Конец игры с продолжением - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Представить не могу, кто мог меня так остро ненавидеть! Только сын. Но его теперь нет. Ну и еще… – он вдруг глянул на капитана острым, колючим взглядом. – Шныров… Ему очень не нравилось, что мы с женой оставили идею преследовать вашего коллегу. Он все подначивал и подначивал. А мы решили, что хватит. Оля тоже хотела отойти от всего этого, а потом вдруг неожиданное назначение. Ее ведь повысили, знаете?
– Слышал.
Артамошин подлил себе чаю: такого вкусного он в жизни не пробовал. Может, прямо с плантаций старику шлют? В память о былых воинских заслугах.
– А потом оказалось, что это Шныров поспособствовал. Он ей и должность выхлопотал, и отдельный кабинет. Оля не понимала. Вообще ничего не понимала! Тем более что в ее обязанности ничего архиважного не входило. Следить за персоналом, за посетителями. Потом отдельно за какой-то парочкой велел ей наблюдать. Она была в шоке. Хотела все бросить. Мы планировали… – Подбородок у старика сморщился и задергался, по лицу снова побежали слезы. – Мы планировали пожениться. Как только время траура минует… И хотели уехать путешествовать. И тут эта беда…
Власов еще долго сокрушался, совсем позабыв о чае, остывшем в его тонкой фарфоровой чашке из дорогого сервиза. Потом согласился отдать Артамошину фотографию, на которой засветились друзья его покойного сына. Поплакал по жене, которая так легко попалась в сети ловких мошенников. Потом по Оле, мечта о которой так и не осуществилась. И, провожая Артамошина к порогу, вдруг снова предположил, что за всем этим может стоять Шныров.
– Он ведь очень грамотный компьютерщик, знаете, – продолжил он, решив довести Артамошина до ворот. – Может творить такие дела! В какие-то базы проникать, пароли взламывать. Помню, однажды он обмолвился, что этим сильно разгневал свою супругу.
– Чем? – прикинулся непонимающим капитан Артамошин.
– Что-то натворил с активами ее фирмы или у другой фирмы деньги похитил и на счета перевел. Не помню деталей, увольте. Но его жена будто бы была в гневе. Она едва не села в тюрьму из-за его шалостей. Да вы сами можете навести справки. Если было разбирательство, то оно наверняка задокументировано.
По дороге Артамошин позвонил Егору и пересказал ему все, включая свое недовольство тем, куда именно передвинул Власов кресло в гостиной.
– Ему, может, так легче. Не станет натыкаться взглядом на пустое место на полу, где сам же тело и обнаружил, – предположил Егор. – А вот что касается Шнырова, то информация ценная. Теперь понятно, почему его жена на цепь сажала.
– На цепь?! Откуда сведения, Егор?
– О, тут мне много чего про него наговорили! Приезжай, сообща подумаем, как нам взять Шнырова под стражу. Главное: за что? Настолько умен и изворотлив наш компьютерный гений, что не знаем, с какого боку подступиться? По жене скорбит, мне год жизни не давал из-за того, что я в тот самолет не сел. А она его на цепь сажала. Налицо двуличие и ложь. – Егор негромко выругался и уже спокойнее добавил: – Стас, никто нам не даст ордера на обыск его дома, пока нет оснований. Но, убей, я хочу в нем побывать. Что делать?
– Маша, вы понимаете, что я делаю это только из уважения к вам?
Сотрудница паспортного стола – их постоянная читательница – смотрела на нее с укором.
– И это даже не наш участок. Мне приходится влезать в общую базу. Для этого нужны причины, а их у меня нет.
Женщина, любительница поэзии Серебряного века, которой Маша помогала попадать на разного рода закрытые аукционы, без конца вздыхала, посылая в ее сторону многозначительные взгляды. Маша могла только догадываться, чего ей будет стоить помощь сотрудницы паспортного стола. И заранее прикидывала, к кому следует обратиться за пригласительным билетом на одно из серьезных мероприятий в конце августа. Кто-то собирался привезти из-за границы подлинники черновиков Бунина и похвастаться. Почитатели его таланта должны были выстроиться в очередь, лишь бы взглянуть и приобщиться.
К кому же обратиться? Насколько ей известно, пригласительных билетов не было уже после Нового года.
– Итак, по адресу, где теперь проживает наш вдовец, были зарегистрированы двое. Он и его покойная жена, Грушева Валентина Ивановна. Все верно?
– Да. Будто так.
– Так что вас конкретно интересует, Маша?
– Откуда гражданка Грушева прибыла в наш город? Где была прописана до того, как приехала?
– О господи! – закатила глаза любительница поэзии. – Это-то вам зачем, Маша?
– Понимаете, моя коллега погибла. Ее убили. Зверски, – вдруг решилась Маша на откровение.
Ее не то чтобы распирало. Нет. Просто она очень долго носила все в себе, и тайны начали на нее давить. Она издергалась, изнервничалась. Ей срочно требовался слушатель. Степанову пока рассказывать было нечего. Рано. А вот сотруднице паспортного стола – вполне.
По сути своей Маша всегда была человеком общительным, разговорчивым. Никогда у нее не имелось секретов от семьи. От мужа. А тут она мало того что утаивала информацию – принялась им врать. Как, к примеру, сегодня утром.
Она вместе с ними позавтракала. Привычно попрощалась у порога, всех перецеловав. Вышла из дома, но вместо того, чтобы пойти в библиотеку, отправилась совершенно в другое место. Туда, где сидела уже двадцать минут в надежде на стоящую информацию.
– Убили? – Дама прикрыла крышку ноутбука и глянула поверх нее на Машу. – Грушеву? Именно поэтому вы ее ищете?
– Нет. Грушева погибла год назад в авиакатастрофе. Но остался ее муж – весьма странный тип. Он все крутился возле нашей Оленьки, подбивал ее на нехорошие поступки. Потом странное назначение, повышение то есть… Парочка в читальном зале… И вдруг Оли не стало. Из кабинета ее все пропало, и как оказалось, ее никто не назначал, это какая-то афера!
– Так… – Крышка ноутбука опустилась полностью, дама посмотрела сурово. – Я ничего не поняла. При чем тут Грушева? Если ее уже нет, то что конкретно мы ищем?
– Понимаете, Валечка, какое дело…
Маша принялась рассказывать. И об Оле, и о том, как та выпытывала у нее сведения о странной паре, поспорившей из-за книги, не представляющей никакой ценности. И о том, как узнала о фальшивых документах, с которыми молодой человек записался в их библиотеку. И даже о встрече с ним рассказала.
Валентина слушала, не перебивая, только спросила:
– И что в той книге ценного, раз вы бросились на другой конец города на ее поиски?
– На первый взгляд ничего. – Глаза у Маши горели, когда она осмелилась наконец заговорить о своих подозрениях. – Но там есть упоминание о семье Грушевой Валентины Ивановны – хозяйки фирмы «Фонограмма».
– Грушева – это та, которая погибла в авиакатастрофе? – уточнила сотрудница паспортного стола.
Она выглядела заинтересованной.
– Совершенно верно. Так вот там говорится о трех сестрах Грушевых. О трех! А погибли в авиакатастрофе лишь две сестры.