!

Граф загоготал и кивнул своим слугам. Те потащили Анну к ближайшей лестнице. Она дернулась, но кто-то из холопов пребольно двинул ей кулаком под ребро. Девушка замерла, решила пока поберечь силы. Мужской гогот стал ослабевать.

Перед ее глазами проплыли ступени, высокая арка и сводчатый каменный потолок. Старик в ливрее дрожащей рукой отворил дверь. Сейчас ее запрут. Анна попыталась вырвать из тисков правую руку, но ее держали очень крепко. Она извернулась, целясь зубами в чье-то близкое ухо – и это не получилось. Ее внесли в комнату, не сильно и незлобиво отшвырнули в сторону и захлопнули тяжелую створку двери. Анна упала на пол. Толстый ковер поглотил звук. В нос ударил запах затхлой пыли.

Опять открылась дверь, впуская в комнату шум банкета и прямоугольник света, который упал на голую спину пленницы. Анна сжалась и повернула голову. Старый лакей в ливрее поставил на комод звякнувший поднос.

– Покушайте, госпожа, – произнес он.

Анна отвернула лицо к ковру. Дверь закрылась.

Она не плакала. Глаза ее были сухи. Вино пошло на пользу – в ней не было жалости к себе, лишь злость. Девушка села на колени и осмотрелась. Это была большая спальня, погруженная в полумрак. Только высокое окно освещало ее. Ночь была лунная.

Возле дальней стенки стояла огромная кровать с высоким изголовьем и резными деревянными столбами. На столбах накинута кисея балдахина. С потолка свисали тяжелые плюшевые полотнища с красными псами.

– Значит, это будет здесь. – Она встала и двинулась к кровати. – На этом сексодроме…

Сейчас ее муженек наберется побольше вина и вспомнит о молодой жене. Ее вальтер и меч остались в той комнате, где ее нарядили в свадебное платье. Иначе она бы знала, что делать…

Анна вдруг опомнилась и подбежала к окну. Каждый ее шаг сопровождался трезвоном браслетов. Створки были распахнуты. Она высунулась в ночную тишину. За окном лежал старый запущенный сад. Но нечего было и думать убежать через окно. Слишком высоко. И до деревьев было не добраться. Анна вскочила на широкий подоконник и посмотрела вниз. Нет, это самоубийство. Она увидела крепостную стену и прилепившиеся к ней постройки. На стене в карауле скучал солдат в тускло поблескивающей каске с двумя козырьками. Ей послышалось, что где-то кто-то ругнулся по-немецки. Куда они могли запереть Франца? Девушка сорвала ненавистные браслеты и швырнула их в кусты.

Со стороны кровати раздался какой-то шорох. Анна замерла. У нее в голове промелькнула мысль о здоровенной серой крысе с розовым хвостом. «У них же здесь Средневековье. Антисанитария. Они должны тут быть везде». Но следом за шорохом послышался приглушенный голосок, и затем еще один.

Анна спрыгнула с подоконника. Звуки тут же прекратились.

– Кто там? – произнесла девушка. – Кто здесь прячется?

Бархатные портьеры закрывали ложе любви. Целый лабиринт полотнищ. Подвязанных и распущенных. Звук не повторялся.

– Ну-ка, покажись. – Анна осторожно пошла вперед. – У меня кинжал! Имей в виду.

Она кошкой вспрыгнула на покрывало.

Горы подушек возле изголовья зашевелились. Из-под них появилась детская кучерявая головка. Темные глазки с испугом смотрели на Анну, каждую секунду готовые разразиться слезами.

Девушка тихо опустилась на кровать. Правой рукой она прижала разорванный бок атласного платья.

– Ты что здесь делаешь? – негромко произнесла она.

– Мы здесь прячемся…

– Ты здесь не одна? – Анна повернула голову. – Где же вы все?

– Мы здесь только с Себой. От папки прячемся. Вылазь, Себа. Она добрая…

Плюш колыхнулся. Возникла детская ладошка, а за ней перепачканное мальчишеское личико. Его брови были сурово сдвинуты.

– Ты не дерешься? – спросил он.

– Что ты, я никогда не бью детишек. Тем более таких милых.

– Я не ребенок, – сказал мальчик. – Мне уже семь лет. И я смотрю за Гердой. Ей только четыре.