"Поворот все вдруг!". Укрощение Цусимы - Александр Лысев

– Доскачем! – бодро откликнулся Веточкин и врезал шпоры своему монголу. Как ни странно, он не испытывал ни малейшего страха. Скорее радостное возбуждение, как на экзамене, когда неизвестно, какой билет вытянешь, но в себе уверен – предмет все равно знаешь назубок.

«Давайте потягаемся», – мысленно проговорил Петя, подтягивая на подбородке ремешок фуражки. Нагнав князя, пошел рядом с ним корпус в корпус крупным наметом. От Веточкина не укрылась одобрительная улыбка Радзивилла в его адрес, что не могло не придать Пете гордости и бодрости.

Скачка продолжалась не менее пятнадцати минут. Японцы нагоняли, но больше не стреляли – видимо, решили взять их живьем. Взмыленный монгол, которого Петя пустил отчаянным галопом, выворачивал шею, сверкая розовыми белками глаз. На губах у лошади выступили клочья белой пены.

– Давай дальше! – крикнул Пете хорунжий, чуть приотстав, сдергивая со спины винтовку. И тут же снова нагнал Веточкина, держа взведенное оружие в вытянутой вдоль лошадиного крупа правой руке. Петя припал к лошадиной холке. Позади него щелкнул выстрел. Обернувшись, Веточкин увидел, как стрелявший на скаку с одной руки Радзивилл до костей врезал шпоры своему коню, а японские драгуны расходятся веером, пытаясь взять их в полукольцо. Огня противник по-прежнему не открывал. Они выиграли метров пятьдесят, но теперь это расстояние вновь стало быстро сокращаться. На бешеном галопе Веточкин и Радзивилл завернули за отрог ближайшего холма и пронеслись мимо стоящего как ни в чем ни бывало на обочине дороге офицера в русской полевой форме. По обе стороны от него лежали, как показалось Пете со своего скакуна, камни на равных расстояниях друг от друга. Офицер что-то отрывисто прокричал. То, что Веточкин принял за камни у дороги, вдруг оказалось мохнатыми папахами на головах у поднявшихся по команде на одно колено сибирских стрелков. Цепь пропустила двух всадников через себя, а затем последовал дружный залп. По крикам людей и лошадиному ржанию далеко за спиной Петя догадался, а скорее почувствовал, что погоня им больше не угрожает. Последовав примеру Радзивилла, Петя постепенно перевел лошадь на шаг. Азартно огляделся по сторонам – внизу открывалась панорама железнодорожной станции с пакгаузами и товарными вагонами на путях. Дальше тянулись извилистые улицы китайского города, спускавшиеся прямо к морю. Радзивилл остановил коня, передернул затвор. На песок, звякнув о лошадиное копыто, выпрыгнула стреляная гильза. Закинув винтовку за спину, хорунжий повернул к Пете раскрасневшееся лицо и, подмигнув, весело объявил:

– Инкоу!

Город бурлил. По улицам в сторону железнодорожной станции сновали подводы, груженные всевозможным военным имуществом. Носились верховые. Бегом спешили куда-то команды солдат. На одном перекрестке канониры пытались выкатить руками из жирной грязи увязшую одним колесом в канаве по самую ось полевую трехдюймовую пушку. Артиллерийский фельдфебель на чем свет стоит крыл стоявшего в растерянности ездового – молодого солдата, по вине которого, надо полагать, пушка скатилась с дороги. У пакгаузов уже полыхали огромные костры – в них летело имущество, которое не успевали погрузить в эшелоны. Обеспокоенный Радзивилл велел Пете ждать его в солдатской чайной неподалеку от городской комендатуры, а сам устремился к порту, в китайский рыбачий квартал, одному ему ведомыми маршрутами. Веточкин пока ждал князя, выпил три стакана чая с баранками. Часа через два ему объявили, что чайная закрывается. Расплатившись, Петя вышел к коновязи и принялся седлать своего отдохнувшего к этому времени монгола. Вскоре во двор на лошадях въехали Радзивилл и какой-то подполковник инженерных войск. Спешившись, они склонились над развернутым подполковником планшетом с картой. Веточкин заглядывал им через плечи, поднявшись на цыпочки.

