Тревожная осень - Андрей Дымов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выдал двусмысленную фразу не потому, что хотел пофлиртовать. Упаси Бог! Только этого сейчас не хватало. Просто показалось, что со стороны он выглядит жалким, а таким Андрей Семенович никогда не был и быть не хотел, изменять себе самому не собирался. Как поется в песне: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому».
– Спасибо, милая Аллочка, – быстро справившись с минутной слабостью, произнес Андрей Семенович, застегивая рукав рубашки. – Когда будет готов результат?
– Сегодня среда, завтра будем делать. Вы в пятницу приходите, – ответила Алла, колдуя с пробиркой, полной взятой у него крови.
– Спасибо еще раз, миленькая, что не выгнала меня без бахил, – попрощался Андрей Семенович.
– До пятницы.
Эти два дня были точно не самыми легкими в его жизни. Ситуация осложнялась тем, что в пятницу, во второй половине дня, ему предстояло дать ответ очень серьезному человеку о покупке здания – берет он его или нет. Эта сделка была связана с большой суммой залога, оформлением кредита и т. п. Очень вовремя! Хотя разве болезнь приходит вовремя, да еще такая?
В пятницу, в 11.55, он подъехал к медицинскому центру. Пересиливая себя и внимательно глядя перед собой, не бежит ли наперерез темная кошка, поднялся на второй этаж. Вот и нужный кабинет. Надо постучаться, сглотнуть слюну и, широко улыбаясь, открыть дверь и сказать: «Здравствуйте, Аллочка!»
Но, открыв дверь, он не успел поздороваться. Аллочка словно ждала его и сразу выпалила:
– 4,42. Почему вы не радуетесь?
Милая, светлая девочка. Он не радовался потому, что на радость не было сил. Просто на долю секунды застыл, готовый расцеловать все веснушки на ее добром лице. Не как мужчина или отец, а как хомо сапиенс, несказанно благодарный другому хомо сапиенс за сопереживание.
– Спасибо, милая Аллочка, – он слышал свой голос, но ему казалось, что говорит кто-то другой. – Спасибо, дорогая. Дай Бог тебе счастья. Ты добрая девочка. Я сейчас приду.
Будто первоклассник, услышавший звонок на переменку, он пулей слетел по лестнице в вестибюль, к ларькам, торговавшим конфетами, и с полным пакетом сладостей вернулся к Аллочке, а затем помчался в больницу к Анне Ивановне. Не выдержал – позвонил ей с дороги.
Влетев в кабинет к урологу, Андрей Семенович буквально припечатал к его столу бумажку с результатом анализа:
– Вот! 4,42.
– Ну ладно, – внимательно изучив результаты анализа, пробурчал уролог. – Я-то хотел отправить вас на биопсию. Агрессивная процедура, скажу я вам. В общем, идите.
Выскочив из его кабинета и поклявшись ни при каких обстоятельствах больше там не появляться, Андрей Семенович отправился на работу.
Через год он повторил анализ: 3,2 мг/л. Успокоился. Не совсем, конечно, но полегчало. Сейчас, спустя еще один год, он решал: ехать сначала на работу, а потом к Анне Ивановне или наоборот? И еще, что за второе облачко его тревожит? Не вспомнить. Ладно, об этом потом.
«У меня все в порядке. Я целый год принимал лекарства, – убеждал он себя, а в голове почему-то вертелось число 2,7».
«Поеду сначала на работу, а потом к Анне Ивановне», – думал Андрей Семенович, открывая дверь машины. Но, едва сел, услышал будто со стороны прозвучавший собственный голос, обращающийся к водителю:
– К Анне Ивановне, Ванечка.
В отделении Анны Ивановны царила напряженная, деловая и немного праздничная атмосфера, как бывает в учреждениях в последний день перед отпуском, особенно коллективным. По привычке энергично шагая, Андрей Семенович прошел в отделение, дошел до сестринского поста и сделал дежурный комплимент насчет стройности ножек медсестре Валечке, хотя мысли его в этот момент раздирались между величиной PSA, которую ему должны были сообщить, и утренним облачком. Он никак не мог вспомнить вторую причину для беспокойства.
И тут он столкнулся лицом к лицу с уже замученной с утра Анной Ивановной. Всех больных нужно было выписать, дать рекомендации по лечению, снабдить рецептами и, что самое важное, напутствовать, ободрить так тепло, как умела делать лишь она. А еще одарить на прощание своей замечательной улыбкой.
Обычно при встрече или телефонном звонке он спрашивал ее: «Как поживаете, Анна Ивановна?» Она ему отвечала: «Потихонечку, Андрей Семенович. А как вы себя чувствуете?» И только после этого у них начинался серьезный разговор. Но сегодня, то ли Анна Ивановна торопилась, то ли по другой причине, она без вступления перешла к делу:
– Анализ PSA неважный: 5,64 мг/л. Вам нужно дойти до вашего уролога.
Большая капля холодного пота поползла по спине Андрея Семеновича. Он ждал, что ему, как обычно, скажут что-то вроде «надо решать проблемы по мере их поступления» или «анализ – не диагноз». Однако она молчала и вела себя отчужденно.
Пытаясь переломить ситуацию, Андрей Семенович начал пересказывать историю двухлетней давности. Он клял вечно ошибающихся при выполнении анализов лаборанток и говорил о битой посуде, понимая, впрочем, что разговор не к месту и не ко времени, а главное, бесцельный и глупый. Чего он хотел от Анны Ивановны – индульгенции? Так она не папа римский, чтобы ее выдавать. И неизвестно, помогла бы ему в этой ситуации индульгенция.
Андрей Семенович никогда особенно не вникал в то, что ему говорила Анна Ивановна, а информацию черпал в добрых серых глазах. Но сейчас ее глаза, хоть и открытые, были пусты – в них не удалось ничего прочесть. Это напугало его гораздо больше, чем PSA, равный 5,64 мг/л.
Андрей Семенович предпринял последнюю попытку: сказал, что через неделю улетает в отпуск, и его не будет в Петербурге почти месяц, поэтому нет смысла срочно бежать к урологу. Он спросил, дает ли она ему месяц, прекрасно понимая, что вопрос, мягко говоря, кретиничен: 57-летний мужик сам должен принимать подобные решения. Ему даже слушать себя в тот момент было противно и тошно. Речь его была путаной и нервной, что неудивительно. Но при чем тут Анна Ивановна, у которой и без него тысяча дел и пятнадцать больных?
Он замолчал и тут же, чего ранее не бывало, Анна Ивановна резко, даже грубо прервала его, воспользовавшись маленькой паузой:
– Андрей Семенович, я вас очень прошу: дойдите до уролога.
Стало очевидно, что говорить дальше бесполезно. Если он не хочет идти к урологу и продолжать обследование, это должно быть его решение и ответственность. И не надо ничего перекладывать на плечи этой милой и уставшей женщины.
Поблагодарив Анну Ивановну, он пожелал ей хорошего отпуска и попросил разрешения позвонить один раз, пока она будет отдыхать. Потом сказал: «До свидания», повернулся и пошел к выходу, стараясь не сутулиться и не быть угрюмым. Навстречу шла Валечка, и он, желая скрыть свое состояние, повторил свой комплимент: «Валечка, тебя бы надо поместить на рекламу, на пляже, чтобы видны были твои очаровательные стройные ножки, и написать: „Отдыхайте на самых дорогих курортах мира!“»
Она ответила ему что-то, что полагается говорить в таких случаях, и Андрей Семенович подумал про себя: «Молодец. Держишься на уровне». Хотя, видит Бог, его мысли были далеки от женских ножек.