Королевская кобра - Комбат Найтов

– Узбекистон, тавариш капитон, Андижон, Шахри-хон, Сталино по-вашему. Канал там строил, механик я, доброволно.

– Узбек?

– Таджик, моя двигатель хорошо знает, а мине только с ружьем стоят дают. Работать хочу.

– Будет тебе работа, будет.

Не знали мы тогда, какие золотые руки у этого человека. Как будут оживать под ними убитые двигатели танков батальона, а потом и целого полка.

А сейчас он кинулся показывать капитану, совсем пацану рядом с ним, какой замечательный инструмент он привез для работы. Говорил он по-русски с сильным акцентом. Понять можно было, но приходилось прислушиваться. Вот его в караулах и замучили, так, что на посту засыпать начал.

В Кусино Василий вышел из вагона, как только остановились, и прошел в середину состава, где, по словам старшины, находился капитан Лукьянов, зампотех и начальник этого эшелона. От состава отцепили почти половину платформ и вагонов, на которых стояли под брезентом самолеты без крыльев. Здесь аэродром, который прикрывает мосты в Чудо-во и у Киришей. Прицепили другой паровоз и тронулись дальше в темноту ночи. Пересекли Волхов, Сясь, Пашу и встали под выгрузку в Ояти. Выгружаться здесь особо негде. Это всего-навсего небольшой разъезд на большой дороге. Стоит металлический помост со съездом. Маневровый паровозик подтаскивает к нему платформу, забиваются башмаки, механик на месте разворачивается, да еще так, чтобы не завалиться на противоположную сторону, и спускается по настилу. Один перевернувшийся танк и сломанный помост лежит в нескольких метрах от действующего. Не выдержала конструкция веса танка. Давыдов, и.о. командира, здесь, ему обратно в дивизию, предлагает сдать-принять прямо на станции.

– Почему машину не перевернули?

– Вытащили аккумуляторы, решили дождаться Лукьянова, командир и механик танка говорят, что торсионы могут не выдержать, если переворачивать как есть.

– Что еще хорошего скажешь?

– Строгача получил за твои «Татры».

– Знаю, снимут его, не беспокойся.

– А так боев не было, только налеты. Топливный резерв пришлось оставить в Ермолино, цистерну под него не дали.

– Черт, и что делать будем? Оно ж на машинах было? Как так?

– Заставили перелить в емкости в Ермолино или отдать в дивизию, я перелил, а топливозаправщики под бомбежку попали, так что двенадцать штук в минусе.

– Что? На хрена ты их в дивизию-то отдавал? Ты ж – отдельный!!! Послал лесом, нету, в ремонте! И все!

– Угу, далеко ты Пинчука пошлешь! Он-то – комдив!

– Да это не он, это Йоси Шпиллера проделки. Он парень вот такой, но он – еврей, и своего не упустит. Он знал, что дорогу бомбят, и свои машины зажал. Где телефон?

– В штабе и на станции. Мы в монастыре стоим, в женском. Правда, монашек нет, и туалеты неудобные.

– Пошли на станцию.

Связь, естественно, барахлила, но до Шпиллера Василий дозвонился. Потребовал забрать топливо в Ермолино и пригнать сюда, сказал, что ТЗ не вернет, и такие подставы, как оставить батальон без ТЗ, он Шпиллеру не простит.

– Прекрати свои одесские шуточки, гони заправщики, позвони с утра Волкову, скажи, чтобы тебе направил новые. Мне без них – полная труба.

Борисыч еще рассказал какой-то бородатый анекдот, но подтвердил, что такой обмен его устраивает. Естественно, что все старые машины он слил в отдельный гвардейский. В общем, еще сутки простаивали, затем появился капитан Захарченко, разведрота.

– Петр Петрович просил напомнить, что за тобой Свирьстрой и песчаный карьер.

– У меня пехоты нет.

– А мы-то на что?

– Тогда другое дело. Приказ есть? Потому как я в резерве 7-й армии.

– Есть.

– Тогда начинаем подготовку.

