Нубийский принц - Хуан Бонилья

— Почему?

— Потому что я никогда не видел, как люди совокупляются по любви. Никогда. У меня не было такой возможности.

— Они не любят друг друга.

— Полюбят, когда начнут ласкать друг друга у меня на глазах, я точно знаю. Как бы то ни было, я сумею убедить себя, что это настоящая любовь. Но через несколько месяцев все будет по-другому. Они превратятся в идеальные машины, способные свести с ума твоих идеальных клиентов. А я не идеальный клиент и не хочу, чтобы они были идеальными моделями.

Докторша вытерла щеку краешком салфетки, смахивая невидимую слезу.

— Я сейчас расплачусь.

— Давай покончим с этим. Когда я могу получить свой заказ?

— За день до отъезда в Мали.

— Согласен. Значит, в понедельник. Не забудь сообщить мне цену.

— Не забуду, можешь не беспокоиться.

Я допил последний глоток из своего бокала, достал лимон и съел его: я всегда так делаю. Перед тем как уйти, я спросил, что случилось с Эмилио. Теперь я уже не помню, как именно сформулировал свой вопрос, возможно, на самом деле было сказано: “Что произошло с Эмилио?” — но это по большому счету не важно. Прямо спросить у Докторши: “Что ты сделала с Эмилио?” я все равно не решился.

— А сейчас ты спрашиваешь как клиент или как охотник?

Я не ответил. Докторша помолчала несколько минут. Неторопливо достала из своего бокала лимон, хотела съесть его, но передумала и протянула мне. Я взял. Докторша очень медленно вытащила сигарету из золотого портсигара, которого я раньше не видел, одной рукой зажгла ее, пошарив пальцем по корпусу зажигалки в поисках колесика, высекавшего огонь. Глубоко затянулась, выпустила густое облако дыма и проговорила, не глядя на меня:

— Он отравился морепродуктами, омаром, или лангустами, или креветками, или чем-то в этом роде; интоксикация и мгновенная смерть.

Последние слова, призванные хоть немного сгладить впечатление от ужасной новости, не могли меня обмануть, ведь смерть от яда никогда не бывает мгновенной: организм отчаянно цепляется за жизнь и бросает все оставшиеся силы на борьбу с отравлением, продлевая агонию и наполняя последние минуты человека невыносимой болью, неудержимой рвотой — это тело тщетно пытается выплеснуть отраву — и нарастающей паникой. К несчастью для Докторши, она не могла знать об одной детали, превращавшей заурядный несчастный случай в изощренное самоубийство: у Эмилио была аллергия на морепродукты. Я узнал об этом, когда впервые пригласил его поужинать. Он отказался есть салат, обнаружив в нем одну-единственную креветку, а когда мне принесли суп из моллюсков, так разволновался, словно появления морепродуктов на столе было достаточно, чтобы подхватить смертельную заразу, словно от самого вида и запаха запретного блюда он мог с головы до ног покрыться сыпью, заполучить отек пищевода и угодить в больницу. Когда я спросил в чем дело, Эмилио признался, что у него аллергия и одной креветки вполне достаточно, чтобы по всему его телу вздулись страшные волдыри, а лицо чудовищно распухло. Забавный способ свести счеты с жизнью: до отвала наесться моллюсков и хотя бы в смерти расширить пределы собственных возможностей.

Шаги Бу раздавались в моей гостиной, словно в его башмаках — черных, с золотыми пряжками — притаилась парочка жаб. Новые подошвы издавали пронзительное кваканье. Мелодичное цоканье шпилек Ирене напоминало поступь иноходца. Передо мной лежат фотографии, сделанные в тот день: я истратил две пленки, но сохранилась только одна; вторая осталась в недрах моей “лейки”, а о том, куда подевалась “лейка”, я расскажу в свое время. Я попросил администрацию Клуба не сообщать нубийским принцам имя их первого клиента. Когда я появился на пороге, Бу растерянно поглядел на Ирене, а та уставилась на меня, будто прикидывая: сказать какую-нибудь колкость или ограничиться презрительным смешком. Когда негритянка стянула нелепую вязаную шапку, оказалось, что ее обрили наголо, чтобы подчеркнуть сходство с партнером.

