Большой погром - Василий Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из темноты вынырнули два человека, Креслав и Драган. Они прошли сквозь строй телохранителей, остановились рядом, и я спросил:
– Что с Губером?
– Фло мёртв, – отозвался Креслав.
– Его казна у нас, – добавил Драган. – Можем передать её тебе, вождь. Там гривен триста будет.
– Не надо. Вам серебро тоже пригодится. Что с наёмниками?
– Всех пруссы перебили. Они понять ничего не успели. Воров, которые против нас, тоже убрали. Мы позаботились, свидетелей нет.
– Точно?
– Да. – Вароги ответили одновременно и вместе кивнули.
– Добро. Что делать и как будем связь держать, вы знаете. Ступайте. Яровит смотрит на своих верных последователей. Вы остаётесь на территории врага и не забывайте, что наше дело правое и мы на стороне светлых сил.
– Не забудем!
Вароги поклонились и снова скрылись в темноте, а с башни, которая нависала над открытыми воротами, раздался окрик наблюдателя:
– Католики идут! В конце улицы! Конные!
Всадники, наверняка из крепости. Сообразили защитники города, что мы отступаем, и решили нас пощипать. Логично. Но мы к этому готовы.
– К бою! – отдал я команду.
Воины зашевелились и сразу перегородили улочку перед воротами баррикадой из сломанных заборов. На башне замерли стрелки, а за баррикадой вароги с греческим огнём и пороховыми бомбами. Перед высадкой я хотел с собой пищали взять, но рассудил, что в городе толку от них немного. Каждое орудие весом под сорок килограммов, а ещё ядра надо тащить и порох. Я не захотел возиться и оставил пищали с расчётами на нефах, которые стоят на рейде и ждут возвращения войска.
– Бей язычников! – раздался в конце улицы крик. – С нами Бог и Дева Мария!
«Неужели конница помчится на баррикаду? – спросил я себя. – Глупо. Проще обойти город, пройти полями и выйти на дорогу, по которой мы отступаем».
В самом деле, католики попытались сбить нас конной атакой при поддержке пехоты. Три десятка тяжеловооружённых рыцарей, набирая скорость, не жалея прикрытых доспехами лошадей, помчались на нас. И они имели шанс прорвать заслон, если бы на месте моих воинов оказался кто-то другой, например пруссы. С потерями, конечно, но рыцари захватили бы ворота. Однако пруссы уже ушли, и ворота прикрывали мои дружинники, как особо важное направление.
Защёлкали арбалеты, и в рыцарей полетели сосуды с греческим огнём, а следом начинённые гвоздями пороховые гранаты. Огонь, как обычно, сделал своё дело. Рыцари, теряя воинов и лошадей, замерли. Первый ряд погиб полностью. А стрелы и гранаты окончательно развеяли боевой дух всадников и пехотинцев.
Груда из лошадиных и человеческих тел дополнительным валом перегородила подход к воротам. Всё это горело. Слышались крики, стоны и конское ржание, а влажный воздух был наполнен запахом палёной шерсти. Полный порядок. Отступление прикрыли, и противник теперь долго не оклемается.
Смахнув с лица дождевые капли, я взмахнул рукой, привлёк внимание Хорояра Вепря, который по-прежнему командовал моими телохранителями, и сказал:
– Уходим.
Спокойно, без криков и шума, мы покинули оборонительный рубеж, подпалили караулку, опустили за собой решётку, повредили воротный механизм и отступили.
Дождь продолжался. Дорога раскисла, вокруг темно. До рыбацкой деревушки путь неблизкий, и следовало поторапливаться.
Однако снова заминка. В двух километрах от городских стен мы встретились с вражеским отрядом. Это были ополченцы, которые спешили в Брюгге и разминулись с нашими основными силами. Около двухсот крестьян двигалось навстречу, и мы заметили их первыми.
– Атакуем и прорываемся, – бросил я Хорояру.
Негромко он отдал пару команд. Вароги и телохранители стянулись в кулак, прикрылись щитами и рванули на врага.
Живой бронированный зверь с мечами-когтями почти проломился сквозь толпу растерявшихся крестьян. Но порыв быстро иссяк, и мы завязли. Среди ополченцев были хорошие воины, думаю, отставные наёмники или бродячие бойцы. Во Фландрии и Фрисландии таких людей много. Они смогли сковать нас, и мне пришлось взяться за меч.
Рыча, будто хищное животное, один из вражеских воинов бросился на меня с топором, а я встретил его клинком. Мой меч пронзил его живот, и, потянув оружие на себя, я сделал шаг вперёд. Слева и справа телохранители, а перед нами несколько ополченцев, пара наёмников и лучник.
Прыгнув, я рассёк лук стрелка и его горло. На меня хлынула чужая горячая кровь, и я засмеялся. Мой смех услышали многие, а я, оттолкнув плечом мёртвого стрелка, нанёс следующий удар. Клинок вонзился в бедро наёмника, он упал на колено и отмахнулся кинжалом. Лезвие просвистело перед моим лицом, и в этот момент его добил воин, который прикрывал меня справа.
– Не останавливаться! – зарычал Хорояр, подгоняя наших воинов. – На слом! За вождём! Рарог!
– Рарог! – поддержали его воины.
Ещё один рывок, и строй врагов окончательно распался. Наёмников оказалось немного, и они были уничтожены, а крестьяне, потеряв командиров, разбежались.
В этой случайной стычке мы потеряли трёх человек убитыми и семеро получили ранения. А общие потери во время штурма Брюгге составили сорок семь убитых и семь десятков раненых. Не так уж много, учитывая размеры города и численность противника, но не так уж и мало.
Спустя шесть часов грязные, уставшие, голодные и измотанные мы вошли в рыбацкую деревушку. На корабли грузилась добыча, и один за другим драккары, шнеккеры, дубасы и лодьи покидали берег. Хотелось только одного – спать. Но до этого следовало решить вопрос с пленниками, и я отправил гонца к Вартиславу.
Нормандия. Весна 6659 от С. М. З. X.
– Вижу паруса! Догоняем эскадру Доброги! – закричал впередсмотрящий, и я проснулся.
Встал с плаща. Подошёл к бочке с водой, снял крышку и ковшиком зачерпнул пресной воды. Напился, и стало легче. Сонная одурь отступила, но настроение всё равно паршивое. А всему виной разговор с Вартиславом и последующие события.
Бодрич пришёл на мой зов, и я потребовал перебить пленников – они обуза и нам сейчас не нужны. А он стал спорить. Слово за слово – кулаком по столу. Мы с ним поругались, но в итоге он смирился и подчинился. После чего пленников казнили. Всех.
Это произошло на берегу, и воины, которые выполняли приказ своего вождя, сложили из тел и голов пленных курган. Пусть католики боятся и слагают о нас страшные сказки, пусть знают, что мы их даже дома достанем.
Проблема была решена. Эскадра отплыла. Я покидал берег последним. Прошёл мимо мертвецов, услышал за спиной шум и обернулся – это скатилась с вершины кургана одна из отрубленных голов и замерла у моих ног. При жизни голова принадлежала молодой девчонке, не старше семнадцати лет. Красивая. Полная сил и здоровья. Все зубы на месте и длинные волосы цвета спелой пшеницы. Её и других фламандцев убили. Дело обычное – времена нынче суровые. Однако меня, словно сопливого мальчишку, стали мучить угрызения совести.