Темная вода - Лика Лонго

— И далеко мы уехали? — спросила я.

— Я уж думал, не дождусь этого вопроса! — засмеялся он. — Мы в Турции, Полина. И по-моему, не в правилах земных девушек отправляться с парнем неизвестно куда, далее не спрашивая о пункте назначения...

— Я нарушила уже столько правил, — рассмеялась я, и мы двинулись к небольшому светлому дому, стоящему почти у самого моря. Издали была видна освещенная уютная терраса, на которой сидели двое — мужчина и женщина. Когда мы приблизились, я смогла разглядеть их. Приземистый лысый мужчина лет пятидесяти и очень высокая, худая девушка, на вид не старше двадцати — двадцати двух лет. Она сидела боком к нам прямо под лампой, и я отметила болезненно-тонкий профиль, стянутые в пучок темные блестящие волосы и очень белую кожу незнакомки.

Мы прошли через ухоженный сад. Семен кашлянул, и с террасы нас наконец заметили. Мужчина молниеносно вскочил и выбежал к нам. Я с удивлением разглядывала его: круглое простонародное лицо с широким носом-картофелиной и маленькими лукавыми серыми глазками — неужели это ученый с мировым именем?

— Саймон, мой добрый друг! — с ощутимым акцентом заговорил коротышка и тут заметил меня. — Добрый вечер, прекрасная госпожица!

— Прекрасная… кто?

— Госпожица, — расплылся в широкой улыбке мужчина. — Так болгары обращаются к незамужним девушками. Или вы уже успели выйти замуж за моего друга и к вам следует обращаться «госпожа»? — Он всплеснул короткими ручками, изображая крайнюю степень удивления, и даже наклонился вперед в ожидании моего ответа.

— Н-н-нет, — выдавила я с трудом, чувствуя, как краска заливает щеки и уши.

— Добре! — воскликнул чудак. — Должен сказать, что, тщательно изучив историю брака, я пришел к выводу: холостое состояние значительно более естественно для мужчины, — он лукаво подмигнул, — не обижайся на меня, прекрасная госпожица!

Тем временем девушка тоже подошла к нам. Она молча стояла сзади, внимательно слушая разговор.

— Представь же нас, мой обожающий море друг, — церемонно обратился лысый к Семену.

— Профессор АнжейСтоян, его ассистентка Магда, а это Полина, — познакомил нас Семен, и мы поднялись на террасу.

Профессор АнжейСтоян был невозможным говоруном. Он шутил, сам первый смеялся своим шуткам, отчаянно жестикулировал коротенькими ручками, забрасывал меня и Семена вопросами, на которые по большей части сам же и отвечал. Молчаливая Магда, не произнося ни слова, подливала нам чай в красивые старинные чашки, и меня поражал контраст между темпераментными жестами профессора и ее плавными движениями. Она напоминала мне Царевну Лебедь с картины Врубеля. Я никогда еще не видела такой бледной кожи. На тонком лице Магды словно лежал зеленоватый отблеск, губы ее казались синеватыми. Одета она была в светлое платье до пят с длинным рукавом, прикрывающим кисть, — немного старомодно, на мой взгляд, но в Турции, наверное, так принято. Когда профессор умолк на несколько секунд, мы наконец услышали ее голос, довольно глухой и низкий: она сказала ему что-то на незнакомом мне языке.

— Магда напомнила мне: у меня ведь есть кое-что для тебя, Саймон, — начал профессор, и я увидела, с каким напряженным вниманием подался к нему Семен, — не совсем то, что ты ждешь, но близко, очень близко... Не буду томить тебя, перейду к делу. Моя версия о водяных получила подтверждение. Да, мой друг, водяные — столь же реальные существа, как мы с тобой, особенно ты, — лукаво усмехнулся Анжей. — Недавно я предпринял небольшую поездку — недалеко, мой друг, в Белоруссию, воздушный лайнер доставил меня туда всего за два часа. И целых две недели я провел в гостеприимных белорусских деревнях. Чудесно, мой друг, чудесно. В каждом доме тебе предложат самогонку, истопят баньку. В каждой деревне есть столетняя бабушка, которая прекрасно помнит все легенды. И что самое замечательное — целы архивы. Да, мой друг, фашисты сожгли Минск, но архивы уцелели! Итак, я переходить к главному… — коверкая русские слова, профессор, видимо, хотел подчеркнуть торжественность момента, — ради чего же я посетить эту страну? Ради водяных! Ради чего восемнадцать бутылок «Зубровки» ушло на подкуп должностных и недолжностных лиц? Ради водяных! Ради чего я был поедаем клопами в провинциальных гостиницах?..