Разговор сразу понесся на всех парах, не задерживаясь на опасных для каждого из нас темах: он напоминал корзину с мотками разноцветных ниток, из которой мы поочередно вытаскивали обрывки ничего не значащих фраз, опасаясь, как бы нас не затопило тягостное молчание. Наконец наступил момент истины, ознаменованный простодушным вопросом Бу: “Послушай, зачем тебе это?” Достойного ответа у меня не было, и, чтобы не запутаться в изгибах собственных мыслей, я отрезал: “Затем”. Повисла пауза, словно драгоценная ваза рухнула на пол и превратилась в россыпь осколков на глазах у растерянных хозяев и пунцового от стыда виновника происшествия.

Докторша, сменив гнев на милость, взяла с меня всего восемьсот евро, предупредив своих учеников, что я не должен к ним прикасаться. Но теперь, когда принц с принцессой были в моем распоряжении, возбуждение пошло на убыль, и мне было куда интереснее болтать с нубийцами, чем смотреть, как они раздеваются. Я хотел расспросить их о том, как им живется, нравится ли им новая работа, не жалеют ли они о своем решении, но Ирене, испугавшись, что не успеет показать все, чему ее научили, впилась поцелуем в губы нубийца и толкнула его на расстеленный на полу футон. Бу ответил на ее порыв, а я поспешил устроиться в кресле. Сбросив одежду, они растянулись на голубом покрывале: ноги и пах Бу были гладко выбриты, а Ирене стала еще стройнее. Я спросил себя, успела ли она сделать аборт, и решил, что вряд ли: чтобы прийти в себя после такой операции, нужно время. Меня сводили с ума неуверенность и робость любовников, их скованные движения и то, как они исподволь поглядывали на меня, стараясь угадать, не пора ли сменить позу. Я знал, что меня едва ли поблагодарят, если эти двое и вправду полюбят друг друга, но риск, что в новых звездах Клуба проснутся нежные чувства, существовал всегда, и Докторша прекрасно это понимала. Я готов был поклясться, что принц с принцессой влюбятся друг в друга, если не влюбились раньше, когда их готовили в модели. Такая месть была пострашнее глумления над необрезанными книгами. Конечно, любовная связь между нубийскими принцами сама по себе не означала крушение надежд Докторши, ведь им пришлось бы скрывать свои отношения от руководства Клуба, чтобы их не разлучили. Но что будет, когда появится клиент, который захочет не только смотреть, но и участвовать, или выберет не пару, а только одного из нубийцев? Не так-то легко смириться с тем, что у твоего возлюбленного есть цена и его может купить любой, кто способен ее заплатить. Принц с принцессой уже собирались перейти от поцелуев к соитию, когда я спросил:

— Вы любите друг друга?

