Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века - Роман Почекаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, именно как ставленник османского султана-халифа выступал и хивинский узурпатор – вождь туркменского племени йомуд Мухаммад Курбан Сардар, более известный как Джунаид-хан. Ссылаясь на фирман, полученный от «повелителя правоверных», он захватывал Хиву в 1916 и 1918 гг., заставляя хана Исфендиара из династии Кунгратов признавать себя его младшим соправителем, кланяться ему на церемониях и проч. [Молчанов, 2002, с. 236; Тухтаметов, 1969, с. 89–92].
Как видим, в мусульманском мире также, хотя и не так часто, как в буддийском, узурпаторы обращались к почитаемым духовным лидерам для подтверждения своих прав на захваченные троны.
Распад чингисидских государств имперского типа в XIV–XV вв., династический кризис «золотого рода», вымирание (или уничтожение) одних ветвей правящей династии и активизация других – все эти условия приводили к достаточно сложным и тяжелым последствиям для отдельных регионов. Зачастую имела место «чехарда» ханов, когда к власти приходили, свергая или изгоняя друг друга, представители разных ветвей рода Чингисидов, что влекло за собой продолжительные междоусобицы, которые, конечно же, никоим образом не оказывали положительного влияния на экономику региона, демографию населения и отношение к монархам.
Именно в качестве «ответа» на подобные «вызовы» (используя терминологию британского историка А. Дж. Тойнби) следует рассматривать приход к власти представителей региональных элит, не имевших отношения к «золотому роду». При этом формы обоснования легитимации власти новых правителей могли быть самые различные – от номинального признания сюзеренитета того или иного чингисидского монарха (при сохранении в своих руках фактической полноты власти) до полного игнорирования чингисидских политико-правовых принципов и выстраивания системы власти на совершенно иных основаниях.
Распад державы ильханов и приход к власти региональных династий.
Одним из наиболее ранних проявлений подобного регионализма стало, по-видимому, появление «местных» династий на пространстве государства ильханов в Иране, рухнувшего в 1330–1350-е годы. Мы уже упоминали выше некоторые из иранских государственных образований, в частности государство Джалаиров в Ираке и Музаффаридов в Фарсе [Wing, 2007, р. 141 et seq.]. В то же время появились династии Инджуидов – также в Фарсе, Куртов – в Хорасане и т. д. (подробнее см.: [История, 1958, с. 218–219]). Причиной узурпации ими власти в качестве независимых правителей стала именно политическая нестабильность в государстве ильханов, приход к власти сомнительных Чингисидов, являвшихся к тому же ставленниками фактических правителей того или иного региона и, соответственно, не устраивавших равных им по статусу других региональных лидеров. Поэтому многим влиятельным правителям того или иного округа в составе монгольского Ирана было выгоднее взять всю полноту власти в свои руки, нежели признавать кого-то из противоборствовавших Чингисидов.
Некоторые из таких династий сохраняли чингисидские традиции, например, Джалаиры в Ираке и Чопаниды в Азербайджане (правда, «региональными», в отличие от остальных, они стали фактически, тогда как формально претендовали на все наследие Хулагуидов, с чем, вероятно, и связана опора на принципы «чингисизма»). Причем если первые из них уже с конца 1330-х годов сами приняли ханский титул (как уже упоминалось выше), то вторые, несмотря на такое же тесное родство с иранскими Чингисидами, до самого своего падения в 1357 г. практиковали возведение на трон марионеточных Чингисидов. Представители «кратковременной» династии Инджуидов, правившей в Фарсе в 1336–1357 гг., не пытались претендовать на ханское достоинство, довольствуясь титулом эмиров, т. е. оставляли возможность в случае опасности признать власть более вышестоящего монарха. Тем не менее с 1342 г. они чеканили монеты с собственными именами, что свидетельствовало об их самостоятельности. В своей деятельности они, несмотря на свое персидское происхождение, пытались сочетать тюрко-монгольские и мусульманские политико-правовые традиции (ведь, как отмечают уже средневековые историки, их могущество и было связано с их «инкорпорацией» в чингисидскую государственную систему [Шараф-хан, 1976, с. 72]), однако это не спасло их: в 1357 г. Фарс был захвачен династией Музаффаридов, что продемонстрировало слабое «усваивание» чингисидской государственности и права в этом регионе [Там же, 1976, с. 72–77] (см. также: [Грачев, 2005, с. 94–95]).
