Для любовников и воров - Педро Сарралуки

– Ну и ну, – сказала Долорес Мальном, глядя на Полин с пренебрежительной улыбкой, – благодаря Фабио ты тоже стала героиней приключений.

В Полин было что-то такое, что было неприятно Долорес. Я не мог понять, в чем было дело, но было очевидно, что Полин вызывала у нее нечто вроде зависти или ревности. Чему могла позавидовать такая женщина, как Долорес, такой, как Полин? Возможно, ее отношениям с мужчинами и миром, ее умению безропотно подчиняться чужой воле, существовать всегда во власти другого человека, как ценный предмет, который заботливо берегут, чтобы он не разбился. Долорес обожала ценные вещи, но сама предпочитала обладать ими. Однако сильные и умные люди в конце концов начинают завидовать рабскому положению других. Полин, казалось, заметила упрек Долорес.

– Я не героиня рассказа, – ответила она, признавая ее правоту и опять отступая. – Я слабая.

– Такова моя история, – продолжал Фабио. – Не ждите от меня рассказа в стиле Борхеса – очень заумного и все такое. Также не ждите неожиданностей. Я пишу в манере Чехова. Меня интересуют ощущения: в этом случае – постоянное противоречие между свободой и зависимостью. Свобода – это сокровище, жгущее нам руки, как деньги заядлым игрокам казино. Мы чувствуем необходимость вручить ее кому-нибудь. Если мы этого не сделаем – она не наша. Итак, рассказ состоит из двух частей. В первой действие разворачивается в гостинице в Венеции. Потом я поставлю несколько звездочек в знак эллипсиса. Прошло довольно много лет. Мануэла живет в маленьком домике в горах, где-то в Германии. Снаружи все покрыто снегом. Рядом с камином сидит, закутавшись в толстое пальто, человек и что-то пишет в блокноте: пишет и нервно зачеркивает. Он значительно моложе ее. Мануэла, стоя в углу, курит и молча на него смотрит. На ней надеты только чулки и туфли на шпильке. «Я твоя наложница, – говорит она ему. – Я сделаю все, о чем бы ты меня ни попросил». Мужчина не отвечает. Он мечтает стать писателем и его несколько раздражает присутствие Мануэлы и то, что она требует к себе постоянного внимания. Мануэла скрещивает руки на груди и подносит к губам сигарету. У нее выбрит холм Венеры, и на нем видна татуировка с его именем. Прислонившись к стене, Мануэла в который раз вспоминает свое бегство из отеля «Чипниана» много лет назад, свой отказ от супружества, в котором она находила лишь скучную стабильность, сделавшуюся для нее невыносимой. Она вспоминает также долгий период, последовавший за тем днем, когда она решила вырваться на свободу. Ее лодка так и не выбрала определенный маршрут по зловонным каналам жизни.

«Боже мой! – подумал я. – Как можно говорить подобные вещи и сохранять такую непринужденность?»

Но у Фабио на лбу выступили капельки пота и дрожали губы. Он действительно верил в то, что рассказывал, и Полин тоже в это верила. Казалось, ей было даже немного стыдно, как будто раскрывались интимные подробности ее полной приключений жизни.

– Она много путешествовала, у нее были любовники, которых она оставляла с легкостью, без сожаления. Она жила в мансарде в Париже, в какой-то коста-риканской деревушке, в публичном доме в Севилье, в лагере миссионеров в центре Африки и в квартире на Пятой авеню. Кого она только не знала! Она в буквальном смысле пропустила через себя весь мир.

Фабио сделал паузу, чтобы положить в рот кусочек барашка. Он проглотил его, почти не прожевав. Полин смотрела на него как завороженная, не отрывая глаз и приоткрыв рот. Пако, все это время с жадностью поглощавший барашка, поднял свой бокал вина.

– Мануэла – это я! – воскликнул он своим хриплым голосом. – Выпьем за свободу. Все. И ты тоже, Долорес.

Зазвенели бокалы. На несколько мгновений наступило молчание, пока все пили.

