Орел нападает - Саймон Скэрроу

Все это время центурион Гортензий не умолкал, подбадривая легионеров то шуткой, то окриком, громогласно грозя самыми жуткими карами совсем обессилевшим рядовым, но обещая чины и награды самым упорным и стойким. Когда дуротриги, передразнивая его, принимались поносить из тьмы римлян, старый вояка не оставался в долгу, отвечая туземцам отборной затейливой бранью. Наконец небо на востоке начало понемногу светлеть, свидетельствуя о приближении утра.

Измученному Катону на миг даже показалось, будто полоску рассвета вытянуло из-за горизонта страшное напряжение сотен человеческих взглядов, с мольбой и надеждой пытавшихся разогнать ночной мрак. Тьма вокруг римского строя редела, распадалась на тени, в которых проступали фигуры сопровождавших когорту врагов. Римляне были вымотаны, истомлены, однако их боевой порядок оставался незыблемым, и в случае новой атаки у них имелись все шансы опять дать противнику достойный отпор.

Дорога впереди стала подниматься к невысокому гребню, и, когда первые шеренги квадрата перевалили через него, Катон, приглядевшись, увидел вдали аккуратные очертания земляных валов укрепленного римского лагеря. До него было не более пяти миль. Над тонкой темной линией частокола висела грязно-коричневая пелена дыма костров, и только тут юноша понял, как он проголодался.

— Уже недалеко, парни! — крикнул Макрон. — Похоже, мы придем к завтраку!

Но не успел он это сказать, как дуротриги зашевелились, стягивая все свои силы в единый кулак. Враг, которому каким-то чудом удалось продержаться всю ночь, мог ускользнуть, и у них оставалась единственная возможность разгромить его, жестоко отомстив за своих соплеменников, чьи тела валялись повсюду вдоль пройденного Четвертой когортой пути.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— Говоришь, вы выехали вчера, во второй половине дня?

Веспасиан, выслушавший доклад только что прибывшего декуриона, поднял бровь.

— Так точно, командир, — ответил декурион. — Ближе к сумеркам.

— Тогда почему же ты столько времени сюда добирался?

Декурион смущенно откашлялся:

— Прошу прощения, командир. Поначалу нам все казалось, что мы скачем в самую гущу врага. Эти варвары были повсюду: всадники, колесницы, пехота… Они так и кишели вокруг! Приходилось маневрировать, менять направление, чтобы не обнаружить себя, а в результате я заблудился, и мне пришлось выбираться, положившись на интуицию. Оказалось, что мы сильно уклонились к востоку, но это выяснилось лишь с зарей. Ну а уж завидев Каллеву, мы понеслись сломя голову.

— Ясно.

Веспасиан внимательно вгляделся в лицо офицера, пытаясь понять, не хитрит ли тот с ним. Труса, способного ради собственной безопасности поставить жизни товарищей под угрозу, он не простил бы. Однако покрытый грязью и явно предельно измотанный длительной скачкой декурион держался с достоинством и глаз не прятал, хотя давалось ему это с трудом. Повисло тягостное молчание, которое нарушил Веспасиан. Он спросил:

— Какова численность дуротригов?

Ему было приятно отметить, что декурион помедлил с ответом. Хотя мог бы отделаться первой пришедшей в голову цифрой и отправиться спать.

— Их где-то две тысячи… может быть, даже две с половиной, но никак не более, командир. Примерно четверть из них — тяжеловооруженные пехотинцы, остальные — голь без мало-мальски надежных доспехов. Есть там, правда, пращники, есть колесницы — десятка, наверное, три. Это все, что я видел сам, командир. Но за ночь могли подтянуться и новые силы.

— Это мы скоро выясним. — Веспасиан кивнул в сторону выхода из шатра. — Ты и твои люди свободны. Позаботься о том, чтобы все они были накормлены и могли отдохнуть.

Декурион отсалютовал, сноровисто повернулся и твердой поступью отошел от письменного стола. Веспасиан, возвысив голос, кликнул к себе штабного дежурного, и в шатер тут же влетел щеголеватый младший трибун. Будучи отпрыском знатного рода, юный Камилл исправно нес службу, но отличался заносчивостью и легкомыслием. На ходу оправляя новехонькую дорогую тунику, он нагло оттолкнул командира кавалеристов.

— Трибун! — рявкнул Веспасиан.

И декурион, и трибун вздрогнули.

— Кто позволил тебе столь неподобающе вести себя с товарищами по оружию?

— Командир, я просто торопился и впопыхах…

— Довольно! Если подобное повторится, я велю этому храброму и столь великодушно не заметившему твоей выходки декуриону взять тебя с собой в патрулирование, о котором, клянусь, ты забудешь не скоро.

Декурион ухмыльнулся при мысли о том, во что превратится холеный аристократический зад после контакта с грубым кавалерийским седлом. Все еще улыбаясь, он покинул шатер и направился к своим людям.

— Трибун, объяви боевую тревогу. Первой, Второй и Третьей когорте вели приготовиться к срочному выступлению. Остальных пусть выведут на валы. Операция предполагается ближняя, так что пайков и поклажи не брать. Колонну формировать сразу по выходу из южных ворот. Да поживее, ясно?

— Так точно, командир.

— Тогда будь любезен, займись этим.

Молодой человек ринулся к выходу.

— Трибун! — крикнул Веспасиан ему вслед.

Трибун повернулся и с немалым для себя удивлением натолкнулся на очень твердый и чуть иронический взгляд.

— Квинт Камилл, постарайся выполнять свои обязанности несуетливо, без спешки. Вот увидишь, это сразу внесет нужный тон в твои отношения с боевыми товарищами и, что существенней, с подчиненными. Никому ведь не хочется думать, что его судьба вверена школяру-переростку.

Юноша вспыхнул, однако сумел справиться с растерянностью и гневом. Веспасиан кивком указал на выход, и трибун, развернувшись на каблуках, четким шагом покинул шатер.

Молодой Камилл получил суровую отповедь, но это заставит его вести себя поскромней. Что немаловажно, так как рядовые легионеры поглядывают с презрением на таких вот хлыщей, для которых армейская служба является лишь ступенькой к дальнейшей карьере. Мальчишеское высокомерие отпрысков знатных фамилий раздражает солдат. Именно оно, если копнуть глубже, во многом и формирует нелестное отношение армии к высшим слоям римского общества. Социальные перепады в военной среде вообще порождают уйму проблем, без дела усугублять их не стоит. Хуже нет — вести в бой недовольных тобою людей. Камиллу придется весьма постараться, чтобы завоевать их доверие.

Мысли Веспасиана опять вернулись к вопросу, который его занимал до того, как ему доложили о затруднительном положении Четвертой когорты. По-прежнему не было отклика на послание, отправленное Авлу Плавту. Конечно, в нынешнее межсезонье да по здешним дорогам до Камулодунума быстро не доскакать, но прошли уже все разумные сроки.

«Еще один день, — решил он. — Если наутро ответа не будет, придется слать к генералу другого гонца».