Сами Музаффариды представляли собой династию, полностью отказавшуюся от чингисидского наследия и опиравшуюся исключительно на принципы мусульманской государственности и права. Музаффариды были иранской династией, по некоторым сведениям арабского происхождения, которая «терпела» власть монгольской династии Хулагундов по необходимости. Сразу же после ослабления этой династии Музаффариды захватили всю полноту власти в регионе, который и ранее при монголах находился под ее контролем. Обосновавшись сначала в Йезде, родоначальник Музаффаридов, Мубариз ад-Дин Мухаммад в течение короткого времени захватил весь Фарс, провозгласил себя султаном и признал власти каирского халифа из династии Аббасидов, всячески игнорируя претензии монгольских правителей на установление сюзеренитета [Шараф-хан, 1976, с. 52–53]. Однако полвека спустя, в 1380-е годы, Музаффариды, чьи владения оказались раздроблены между различными представителями династии, ведшими постоянные междоусобицы, были вынуждены признать сюзеренитет Амира Тимура, который, как известно, действовал от имени хана-Чингисида Суюргатмыша. Таким образом, формально Фарс был возвращен под власть «золотого рода». Однако сразу после первого ухода Тимура обратно в Среднюю Азию Музаффариды отказались подчиняться ему, и в начале 1390-х годов Железный Хромец вновь вторгся в Фарс – что интересно, под предлогом наказания Музаффарида Шах-Мансура, за его преступления против собственных родственников, у которых тот поотнимал уделы, а некоторых еще и ослепил. В 1393 г. Шах-Мансур был разгромлен и убит в битве, а его уцелевшие родичи были арестованы Амиром Тимуром и отправлены в Самарканд, а Фарс опять попал под власть тюрко-монгольских правителей – на этот раз потомков Тимура [Йазди, 2008, с. 160–167] (см. также: [Defremery, 1845, р. 464–467]). Таким образом, формально чагатайскому завоевателю удалось покончить с династией узурпаторов и восстановить власть «золотого рода» в этом регионе.
Наиболее своеобразным государственным образованием на территории распавшегося государства ильханов являлось государство сербедаров, существовавшее в Хорасане в 1336–1381 гг. Изначально они позиционировали себя как религиозных последователей шейха-проповедника Хасана Джури и строили свое государство на принципах мусульманского вероучения, причем именно в том варианте, в котором его преподносил сам их духовный глава. Соответственно, ими не только отвергались чингисидские политико-правовые принципы и нормы, но и провозглашалась борьба с теми правителями, которые их придерживались. Подобная политика послужила поводом для противостояния с последними ильханами, Борджигинами и другими постхулагуидскими претендентами на власть [История, 1977, с. 159; Smith, 1970, р. 101]. Как отмечалось выше, сербедарам удалось в течение ряда лет успешно противостоять попыткам самозваного ильхана Туга-Тимура (потомка Хасара, брата Чингис-хана) подчинить их себе, а в 1353 г. они даже смогли покончить с ним. Тем не менее несмотря на свой успех и свое религиозное рвение, предводители сербедаров не могли не считаться с политической ситуацией в Иране и Центральной Азии, где власть чужаков-монголов, несмотря на династический кризис, продолжала считаться законной, а сами они воспринимались как мятежники. Поэтому, стремясь сохранить и приумножить свои завоевания, правители сербедаров старались лавировать между различными монгольскими правителями и их приверженцами. В частности, они заключили фактически равноправный мирный договор с правителем Чагатайского улуса Казаном; после его гибели договор, вероятно, перезаключили и с его номинальным преемником Баян-Кули-ханом [Грачев, 2011, с. 99; Петрушевский, 1956, с. 148; Холмогоров, 1860, с. 44].