— Я понял — ради водяных, — резко откинувшись назад, прервал его Семен.

— О да, мой нетерпеливый друг. И я нашел то, что искал. Поверите ли, други мои, я познакомился с бабушкой, отметившей недавно сто третий день рождения, которая в годы своей нежной юности крутила роман с водяным. По словам старушки, это был удивительный любовник. К сожалению, они расстались, когда красотку угнали в Германию, в концентрационный лагерь. Когда спустя год она вернулась, ее дружок пропал, но она до сих пор помнит его… Итак, — профессор поднял толстый указательный палец, — они появились в пресных водоемах Белоруссии примерно в 1730 году. В это время в селе Стогово, недалеко от Орши, жили иностранцы. Белоруссия, други мои, была в то время землей бедной и достаточно дикой. То, что богатые иностранцы выбрали местом жительства село Стогово и построили там что-то вроде замка, навело меня на размышления. Ну а когда профессор АнжейСтоян узнал фамилию пришельцев, все встало на свои места. Саймон, мой ожидающий друг, ты, наверное, догадался, что речь идет о моих старых знакомых Грасини? Хотя в Стогово их запомнили как Кресини, но это конечно же были они…

Признаюсь, я плохо понимала, о чем идет речь. Но мне достаточно было посмотреть на Семена, чтобы понять, как важна эта информация для него: взгляд его был прикован к профессору, я заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулак. Без всякого сомнения, речь шла о чем-то очень значимом. Магда тоже слушала внимательно, подперев ладонями подбородок и не сводя с неутомимого рассказчика грустных темных глаз. Каждый раз, глядя на нее, я ощущала какую-то дисгармонию, что-то неуловимо странное.

— С местными жителями семья практически не контактировала, — продолжал свой рассказ Анжей Стоян, — однако кое-кто все же был нанят на работу. Для жителей бедного села попасть в услужение к иностранцам — неслыханное счастье. Однако несколько человек по доброй воле отказались от такой удачи. Односельчане не узнавали земляков — такими напуганными и молчаливыми вернулись они из усадьбы Кресини. Рассказывать они ничего не рассказывали, но пошел слух, что в усадьбе живут колдуны. Одновременно с этим в окрестных селах стали пропадать люди — преимущественно молодые мужчины от восемнадцати до двадцати лет. Они уходили в лес и не возвращались — местные грешили на кабанов и волков, однако останки пропавших не находились... Ну а что же наши водяные? — Задав этот вопрос, профессор озорно оглядел всех слушателей. В этот момент он походил на смышленого крестьянского парнишку, только что задавшего учителю каверзный вопрос. — Местные, встречая водяных в озерах и реках, смертельно перепугались и, конечно, насочиняли страшных сказок. Однако по дошедшим до нас сведениям водяные были вполне доброжелательны к людям. А отличались от них лишь тем, что не могли жить без воды и большую часть времени проводили в водоемах. — Я невольно посмотрела на Семена: он, казалось, даже затаил дыхание. — Последнее упоминание о водяных относится к 1942 году, дальнейшая их судьба неизвестна, — продолжал Стоян. — Примерно в 1740 году Кресини уехали из Стогово, и сразу же после их отъезда усадьба сгорела дотла. Надо заметить, это фирменный стиль семейки Грасини, — ядовито добавил Стоян, прищурив и без того маленькие глазки. — Хотя их с большой натяжкой можно именовать семьей, други мои. Я признаю: некоторые родственные связи у этих людей имеются. Но на самом деле их объединяют особые знания и невесть как попавшие им в руки технологии. А также потребительское отношение к роду человеческому, с которым я, профессор Анжей Стоян, никогда не смогу согласиться! — Профессор вдруг яростно стукнул маленьким кулачком по столу. Это было так неожиданно, что мы с Магдой одновременно вздрогнули, и она даже тихо ойкнула, прикрыв рот рукой. Я завороженно уставилась на пальцы девушки: между ними отчетливо были видны зеленые перепонки. Поймав мой изумленный взгляд, Магда быстро спрятала руки под стол. Я чувствовала, как бешено бьется сердце. Мне стало очень страшно и очень стыдно — я решила, что мое удивление ее обидело. Мы сидели друг напротив друга, не смея поднять глаз. Профессор после яростной тирады умолк и начал шумно пить чай, фыркая носом — видимо, в адрес Грасини.