– Эвакуация, – говорил подполковник. – Японцы прорвались к Инкоу крупными силами. Железная дорога перерезана. Город приказано оставить. Будем прорываться на север.

Радзивилл покивал и только теперь, полуобернувшись, заметил стоящего у них за спинами Петю. Веточкин, оттопырив нижнюю губу, впился глазами в карту и тоже, сам того не замечая, сосредоточенно кивал головой с деловым видом. Подполковник захлопнул планшет и, вопросительно изогнув бровь, кивнул на Петю:

– Это что за явление Христа народу?

Петя поджал губы и, вытянувшись во фронт, звонко отрапортовал:

– Вольноопределяющийся Веточкин, ваше высокоблагородие!

– Это со мной, – сделал жест кистью руки Радзивилл.

На окраине города раздались первые разрывы шрапнели. Во двор влетел есаул на рослом дончаке каурой масти. Сдерживая пританцовывающего жеребца, приложил руку с висящей на ней нагайкой к козырьку фуражки:

– Господин подполковник! Японец выставил батареи на холмах, ведет огнь по городу. Пехота атакует станцию…

– Уходите сейчас, не ждите ночи, – негромко сказал Радзивиллу подполковник и запрыгнул в седло. – С Богом!

Петя с хорунжим взяли под козырьки и тоже забрались на лошадей. Припустили по извилистым улочкам вниз к морю. Навстречу им бежали солдаты с винтовками наперевес. На знакомом перекрестке артиллеристы рубили постромки у безнадежно завалившегося на бок орудия, садились на запряжных лошадей.

– Прос…ли пушку, прости Господи! – бушевал фельдфебель. И, дико вращая глазами, заорал молодому солдату-ездовому: – Чего смотришь, курва?! Снимай замок…

Веточкин и Радзивилл спустились к берегу. Однако князь пустил лошадь не по направлению к порту, а в другую сторону – вдоль берега. Проскакали километра два. Лошади ногами разбрызгивали набегающие на каменистый берег волны залива. Остановились около китайской рыбачьей хижины. Прислушались. Вдали, по направлению к Инкоу, за рекой Ляохэ, вовсю грохотала канонада – там уже полным ходом шел бой. Солнце клонилось к закату, разбегаясь в отражении по водной глади.

– Здесь, – произнес хорунжий.

Сняли притороченные к седлам туркестанские мешки, винтовки и скатки. С размаху хлестнув лошадей одну за другой плетью, князь засунул два пальца в рот и совершенно по-мальчишески свистнул задорно и протяжно. Кони метнулись по серой гальке в обратном направлении. Закинув свой нехитрый скарб за плечи, Радзивилл бросил Пете «пошли!» и первым с хрустом зашагал в сторону рыбачьей хижины. Веточкин последовал за князем.

…Китайская джонка, поставив парус, под покровом ночи скользила вдоль побережья на юг. Седобородый китаец в полинявшем коричневом халате молча сидел у руля, уверенно правя вдоль берега. Еще садясь в джонку, Радзивилл шепнул Пете: «Спим по очереди». И первым развалился на носу утлого суденышка, подсунув под голову вещевой мешок. Положив винтовку на колени, Петя пристроился у борта. Через два часа пути они поменялись, однако смертельно уставшему Веточкину не спалось – слишком много впечатлений он получил за минувшие сутки. Радзивилл иногда о чем-то едва слышно переговаривался с китайцем. Тот тихо отвечал ему на ломаном русском, впрочем, весьма неплохом. Поняв, что заснуть так и не получится, Петя поднялся и вновь уселся вдоль борта. Винтовка выскользнула у него из рук и гулко стукнулась о дно джонки. Китаец издал шипящий звук, а князь приложил палец к губам. Все прислушались. Из предутреннего тумана со стороны моря послышался сначала легкий шорох, затем всплеск. Через несколько минут уже можно было расслышать ровный стук корабельной машины. Китаец положил руль на левый борт и проворно спустил парус. Радзивилл взялся было за весло, но китаец отрицательно покачал головой. Хорунжий повиновался его жесту. Джонку начало медленно и бесшумно относить течением в сторону берега. Прошло с четверть часа, и из рваного одеяла тумана показались очертания корабля со скошенными трубами.