Бу обернулся, но Ирене схватила его за подбородок и закрыла ему рот поцелуем. Потом она заставила нубийца перевернуться на спину и уселась сверху. Для меня такая поза была не слишком удачной, поскольку я не видел ничего, кроме длинных ног Бу, округлой спины его партнерши и ее налитых ягодиц. Мне пришлось пересесть поближе. Нубийцы ласкали друг друга молча, не пытаясь изобразить страсть при помощи стонов и завываний. Лишь изредка с губ Ирене срывался протяжный вздох. Девушка двигалась медленно. Руки нубийца обвивали ее плечи. Время от времени она поворачивала голову и легонько кусала его за пальцы. Мне захотелось услышать их голоса. Я подошел поближе. Теперь до футона оставался всего один шаг. Я зажег лампу, и комната наполнилась золотистым светом. Бу закрыл глаза, а Ирене жадно всматривалась в его лицо, стараясь справиться с дыханием. Ее движения постепенно становились все быстрее. Набравшись смелости, я присел на край циновки. Я любовался пупком Ирене, похожим на круглый темный глаз, и думал, не коснуться ли ее нежной кожи, но Бу вдруг грубо отпихнул партнершу и схватил меня за горло. Я и слова не успел сказать, только машинально отметил про себя, что член у нубийца неприятного бледно-розового цвета и отнюдь не поражает размерами. Мы скатились на пол, а Ирене в полной растерянности застыла посреди кушетки, втайне сочувствуя мне, а вовсе не своему свирепому другу. Мне стало страшно: в глазах Бу зияла ледяная бездна. Прижатый к стене, я тщетно пытался разомкнуть пальцы негра, стиснутые на моем горле. Задыхаясь и теряя силы, я был готов просить пощады, но не мог издать ни звука. Нубиец отпустил меня в тот момент, когда у меня стало темнеть в глазах, словно точно знал, сколько можно душить человека, пока он не потеряет сознание. Я скрючился на полу и судорожно ловил ртом воздух, разглядывая белые пятнышки на лодыжке негра. Витилиго, машинально отметил я про себя: в критических ситуациях наш мозг принимается фиксировать незначительные детали. Ирене робко увещевала Бу, не решаясь двинуться с места. Нубиец наклонился, схватил меня за волосы и потащил прочь из спальни, не обращая внимания на мои мольбы. В гостиной он поставил меня на ноги. Я задыхался, кожа на голове пылала. Из того, что произошло потом, я помню лишь улыбку на устах Бу и чудовищную скорость, с которой его плечо — коронный удар — врезалось в мой нос. Я очутился в стране густых теней, и лишь незнакомый голос настойчиво звал меня обратно. Открыв глаза, я понял, что парю в воздухе, а внизу, за тысячи километров от меня, какая-то женщина склонилась над моими бренными останками, снова и снова повторяя мое имя. Я хотел отозваться, но снова провалился во мрак. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел дерево, на котором росли младенцы, и бассейн, до краев наполненный отрезанными руками, но не почувствовал ни ужаса, ни отвращения, только смутную радость. Я не нуждался в добровольных помощниках, способных объяснить, что произошло: хватило одного взгляда в зеркало, чтобы понять: удар Бу вполне мог стоить мне жизни. На следующий день меня навестила Докторша с огненно-рыжими кудряшками и следами алой помады на зубах. Накануне она несколько раз звонила мне, чтобы узнать, как дела у нас с нубийцами, но я не подавал признаков жизни, а парочка так и не вернулась в офис, и тогда встревоженная Докторша решила отправиться ко мне, чтобы во всем разобраться на месте. Бедняжка опасалась, что мы втроем ударимся в бега. Консьержка слышала доносившийся из моей квартиры шум борьбы, но не усмотрела в нем повода для паники: мало ли что может происходить в доме молодого сеньора? Уж не знаю, чьи это были слова: консьержки или самой Докторши. Заподозрив самое худшее, Кармен потребовала у привратницы ключи и проникла в квартиру, ожидая найти в ней мой труп. Нечто и вправду похожее на мой труп обнаружилось в ванной. Я сидел на полу головой в унитазе, а по бедрам у меня лилась кровь: чтобы достойно завершить вечеринку, нубиец решил меня изнасиловать, а член у него был поистине чудовищных размеров. “Ну, не таких уж и чудовищных”, — едва не ляпнул я. Докторша закрыла лицо руками, и я увидел, что ее ногти покрыты лаком цвета индиго. У меня болело все тело. Нос превратился в переспелый персик, из которого постоянно сочилась кровь, так что мне приходилось то и дело менять ватные тампоны: это был кран, который невозможно закрыть. Дышать приходилось ртом, а прием пищи превратился в совершенно омерзительную процедуру, поскольку я то и дело открывал рот, чтобы глотнуть воздуха, демонстрируя всем остатки непрожеванной пищи. Докторша сообщила мне последние новости о нубийских принцах: