Никак - Юлия Прудько

Присев на скамейку, она достала из сумки врученный ей заламинированный японский куар-код счастья. Наведя на него свои зрачки, Алиса сделала глубокий концентрированный вдох и попыталась ответить хотя бы на один из его вопросов. Но ни то, что она любит, ни то, в чем она сильна, ни то, за что ей платят, ни то, что нужно людям, ни тем более КАК все эт[71] постичь, не прилетало ей на ум. Однако в какой-то момент Алиса задумалась о том, что, может, ум тут вовсе и не самый полезный, и не самый точный приемник сигнала. И куда эффективнее для таких целей будет раскрыть душу – чтобы все прилетало прямиком в нее, без сознательных и подсознательных искажений мозговых фильтров.

Почему-то Алисе захотелось плакать – как это происходило с ней за последние несколько месяцев, – без какой бы то ни было причины. Что-то защипало в носу, защемило в груди, закопошилось в сердце – возможно, так открывалась посадочная полоса для всех тех ответов, которые вот-вот должны были приземлиться туда прямиком из космоса. Алиса распахивалась. Ждала.

19. Алиса живет играючи

За всю свою жизнь Алиса играла в «Мафию» лишь однажды – лет 5 назад. Тогда ей не посчастливилось ни одержать победы, ни получить удовольствия. Зато удалось крепко-накрепко уяснить, какой вид досуга является для нее кромешно каторжным. Алиса никак не могла себе объяснить, почему людям нравится притворяться то шерифом, то доктором, то проституткой и пытаться всеми неправдами выдать себя за тех, кем они не являются, даже по синопсису игры, не говоря уже о жизненных сценариях. Возможно, игра в «Мафию» вызывала у нее такую неподдельную неприязнь, потому как она еще не успела толком разобраться в себе и определиться, кем сама по-настоящему является, а кем притворяется по жизни. Шериф, доктор, проститука – выбор, в общем-то, не так уж велик. А тут еще и в игре предлагают сбить все кое-как наведенные за долгие годы прицелы и наслоить на неокрепшую пока в своем самосознании сущность новую социальную и – правила игры обязывают – пластмассовую маску.

Одним словом, этим вечером Алиса мучилась полномасштабно, многогранно – от души. Масштабированию ее страданий способствовали:

– муки морали – пришлось оставить Владика в «Икигайке» с ночевкой;

– ментальные терзания – дала Игорю честное экзекьютив-коучинговое не слиться с игры и не слить работодателевы смотрины;

– и вполне себе физические пытки – шла на эти смотрины, как полагается, на самых высоких шпильках в гардеробе[72] – 12 сантиметров над уровнем здравого смысла.

Это был первый светский выход Алисы со времен ее прощания с костяной ногой и первый обувной блэк тай на фоне бессменного в последнее время спортивного класса «комфорт».

Ее слегка укачивало от собственной высоты и превосходства. А также от мысли о том, что еще минут 15, не меньше, ей предстоит преодолевать все препоны похорошевше-пешеходной Москвы на пути к нефтегазовым мафиози.

В «Мафию» играли в закрытых апартаментах в Петровском переулке – одна из тех самых московских уличных артерий, по которым сочится весь жир земли, оставляя в пространстве энергетические бляшки неблагополучия, взбешенного с него же – с жиру. Разбитые сердца, разоренные счета, расшатанные нервы. Алиса редко оказывалась в подобных местах и при оказии всегда прилагала максимум усилий к попытке бегства. Однако на этот раз она уверенно-сбивчивой (с непривычки) походкой сама направлялась навстречу свету высшему в надежде на жизнь лучшую. Периодически, ломая каблуки, голову и собственные стереотипы о дружбе, Алиса все же доставала телефон, чтобы позвонить Игорю, сказать, что не придет, и спокойно отправиться восвояси. Восвоясях ждали лучшие духовные наставники – всецело принимающий ее плед и вечно приветливые тапки-зайцы. Но Игорь видел Алису насквозь, а также имел общее представление о ее нежной страсти к тапкам, поэтому заранее предупредил, мол, телефон ловить не будет и – чуть понизив тон: «Там действительно будут важные люди…»

Важные люди ждали Алису по адресу, отыскать который можно было либо божьим провидением, либо пройдя квест по шагам, описанный в приглашении на игру. Значит, заходишь с переулка, находишь вторую арку справа, проходишь двенадцатый шлагбаум и возле пятого охранника слева будет дверь в подвал. Так вот, пройди мимо и поверни на 278 градусов, там ты увидишь злую собаку… и далее еще пунктов семь инструкции по преодолению пути, себя, пути к себе и прочих обстоятельств, которые (как подсказывает нам классика) в таких дремучих подворотнях либо убивают, либо делают сильней.

Если бы Алиса не была всецело занята пронзительной болью, сводящей ей ступни (привет, 12-сантиметровое сумасбродство!), она бы – сомнений нет – заняла себя массовой рассылкой проклятий в адрес организаторов. Почему для игры в «Мафию» нельзя было снять люкс в отеле, где главной тернью на пути к игровому фарсу было бы нажатие кнопки лифта, для Алисы оставалось загадкой. Которая, конечно, была не так интересна, как головоломка, после какой хромой собаки заворачивать за угол.

Наконец, после увлекательной экскурсии по всем подворотням ЦАО – где-то между зданием Федеральной налоговой службы и секс-шопом «Счастливый конец», неоновая вывеска которого метафорично знаменовала финал квеста, – Алиса обнаружила необходимую ей дверь. Как и было велено незримым воцапным перстом коуча, Алиса поднялась на третий этаж. Одна из четырех дверей лестничной клетки была приоткрыта и довольно явно обнажала атмосферу нескрываемого вечериночного веселья. Однако не совсем ту, что описывал ей Игорь, и совсем не ту, что представляла себе Алиса…

Во-первых, единственное, что намекало на принадлежность данной входной группы к категории элитной недвижимости, был фикус-переросток, заслонявший наглухо заколоченное фанеркой окно консьержа. Алиса мысленно оправдала этот элемент антуража избыточной конспирацией действительно важных людей. Однако винтажные перила с торчащим заусенцами трухлявой древесины и стертый облупившийся бетон ступеней, сопровождавших Алису на нужный ей этаж, наводили ее на подозрения о том, что, возможно, все же собака была недостаточно злая и надо было не лениться, поискать другую и завернуть за нее.

Апартаменты, в которых наблюдались все симптомы вечеринки, походили на обычную трешку, плотно набитую отрыжками икейного производства вперемежку с мебельной ветошью 90-х. Потертые обои пребывали в вековой тоске и наводили ее же. Линолеум пузырился от возмущения. Четкие линии стеллажа «Билли» слегка ползли в едва заметной дымке благовоний, из колонок доносились аюрведические шлягеры, за приглушенный свет отвечали разбрызганные повсюду огоньки свеч. Но все эти детали атмосферы, громко резонирующие с Алисиными представлениями о том, как проводит свободное время управленческая элита столицы,