– А теперь, – заключил издатель, – добавим драматизма.

Исабель Тогорес сдержанно засмеялась. Она ласково и дружески похлопала издателя по спине.

– Вижу, ты хорошо меня знаешь, – добродушно сказал Фабио. – Однажды Мануэла поняла, что потеряла себя. Свобода – слишком необъятное пространство, как огромная и бесплодная пустыня. Мануэла поняла, что все это время чего-то искала. Она не знала, чего именно искала, но ее все больше и больше охватывало отчаяние, как будто силы, обретенные ею после бегства, стали постепенно угасать. Она стала чувствовать себя чужой повсюду. Ей стало противно разговаривать с незнакомцами, а тем более обнимать их. В это время она жила в Берлине. Стену разрушили, и жизнь в городе бурлила. Охваченная непонятной злобой, Мануэла стала искать одиночества в самых людных местах. Она становилась все более мрачной и нелюдимой. Однажды ночью в одном злачном месте – грязном, расположенном в подвале баре – она познакомилась с молодым поэтом. Сначала она хотела отделаться от него – провести с ним ночь и распрощаться. Но он был так целомудрен, с такой страстью отдавался этому абсурдному роману, что Мануэла стала чувствовать через этого человека. Он давал ей силы, уже не рождавшиеся в ней самой. В конце концов он стал частью Мануэлы – ее волей, жаждой, заставлявшей ее жить.

– Везет же некоторым, – прокомментировала Исабель тихим голосом.

– Все это вспоминает Мануэла, опершись на стену и наблюдая за пишущим поэтом. Она подходит к нему, бросает сигарету в камин и садится на корточки. «Ради тебя я готова на все», – говорит она ему. Он молча кивает, затем поворачивается к ней и смотрит на нее с раздражением. Мануэла мешает ему писать, из-за нее он не сможет закончить книгу, обещанную издателю. Он не знает, что этот издатель согласился, чтобы Мануэла заплатила за публикацию первого его произведения – книжонки под названием «Лед внутри». Он не подозревает, что у него нет таланта. Мануэле известно, что он встречается тайком с развратной девицей, пишущей любовные романы. Она выследила их. Они пьют кофе, шепча друг другу на ухо всякие непристойности. Потом они уединяются в какой-нибудь комнатушке, чтобы заняться извращенным сексом. Мануэла знает об этом, но ей все равно. Она понимает, что не может ничего изменить. Она дошла до точки. Ей незачем больше жить. Мануэла вырывает из рук поэта блокнот, где он упорно пишет свои жалкие стихи. Он смотрит на нее с раздражением. «Пойдем, – говорит ему Мануэла. – Я отдала тебе все. Сегодня я прошу у тебя лишь несколько минут». Она тащит его к кровати и спускает с него брюки. Он не испытывает к ней желания. Мануэла представляет себе, как та девица своим чувственным ртом удовлетворяет его. Она падает на спину и раздвигает ноги, отдаваясь в последний раз. Она берет руки поэта и кладет их на свою шею. «Сжимай, – говорит она ему, – сжимай изо всех сил». Он неохотно повинуется. Мануэла улыбается. Уже нет бриллиантовых колье, которыми можно заплатить за бегство, нет моторок, готовых отвезти ее на край света. Она хочет уйти по единственной оставшейся ей дороге. Любая другая привела бы ее обратно. Пальцы поэта дрожат. Он боится. Мануэла кладет свои руки поверх его. «Продолжай. Никто не знает, что ты здесь». Его пальцы с силой сжимают ее шею. Делая это, он чувствует отвращение, презрение и досаду. Рот Мануэлы приоткрылся, по ее телу пробегает судорога. Он вздрагивает, как дерево под ударом топора, и входит в нее. Он так внезапно захотел ее, что его член болит, как будто его укусили. Уже давно поэт не занимался с Мануэлой любовью. Для нее, как и для всех нас, смерть была единственным способом сохранить свободу и избавиться навсегда от бремени желания. Человек свободен только тогда, когда он один, и один – только тогда, когда мертв.