Дневник плохого года - Джозеф Максвелл Кутзее

Пока она выдавала эти довольно несвязные сведения, воздух вокруг нас положительно искрил, причем флюиды не могли исходить от меня, я больше ничего подобного не выделяю, следовательно, флюиды выделяла она, и не целенаправленно, а просто от их избытка. Гостиничный бизнес, повторила она, или, если вам угодно, человеческие ресурсы — у нее также имеется некоторый опыт в сфере человеческих ресурсов (чем бы они ни были); и снова боль отозвалась во мне, боль, о которой я упоминал ранее, метафизическая ее разновидность или, по крайней мере, разновидность постфизическая.

Таким образом, сама по себе передача власти старшему сыну не лучше и не хуже, чем передача власти в результате демократических выборов. Однако жить при демократии означает жить во времена, когда в ходу только демократическая система, и только она имеет вес.

Во дни королей было наивно думать, будто старший сын короля лучше всех подходит для управления страной; не менее наивно в наши дни думать то же самое о правителе, избранном в ходе демократического голосования. Правило преемственности не является формулой для определения лучшего правителя — оно является формулой для облечения того или иного лица властью с целью предупредить гражданские конфликты. Электорат — он же demos — полагает, что его задача состоит в избрании лучшего из кандидатов, однако в действительности задача его куда проще — от электората требуется помазание (vox populi vox dei[3]), совершенно не важно кого именно. Подсчет бюллетеней может представляться способом выявления истинного (иными словами, самого громкого) vox populi; однако эффективность формулы подсчета бюллетеней, равно как и эффективность формулы старшего сына, заключается в том факте, что она, формула — объективна, непреложна и находится за рамками политического соперничества. Орлянку можно назвать столь же объективной, столь же непреложной, и вдобавок провозгласить (что, впрочем, уже было сделано) олицетворением vox dei. Мы не выбираем себе правителей посредством орлянки — орлянка ассоциируется с азартными играми, а значит, статус ее низок — но кто посмеет заявить, что мир был бы в худшем состоянии, если бы с начала времен правителей избирали по принципу «орел или решка»?

А пока, продолжала она, я помогаю Алану с отчетами и тому подобным, так что он экономит на услугах секретаря.

Ах, Алану, сказал я.

Выводя эти слова, я представляю себе, будто излагаю свои антидемократические взгляды скептически настроенному читателю, который будет без конца сравнивать их с общеизвестными фактами: согласовываются ли мои размышления о демократии с реальным положением дел в демократической Австралии, в демократических Соединенных Штатах, и так далее? Читателю не следует забывать, что на каждую демократическую Австралию приходится две Белоруссии, или два Чада, или две Республики островов Фиджи, или две Колумбии, которые тоже используют формулу подсчета избирательных бюллетеней.

По всем меркам Австралия — это страна продвинутой демократии. Это также страна, где процветают цинизм по отношению к политике и презрение по отношению к политикам. Однако и цинизм, и презрение внедрились в систему вполне безболезненно. Если вы (продолжим спор о демократии) не во всем поддерживаете систему и желаете изменить ее, делайте это в рамках системы: баллотируйтесь на пост члена правительства, подвергайте свою кандидатуру рассмотрению и голосованию ваших сограждан. Демократия не принимает во внимание политику за пределами демократической системы. В этом смысле демократия тоталитарна.

Если во времена, когда каждый объявляет себя демократом до мозга костей, у вас имеются разногласия с демократией, вы рискуете потерять связь с реальностью. Для восстановления связи с реальностью вы должны постоянно напоминать себе о том, каково это — столкнуться с государством (не важно, демократическим или каким-либо другим) в лице госчиновника. После чего задавать себе вопрос: кто кому служит? кто слуга, а кто господин?

Я с Аланом живу, пояснила она. И взглянула на меня. Взгляд ее не говорил: Да, я фактически замужняя женщина, так что, если вы вынашиваете некие планы, они будут расцениваться как тайное прелюбодеяние, со всеми вытекающими; ничего подобного, напротив, взгляд ее говорил: Кажется, вы считаете меня большим ребенком, так вот, не пора ли обратить ваше внимание на тот факт, что я далеко не ребенок?

Мне тоже нужен секретарь, сказал я, беря быка за рога.

Да? сказала она.

Обычные члены общества звонят на радио-ток-шоу, чтобы поделиться следующими своими соображениями: хотя они и признают, что пытки вообще-то скверная штука, иногда они, пытки, всё же необходимы. Отдельные граждане даже выдвигают предположение, что творить зло допустимо во имя добра. В целом они презирают убежденных противников пыток — такие люди, говорят они, витают в облаках и понятия не имеют о реальном мире.

Макиавелли утверждает следующее: если вы как правитель полагаете, будто каждое ваше действие должно рассматриваться с точки зрения морали, вас неминуемо низложит тот, кто не подвергает свои поступки подобным проверкам. Чтобы удержать власть, необходимо не только постичь искусство обмана и вероломства, но и быть готовым при необходимости это искусство применить.

Руководящим принципом Макиавелли является необходимость, necessita. С домакиавеллиевской точки зрения, верховным законом считался закон морали. Если случалось так, что закон морали попирался, событие это расценивалось как злосчастье; впрочем, в конце концов, правители всего лишь люди. С новой, макиавеллиевской точки зрения, нарушение закона морали оправданно, если необходимо.

Так в современной политической культуре появился дуализм, выражающийся в том, что культура эта одновременно поддерживает абсолютную и относительную систему ценностей. Современное государство обращается к морали, религии и естественным законам как к идеологической основе собственного существования. В то же время государство готово попрать мораль, или религию, или естественные законы, или всё сразу, в интересах самосохранения.

Да, сказал я, видите ли, я по профессии писатель, сроки поджимают, вследствие чего мне нужен секретарь, который бы напечатал мою рукопись, и, может быть, заодно ее и отредактировал — короче, привел бы к общему знаменателю.

Вид у нее был озадаченный.

Я имею в виду, привел бы мои записи в порядок, разложил всё по полочкам, объяснил я.

Обратитесь в бюро, сказала она. Например, в бюро на Кинг-стрит — туда Аланова компания обращается, когда работа срочная.

Макиавелли не отрицает безусловности требований, налагаемых на нас моралью. В то же время он утверждает, что в интересах государства правитель «часто вынужден [necessitate| действовать вопреки принципам лояльности, милосердия, гуманности, а также религии»[4].