Танки первой роты были на том берегу Ояти. Они и выгружались там. Сразу за железнодорожным мостом существовал отворот влево, который шел по берегу Ояти параллельно основной ветке. Там находилась Оять – грузовая. Там, за рекой, кто-то сложил наши боеприпасы, там же стоял истребительный полк на И-16, прикрывавший этот участок побережья Ладоги. Военлетам очень не понравилась выгрузка и проход тяжелых танков по их «неприкосновенной территории», поэтому основная часть батальона высажена на противоположном берегу реки, и переправиться она могла, только погрузившись вновь на платформы. Ближайший мост в полутора часах хода вверх по реке в Алеховщине. Да пара бродов с недостаточно прочным грунтом. Но «что имею, то и введу». Деваться некуда, надо ехать к летунам-воякам договариваться, в общем, мороки было больше, чем смысла. Приток боеприпасов и пополнения на этот берег мы оборвали. У финнов есть, правда, Н2П, некогда служивший переправой у Лодейного Поля, но «неожиданный» их выход на правый берег Свири, прямо к мосту, вынудил понтонеров перерубить троса на нашем левом берегу. Мост уплыл к финнам в качестве подарка, а они – народ хозяйственный, сразу из воды его вытащили, потопить не дали, и держат его где-то в лесах. Где и когда они наведут эту переправу – одному богу известно. В общем, пока мы готовились, финны высадились у Коквениц (станция Сегежи), решив отрезать Лодейное Поле от Большой земли. Но через два часа им пришлось рубить концы на переправе и возвращать понтоны их законным владельцам. Пауза, которую мы выдержали, отведя танки в Оять, пошла нам на пользу. Привыкшие к тому обстоятельству, что наши войска и население быстро скатываются к панике, они решили одним ударом разрубить этот гордиев узел. Скорее всего, данные на наш танк они получили. Мост в Алеховщине наши танки пропустить не мог, да и финско-немецкая авиация в тот день его здорово повредила, а то обстоятельство, что танки стоят в монастыре, скорее всего, было им известно. Разведка у них работала прекрасно, особенно учитывая то обстоятельство, что против нас действовал РОВС (Руссский Обще-Воинский Союз). Одним из его почетных членов был генерал или уже маршал Маннергейм. И эти места для некоторых его членов были родными, хуже того: изъятой собственностью. Там, у Коквениц, существовал паром через реку. С его помощью, без всяких катеров, финны вручную установили Н2П и переправились через Свирь, попытались, и успешно, захватить станцию Заостровье, в 18 километрах от Ояти.

Иванов действовал двумя группами по семь машин в каждой. Василий переправиться к ним не успел, поэтому находился на станции, где испытывалась новая аппарель, сваренная из сломанной «игрушки» НКПС. В ремроте за два дня ее соорудили. Она позволяла вести погрузку-выгрузку танков на любом переезде. Причем скорость погрузки была в 15–20 раз выше, чем с помощью бортового помоста. Поезд подгонялся к переезду и уже установленной аппарели, на которой был узел сцепки с составом. За рельс на середине (по ширине) переезда крепилась стальная полоса, закрепленная костылями. Полоса служила для установки «флажка», в который должен был коснуться танк корпусом. Флаг убирался, и мехвод разворачивал машину на месте до этого же флага, который переносили направо или налево, на другую полосу, вставая точно напротив аппарели. И своим ходом добирался до последнего свободного места в эшелоне. На ЧТЗ трактора и танки грузили на поезда только со стороны хвоста поезда. Поэтому, когда комбат показал «народу», как это делается, все тихо присели и смотрели на это действо через пальцы обеих рук, которыми прикрыли глаза. В армии эстакада считается одним из сложнейших элементов подготовки механиков-водителей. Свалиться с эстакады довольно легко. «Гонял» этому элементу учат на специальной площадке, с которой не упасть. Здесь такой не было, но КВ был хорош именно тем, что мехвод сидел четко посередине танка. Платформ было только пять, на которых приехал первый взвод, машина комбата и ТМР. Они стояли на Ояти-грузовой, но там места для учебы не было. Пришлось «договариваться» с железнодорожниками и использовать большое дневное окно, когда поезда не ходили из-за бомбежек. На всякий случай подготовили к переброске еще пять танков, но они не понадобились. Иванов взял в клещи высадившийся батальон финнов и бил по той стороне переправы, пока финны ее не обрубили на своем берегу или это сделала шрапнель. Остатки финского батальона ушли в болотистый лес между Заостровьем и Шоткусом, места там гиблые, особенно если тебя подгоняют шрапнелью. Закончив под Заостровьем, после того, как подъехал Василий и подвезли боеприпасы и топливо, четыре танка и ТМР ушли к линии фронта, выполнять задание начальника разведки. Увы, мы здесь опоздали. Финны оставили только арьергард, они ушли из Свирьстроя. В Тененичах и Верхних Мандрогах все было заминировано и подготовлено к сожжению. Мы потеряли трал и экипаж ТМР на фугасе. Финны прикопали крупнокалиберную бомбу и мину, служившую детонатором для бомбы, которая взорвалась прямо под танком. Обороняться они умели.