Сталинская гвардия. Наследники Вождя - Арсений Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За что критикуют Устинова теоретики и практики перестройки? Некоторые ниспровергатели просто ненавидят, демонизируют промышленного маршала. Устинова справедливо считают ярым сторонником милитаризированной экономики, лоббистом военной промышленности. Есть мнение, что именно колоссальные затраты на оборону привели Советский Союз к кризису, мешали повысить уровень жизни, связывали руки Госплану. Можно ли быть военной сверхдержавой в условиях товарного дефицита, когда во многих областях РСФСР продукты распределялись по карточкам? Устиновский военно-промышленный комплекс называют «государством в государстве», которое истощило страну. Скажем, академик Николай Шмелев окрестил Устинова «самым разрушительным для страны человеком». Чем мог бы ответить на упреки Устинов? Да, ВПК был промышленной империей, в этом смысле сталинский СССР продолжал традиции Петра Великого в масштабах ХХ века. Есть такой афоризм: «Что полезно для Дженерал Моторз – то полезно для Америки». Пожалуй, лозунг «что полезно для ВПК – то полезно для России» еще более справедлив. Такова российская специфика, что техническая модернизация и развитие науки в нашей стране возможны только вокруг военной промышленности. Пример истории США (в особенности – последних тридцати лет) показывает, что именно военная мощь этой страны позволяет ей укреплять лидерские позиции в финансовом мире, в международной торговле, не говоря уж о политической жизни. Пока армия Соединенных Штатов остается мощной – никакие долговые ямы Вашингтону не страшны. Кроме того, устиновский ВПК создавал конкурентоспособную продукцию, которой можно успешно торговать на международных рынках. Особенно споро идет торговля оружием, когда страна доминирует во влиятельных военных союзах, когда военная экспансия державы выражается в базах по всему миру… Устиновский ВПК создавал в СССР многомиллионный средний класс – образованный, уважаемый, профессионально амбициозный, относительно благополучный материально. Еще раз подчеркну – это был многомиллионный класс, а не узкая элитарная прослойка. Это – ученые, инженеры, рабочие. Добавьте к ним офицерский корпус, добавьте близких родственников – и получится большинство населения России. Разве большинство может быть балластом? С устиновской военно-промышленной гигантоманией боролись под флагом конверсии. Конечно, нужно было приспосабливать военные предприятия к производству важной гражданской продукции – скажем, дефицитной бытовой техники. Но военную промышленность уничтожали размашисто и безапелляционно, ее душили. В результате утрачиваются традиции, развеян по ветру тот самый военно-промышленный средний класс… Другой вопрос – недостаточная (очень мягко говоря!) оснащенность российской армии современным отечественным вооружением. И это – в условии войн, которые Россия сама себе придумывает с 1994 года. Устиновская политика соответствовала задачам сверхдержавы, она, кроме прочего, застраховывала нас от сепаратизма, от всего того, что случается с государством по старому закону: «Слабых бьют».
Нельзя снимать ответственность с Д.Ф. Устинова за начало афганской кампании. В Афганистане мы встретились с серьезным противником. Самым геополитически проблемным азиатским государством был для СССР Пакистан – страна с агрессивным военным лобби. Напомню, что сегодня Пакистан – более населенная страна, чем Россия. Отрезать Пакистан от противников афганской революции не представлялось возможным.
Историки и мемуаристы предпринимали попытки отделить от ответственности за начало афганской кампании всех, кто мог в 1979-м принимать решение – Брежнева, Андропова, Громыко, Устинова. Предсовмина Косыгин действительно был в стороне от проработки этого решения и относился к введению войск в Афганистан скептически. Его мы смело можем исключить из списка «ястребов войны». Но каждый из тройки «Громыко – Андропов – Устинов» был по разным причинам заинтересован в «маленькой победоносной войне». И при том, что ситуация в Афганистане и ее оценка в Москве быстро менялась, именно эти три ведомства были инициаторами военной кампании. Еще в марте 1979-го Андропов и Громыко выступали против введения войск в Афганистан, говорили о невыгодной для СССР реакции в исламском мире на такое дружественное вторжение. Но обсуждение афганской проблемы на заседаниях Политбюро продолжалось. И уже в ноябре влиятельная тройка отстаивала идею военной помощи революционным силам в соседней стране, с которой у Советского Союза была граница в две тысячи километров. СССР оказывал Афганистану серьезную материальную помощь с весны 1978-го. Из Кабула постоянно приходили новые просьбы – в том числе и о военной подмоге. Недавний лидер Апрельской революции Амин уже считался врагом СССР, и в Ореховой комнате сделали ставку на Бабрака Кармаля и военное вмешательство в дела Афганистана.
В оппозиции оказался Генштаб. Даже Косыгин именно в Генштабе искал поддержку своим сомнениям. Тогда, осенью 1979-го, произошел окончательный разрыв между двумя маршалами – Устиновым и Огарковым. А ведь не кто иной, как Устинов был инициатором назначения Огаркова на пост начальника Генштаба… Обсуждая афганские перспективы, маршалы говорили на повышенных тонах, Устинов открыто раздражался, Огарков, не нарушая дисциплины, упрямо гнул свою линию.
Генерал Варенников вспоминал: «Огарков пригласил Ахромеева и меня к себе в кабинет, дал нам ознакомиться с докладом министру обороны, в котором был дан анализ обстановки в Афганистане и вокруг него, а также изложены наши предложения, и подписать его. Помню, в докладе говорилось, что Генеральный штаб считает: от ввода наших войск на территорию суверенного Афганистана можно было бы воздержаться, что соответствует ранее принятому по этому вопросу решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий. Мы тоже подписали этот доклад и пошли к министру обороны. Когда мы вошли в кабинет Устинова, начальник Генерального штаба сказал, что мы вместе подготовили документ на его имя, и вручил ему доклад.
Дмитрий Федорович начал медленно читать, делая на полях пометки. Я думал, что его реакция будет бурной, но Устинов внешне был спокоен, хотя интуитивно мы чувствовали его внутреннее напряжение. Закончив читать, министр взял у себя на столе какие-то корочки и вложил туда два листа доклада. Затем расписался вверху на первой странице, проговорив: «Это вам для прокурора». Потом закрыл корочки, спокойно вернул доклад Огаркову и сказал: «Вы опоздали. Решение уже состоялось».
Огарков попытался снова возразить: «Дмитрий Федорович, но Генштабу ничего по этому поводу не известно. Ведь наши действия во всем мире могут быть расценены как экспансия».
«Еще раз вам говорю, что решение о вводе войск состоялось. Поэтому вам надо не обсуждать действия Политбюро, а выполнять это решение», – нервно добавил Устинов и дал понять, что разговор окончен».
Выступая на заседании Политбюро, маршал Огарков изложил свою точку зрения и аналитику Генштаба. Огарков и Косыгин проиграли, войну было не остановить. Не будучи военным человеком, Устинов, увы, воспринимал афганскую войну как полигон для испытания оружия.
Запись итогов декабрьского заседания Политбюро «К положению в А» гласит:
«1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А. Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно выносить на Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.