Дитя огня и волшебная корона - Келли Маккалоу

Неожиданно коврик растопился. Ноги скользили по каменному полу под ним. Ещё мгновение, и они стали погружаться в гранит. Меня медленно засасывало со стула вниз и дальше – в пол. Спаркс тоже стал тонуть. Он был наполовину в столе. Я почувствовал, как во мне нарастает ещё один крик. Ужасный холод достиг груди и заморозил звук. Лёд добрался до шеи, коснулся челюсти и… всё прошло.

Огонь нёсся сквозь бесконечную ночь, и я бежал сквозь огонь. Я был в тёмном месте, глубоко под землёй, в какой-то пещере. Несмотря на яркость пламени, я видел только случайные отблески света, отражающиеся от каменных стен и потолка. Тьма будто была живым существом, которое поглощало свет до того, как он смог бы продолжить своё путешествие.

Тьма казалась древней, злой и ужасно тяжёлой – живая сила, которая отчаянно хотела меня сокрушить. Но огонь, который держал меня, сдерживал и тьму. Я ощущал её как огромный кулак, который пытается сжаться в углях. Воля держалась, однако плоть не могла терпеть боль ожогов слишком долго.

– Где я?

– Мы между ними, – ответил Спаркс. Казалось, его голос доносится отовсюду.

– Между чем?

– Именно!

Он произнёс это тем саркастическим тоном, который иногда употребляют учителя, чтобы уязвить тупицу. И я с трудом подавил желание огрызнуться.

Но, прежде чем я сформулировал ответ, Тьма исчезла, унеся с собой огонь. Где я? Холод всё ещё пронизывал тело. Казалось, он ползёт вдоль… спины. Я осознавал, что лежу на спине на чём-то вроде грубой каменной плиты. Сверху, на расстоянии вытянутой руки, тоже виднелся камень. Неизвестно откуда исходило тусклое серое свечение… Это грибки-крошки.

Надо повернуть голову. С огромным усилием мне наконец удалось наклонить её вправо и… Если бы у меня хватило сил, я бы тут же рванул назад. Там был Оскар. Он сидел на массивном каменном стуле в одежде цвета жёлтого золота. На голове красовалась Северная Корона. Его позу можно было бы сравнить со скульптурой «Мыслителя»[12], если бы не гнев, исказивший черты лица. Сходство с тираном усиливал крепкий кулак, которым Оскар подпирал волевой подбородок.

– Что же мне с тобой делать, Кальван?

– А?

Это была самая остроумная фраза, которую я смог из себя выдавить. В голове мелькнуло: «Конец».

– Ты доставляешь слишком много проблем.

Он поднялся со стула, подошёл и в упор уставился на меня. Его лицо выглядело твёрдым и холодным, как камни вокруг. Ещё никогда его вид не был так далёк от человеческого.

– Я заколдовал тебя на Хеллоуин. Подчинил своей воле с той же силой, что и раньше, на всю ночь. Однако действие прошло через несколько часов. Я чувствовал, как оно трескается и сползает. Этого не должно было случиться.

– Наш парень полон сюрпризов.

Голос донёсся откуда-то снизу, и я почувствовал возле правого бедра что-то тёплое.

– Спаркс?

– Я в порядке. – Он не произнёс это вслух. Голос зайца звучал испуганно и одновременно сердито.

– У нас с Королём Зимы, пока мы ждали твоего пробуждения, состоялся небольшой диалог.

Оскар снова заговорил:

– С самого Хеллоуина я пытался разобраться, как тебе удалось разрушить моё заклинание. Влияние, которое я оказал на тебя в ту ночь, было направлено на огонь. И не просто на огонь, а на костры из ясеня и дуба – древнего пламени вашего дома. Ты просто не мог его разрушить, тем более так быстро. По крайней мере не тогда, когда я заполучил обновлённую Корону Севера.

Оскар коснулся пальцем белого камня в центре короны.

– Но ты избавился от него. И не только тогда. А ещё три раза. Когда я застукал вас с зайцем, то подумал, что это он развеял мои заклинания. Но эксперименты, проведённые за последний час, доказали, что это не так. Что-то глубоко в твоём сердце сопротивляется камню сильнее, чем любой огонь.

– Может, ты плоховато колдуешь?

Послышался вздох Спаркса. Оскар зашипел резко, как злая змея.

– Нет, это не моя вина. Ошибка кроется здесь!

В его руке, словно из ниоткуда, появился длинный каменный нож. Он вонзил его прямо мне в сердце, которое тут же замерло.

– Ответ достать?

«Вот и всё, – со странным чувством отрешённости подумал я. – Последняя остановка для Кальван-экспресса». Но Оскар вытащил нож, и тот исчез так же внезапно, как появился.

– Если бы всё было так просто. Нет, Кальван. Две вещи работают на тебя в данный момент. Первый и самый важный пункт – твоя мать. Узы крови между вами скрепили узы огня. Если ты умрёшь, она узнает об этом в то же мгновение. А она слишком хрупкая, чтобы пережить это так, как мне требуется.

– Зачем она тебе?

Оскар засмеялся:

– Всё дело в том, что Женевьева – моя Летняя Королева. Ты и твои знакомые бились над разгадкой тайны Короны ещё в октябре, хотя и скрывали свои штучки достаточно ловко. Но сегодня, когда ты наконец попался в мою ловушку, этому пришёл конец.

Я догадался:

– Когда закончится зима, ты передашь маме Корону, а потом убедишь передать её тебе навсегда?

Он кивнул:

– Именно так. Я близок к тому, чтобы найти способ получше, но, если сейчас Женевьева сломается, это создаст большие проблемы. Вот первая причина, по которой не стоит тебя убивать. К тому же, когда я окончательно разберусь со второй причиной, убивать тебя не будет нужды.

– И в чём вторая причина?

Спаркс фыркнул. Я представил, как он закатывает глаза.

– Он жаждет выяснить, как ты разрушил его колдовство, чтобы использовать заклятье посильнее и поймать тебя в ловушку, как твою мать. Ты станешь его запасным планом.

Оскар перевёл взгляд на зайца, и в его руке снова возник нож.

– Ты бы лучше помнил, что ни одна из этих причин не мешает мне убить тебя.

Я попытался протянуть руку, выбить орудие смерти, но осознал, что всё ещё не способен двигаться, хотя холод почти отступил.

– Оставь его!

Нож исчез.

– Хорошо, но только потому, что убийство фамильяра может негативно отразиться на мастере. Но тебе, мой мальчик, стоит запомнить, что твой питомец – дух огня, со всем его бесконечным разнообразием и жизненной силой. А это значит, что я смогу сделать с ним очень многое, кроме убийства. Сотрудничайте, и он будет избавлен от театра боли.

– Что угодно!

Пот выступил у меня на лбу и покатился по виску. Я не должен показывать Оскару, что Спаркс на самом деле не совсем мой фамильяр. Это было равносильно подписанию смертного приговора близкому другу.