Мия - Тамара Михеева

– Просто я… мне кажется, что нам сначала надо поговорить с твоей бабушкой. Рассказать ей, что Этьен Гаррэт жив и ищет ее. Она должна знать.

«Она должна знать»… А я? Разве я не должна знать?» – мелькнуло в голове у Мии, и она решилась задать вопрос, который мучил и мучил ее.

– Почему Арс забрал мою книгу, Си? Ведь он в ней все равно ничего не может прочитать, он видит там только чистые страницы, ты сама так говорила!

– И это правда! Правда. Но… эта книга, она, понимаешь… она очень важна, и Арс…

– А я? Я не важна?

Они молча смотрели друг на друга, и внутри Мии закипала обида. Она подумала, что если Крошка Си сейчас опять начнет говорить что-нибудь о том, что она, мол, необыкновенная и самая важная на свете, то Мия просто закричит. Но Крошка Си сказала совсем другое.

– В твоей книге заключен целый мир. Ты что, еще не поняла? И в этом мире все они, – она кивнула на девочек, – и твоя семья, и мы, и твоя бабушка… Поэтому нам так важно поговорить с ней, объяснить, что к чему, рассказать, что Гаррэт ищет ее и очень ждет.

– Это какой-то бред, – нахмурилась Мия. – Вы думаете, бабушка из какой-то книги? Но она же моя бабушка!

– Не из книги. А из мира, который настоящий, как и наш. Он рядом. И он описан в твоей книге. Надо только понять ее язык.

– Погоди-ка… – Мия вдруг поняла. Она ухватила эту мысль, смогла ощутить ее огромную силу, такую, что ей даже страшно стало. Крошка Си смотрела на нее, и Мия ясно видела теперь, что та знает, знает давно. И Арс, и Рич, и Лу с Лотой знали, наверное, даже их собаки и лошади…

– Ты… Ты думаешь, что мы тоже из книги? Что наш мир – это книга?

– Угу, – спокойно ответила Крошка Си. – Просто книга.

Книга? Книга, которую кто-то придумал. Книга с картинками. Книга, в которой есть море, есть воздушный город Алекта, страшная Тимьянова пустошь, драконы, есть добрый старый Тео и прекрасная Марга, и кошка-гора, и высокие стены Рионелы?

– Этого не может быть, – уверенно сказала Мия. – Я знаю, что такое книги, я видела книги. Книги не могут… они просто книги. Они не бросают тебя в тюрьму, не мстят, не хотят тебя убить, они…

– Да. Наверное. Но все-таки твоя жизнь, как и любая другая, может стать книгой. И кто-то сможет ее прочитать.

Мия помолчала, стараясь принять все, что услышала, потом спросила:

– Получается, любую жизнь можно написать? Как книгу?

– Понимаешь, какая штука… да. Можно написать. Или нарисовать…

– Настоящую жизнь? И целый мир?

– Ну да. А еще можно вышить нитками. Записать нотами, вылепить из глины, сыграть на сцене…

– Поэтому вы притворяетесь бродячим театром, да? Все эти представления, костюмы, эти собаки…

– Ну, вообще-то это самая удобная легенда для вашего мира и нашей работы.

– Зачем люди вообще пишут книги?

– Не знаю… наверное, потому, что некоторые вещи легче написать, чем сказать.

«Эту книгу придумал хороший человек, – подумалось вдруг Мии, – тут у нас так много всего». Она оглянулась, будто желая убедиться, что их мир-книга и правда неплохо написана. Но вокруг были серые стены приюта с унылыми кроватями в ряд, кусачими одеялами и тоскливым запахом бесконечных тусклых вечеров.

«Все равно! – упрямо подумала Мия. – Если бы я осталась дома, моя книга… она была бы очень скучной».

– Моя бабушка знает обо всем этом? Почему она мне не сказала, зачем спрятала эту книгу на чердаке?

– На самом деле это и надо выяснить. Гаррэт сказал нам, что ему книгу дал старый друг, но там были пустые страницы, на которых время от времени появлялись картинки или слова. Честно говоря, я думаю, что он просто не смог ее прочитать. Он боялся и не любил ее, так он сам говорит. Однажды он принес ее в дом твоей бабушки, но ее не было дома, и он отдал ее сыну. И снова ушел.

– Почему?

– Что?

– Почему он ушел? Они поссорились с бабушкой?

– Я не знаю. Но он объяснил нам, что не мог жить спокойно и наслаждаться семейным счастьем, зная, что вся его жизнь, весь его мир заключен в книгу. Он пытался найти ответы и в итоге попал к нам.

– К кому – к вам? Кто вы?

– Прости, я не могу тебе сказать. Пока не могу, правда.

В этом не было ничего нового и неожиданного. Мия постаралась сделать вид, что не обижается, что все понимает. Но ей захотелось уйти, побыть одной или поговорить с бабушкой.

Она шла домой и думала обо всем, что на нее свалилось. Она поняла гораздо больше, чем надеялась Крошка Си, и даже чем та хотела. Все-таки теперь у нее была Тимьянова пустошь и пещера дракона, была Марга, тюрьма в Кошачьей Лапке и ливневая неделя. Была кошка-гора и ее молоко. Был тулукт. И была старуха. Мия даже не сомневалась, что, загляни она сейчас в свою книгу, увидит ее слова: «Будешь теперь латать дыры!» Какие дыры? И как их латать? Но пугало не это. Пугало, что «всю жизнь».

Мия пообещала Крошке Си поговорить с бабушкой, но не знала, как начать разговор. Для Крошки Си бабушка Гаррэт была просто заданием, работой, для Мии – живым любимым человеком, а еще – историей ее семьи, в которой, как оказалось, много тайн.

Весь вечер Мия думала и подбирала слова. Она будто пыталась ухватить нить, выскальзывающую из ее руки.

«Почему бабушкина жизнь стала книгой? Почему моя жизнь становится книгой? Зачем? Кто делает все это?» Она ворочалась с боку на бок по ночам, а утром вставала разбитой и уставшей.

Наместник решил устроить из закрытия приюта целое представление. Он даже хотел пригласить императора, но Катрина его отговорила. Ветреным апрельским днем двадцать семь детей выстроились на центральной площади Рионелы. И хотя оркестр играл веселые марши, вокруг шумела нарядная толпа, пахло вкусной выпечкой, летали бумажные разноцветные шары и змеи, грохотали хлопушки, то и дело произносились торжественные речи, смысл которых ускользал даже от говоривших, эти двадцать семь были растеряны и подавлены. Холодный ветер с реки трепал их волосы и ветхую одежду, и Мии было не по себе. Она хотела выйти из толпы официальных лиц, куда их с бабушкой поставили перед началом церемонии, и встать вместе с Крошкой Си и Эльмаром. Бабушка тоже нервничала. Накануне она попыталась притвориться больной, чтобы не ходить на это мероприятие, но Катрина пообещала, что зарежет ее.

– А если меня узнают?

– Не обольщайся, – хмыкнула Катрина. – Никто не остается прежним сорок лет спустя.

– Сорок пять.

– Тем более.

И вот они стоят все вместе, рядом с наместником. Катринин муж, седой и серьезный, держит за руки нарядных Гету и Тиру. Они в одинаковых пальто и шляпах, и у них одинаково покраснели носы, они похожи, как сестры, и кажется, никто не будет сомневаться, что это родные внучки господина и госпожи Рэнкот.