Варшавские тайны - Николай Свечин

Тут как раз внесли самовар. Алексей налил в чашку крепкого ароматного чаю и аж зажмурился от удовольствия.

— Синьхуан розовый? Вот спасибо. Плохо в Варшаве русскому человеку — только кофей предлагают.

Бурундуков полыценно улыбнулся в усы:

— Да, у нас в участке с этим строго. Сам люблю и других поощряю. Как соскучитесь по чайку, приходите — будем рады!

— Ох, я ведь могу и зачастить! Спасибо!

— Вам спасибо, Алексей Николаевич. Это ведь вы застрелили главаря? Который Валериана Емельянова зарезал… Товарищ мой был. Выходит, и за меня отомстили. Я же сам пытался убийц искать! Да куда там — дел невпроворот… А сыскные — Егор не даст соврать — не больно и старались. А вы приехали и враз всё раскрутили. Это я понимаю — сыщик!

Лыков отставил чашку и сказал, понизив голос:

— Ничего я не раскрутил. Да и нельзя раскрыть сложное преступление за сутки. Враки это.

— Как так? — опешил пристав.

— Мы к вам, Амвросий Акимович, для того и пришли. Я считаю, что Гришка — тот, кого я застрелил, — пристава Емельянова не убивал.

— Но часы! У него же нашли часы! Мне их показали — это Валериана вещь.

— Часы, скорее всего, подбросили.

— Кто?

— Настоящие убийцы вашего товарища.

И Лыков рассказал приставу, почему он не верит в улику с часами. В Амвросии Акимовиче пробудился полицейский офицер. Он поразмышлял чуток, потом согласно кивнул:

— Да, надо разобраться. И я тоже тогда удивился: как все ловко сошлось! Но дел же невпроворот, подумать некогда. Опять-таки, сыскным виднее… А тут вон что! Сейчас и я вижу натяжку. Но Гриневецкий с Нарбуттом что на это говорят?

— Их бы, конечно, очень устроило, чтобы я собрал манатки и уехал.

Бурундуков насторожился.

— Вы их в чем-то подозреваете?

— Никакого заговора тут нет. Просто местным никогда не нравятся проверяющие из столицы. Мало ли какой рапорт они потом подадут министру? Вот паны и торопятся вернуть меня к жене.

— И все?

— И все. Они умные люди, особенно Витольд Зенонович. Уж этот никак не мог поверить в мой столь быстрый успех! Но решил сплавить гения сыска. И разобраться потом сам. Думаю, логика была такая: поляков должны ловить поляки.

— Очень возможно, — заявил Бурундуков. — Про Нарбутта вы верно сказали. Этот зрит на два аршина! Все уголовные его боятся. Бугай Гриневецкий при нем навроде приложения с картинками. Но дальше-то что? Как ловить Большого Евгения?

— Никак. Такие люди сами уже давно не совершают ничего противозаконного. У них на это есть исполнители. Их и будем искать.

— Ага… Вы, значит, надеетесь, что они где-то наследили?

— Да. Требуется изучить обстоятельства смерти пристава Емельянова еще раз, свежим взглядом. Тут вы нам и будете полезны.

— Завсегда! — сверкнул глазами Бурундуков. — Значит, Валериан не отомщенный? А я-то, дурак, обрадовался. Располагайте мною!

— Очень хорошо. Мы начнем с исчезновения подпоручика Яшина.

— Сашки? На что он вам сдался? Пустой человек! Денег у меня занял, стервец. Семьдесят пять рублей! Чуть не месячное жалованье. Супружница до сих пор корит… Нет, это у вас зряшная затея!

— И все же, Амвросий Акимович. Расскажите нам об этом пустом человеке. С самого начала!

Бурундуков вздохнул, вынул из стола турецкую трубку — явно трофей с войны, — набил ее табаком и раскурил.

— С самого начала… Эхе-хе… Начало было такое. Прислали нам в Вольский участок нового офицера. Я в то время служил старшим помощником пристава и тащил, можно сказать, всю фуру один. Пристав болел и на службе не появлялся. Он теперь в отставке… Ну, и явился к нам Сашка Яшин, только что выброшенный из полка.

— Из какого именно?

— Полк у него был хороший, 32-й пехотный Кременчугский.

— За что выбросили? За карточные долги?

— Нет, что вы! — удивился капитан. — Он карт как огня боялся! Юнкером еще проиграл шесть тысяч. Отцу пришлось под векселя денег занимать, за дурака-сына расплачиваться. С тех пор как отрезало.

— Странно. Мне в сыскном говорили, что Яшин был картежник. И сбежал, скорее всего, от долгов.

Амвросий Акимович невесело усмехнулся:

— Если и были у него долги, то лишь мои три четвертных билета. Никто другой не доверил бы Сашке ни копейки. А в карты он совсем не играл! И как я тогда поддался? Старый дурень! Яшин прибежал вечером ко мне на квартиру, чуть не плачет. Спасите, говорит, надо позарез! Лица на нем не было. Просил сто. Я поостерегся. Да и накладно, имея четверых детей, такие суммы одалживать. Вынес ему семьдесят пять, тайком от супружницы. Он мне чуть руки не целовал! И вот итог… Стыда во лбу нет у людей. Я, признаться, первые месяцы ждал. Думал, не может такого быть, заест парня совесть и пришлет он мне эти жалкие три билета. Или хоть часть. А теперь уж и рукой махнул. Наука!

— Когда это произошло?

— В ночь перед его пропажей.

— Вы даже не допустили мысли, что подпоручик пал жертвой преступления. И сейчас не допускаете. Почему?

— Да кому он был нужен? Ведь щенок, чистый щенок, хотя и с норовом. Грабить? Так у него и взять было нечего. Столкновение по службе? Но он ничего не решал. Я же говорю: пустой малый. Из таких, знаете, ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса. Но при этом склочный. Вот нельзя таким людям власть давать, особенно полицейскую! Сам никто и звать никак, но сделался помощником пристава и тут же настроил против себя обывателей.

— Чем же? Только вы сказали, что Яшин по службе ничего не решал.

— Сама его должность предполагает решение многих вопросов. Но сначала надо научиться! А этого-то Сашка и не хотел. Отлынивал, водотолчу разводил. Но обывателя, стервец, прямо дразнил! Нарочно, со зла. Поляков ненавидел. Как заступил на должность, тут же и начал. Очень Яшину нравилось, что он служит именно в Вольском участке. И всем приходящим панам он объявлял, что вышел из Кременчугского полка. А полк этот получил Георгиевские знамена в августе 1830 года, в Польское восстание, именно за штурм пригорода Воля. И он, Яшин, будет теперь в участке поддерживать славные традиции полка! Вот. Для чего он это делал? Злой был, злой. Старался, где можно и нельзя, притеснять население. Я его осаживал не раз, и убеждал, и просил, и требовал. Хоть кол теши… Власть, конечно, должна применять строгость. Но разумную! По необходимости! А тут… без нужды раздражать поляков… Для чего? А ему нравилось.

— Что, если его убили именно за это? А тело спрятали?

— Сказка, — уверенно ответил Бурундуков. — Поляки сейчас тихие. Готовятся, конечно, — я же вижу! Но не сегодня и не завтра. Силенки копят. Да и фигура Яшин был мелкая, по правде сказать — ничтожная. И вещи он аккуратно все загодя с квартиры вывез. Нет, тут что-то другое. Может, любовь завелась у дурака? Случается и не с такими.