Проклятый лес - Ирина Зволинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваза, конечно, была очень красивая, — взяла она в руки мое заплаканное лицо. — Но реветь из-за такой ерунды?
Я хихикнула и разревелась еще сильнее.
— А что случилось? Почему все плачут? — удивленно воскликнула Лиззи.
Она была совсем растрепанной и сонной. Похоже, её разбудил громкий звук падающей керамики.
— А это-то что? — пнула она носком туфли осколок вазы. — Мам, это не твоя любимая ваза?
Я перестала рыдать и почти успокоилась, Диана вытерла мои слезы тонким платком, вздохнула, отпустила меня и оглядела холл.
— Она самая, — улыбнулась хозяйка дома. — Черт с ней с вазой! — рассмеялась женщина.
Элизабет забавно выпучила глаза. Полагаю, она, как и я, впервые слышала ругательство из уст матери.
— Твой отец разрешил тебе продолжить обучение! — радостно сказала Диана. — Тебе и Алиане! А ваза… — она подняла острый осколок с пола и задумчиво покрутила на свету, — вазу я склею, — подумав, закончила женщина. — Мне не привыкать.
Элизабет прижала руки к щекам и сказала:
— Это правда? Я что, буду врачом?
— Будешь, — шмыгнула я носом.
Её недоверие было более чем понятно. Врач — аристократка — это нонсенс. Но Холд ничего не делает просто так. Если он решил в открытую идти против традиций, значит, тому есть причина.
Очередное заигрывание с массами? Игра в либеральность?
— А ты, Ана? Пойдешь со мной?
— Да ни за что, — я замахала на неё руками и глубоко задумалась.
А действительно, чего я хочу от жизни, кроме того, чтобы вернуться домой? Почему Эдинбург стал для меня навязчивой идеей? Какую пользу я могу принести своей семье и своему краю?
Диплом выпускниц колледжа позволял нам продолжить обучение практически в любом из имеющихся в империи университетов без каких-либо экзаменов и проволочек. Так, может быть, пора, наконец, повзрослеть? Воспользоваться возможностью, не плыть по течению, а хоть что-то решить самой?
Как наяву я увидела толстый свод законов империи. Почему нет? Юридически подкованный секретарь — это большой плюс для его руководителя.
А если маршал окончательно передумает брать меня на работу, открою частную практику.
Очереди стоять будут!
Ага, как в зоопарке…на просмотр этого дива.
— Пойду в юристы, — громко объявила я. — Буду составлять брачные контракты и отстаивать интересы женщин при разводах.
— Прекрасный выбор для девушки! — поддержала меня Диана. — Обязательно к тебе обращусь!
— Что? — закашлялась Элизабет.
— Шутка, — рассмеялась женщина.
Я хмыкнула, раз, еще раз, а потом громко расхохоталась. Отличная вышла шутка, ничего не скажешь.
Вечером небо закрыли тучи, и ночной поход на крышу был отменен. Николас-младший печально сообщил мне об этой досадной неприятности за ужином. Я заверила его, что не особенно расстроена этим фактом, и впереди у нас целое лето. На звезды мы успеем насмотреться множество раз.
Лиззи поддакнула и сказала, что непременно присоединится к просмотру. И её брат не стал возражать, а даже обрадовался.
Но звезды я все-таки увидела, только немного не те и не там. Никки был прав, вечером у меня начался очередной приступ боли до тех самых пресловутых звездочек в глазах.
Мы смотрели телевизор. Диктор что-то монотонно бубнил с экрана, но никому почему-то не пришло в голову выключить звук. Госпожа Диана задумчиво улыбалась самой себе. Лиззи делилась с нами всеми восторгами по поводу предстоящего обучения и строила грандиозные планы на будущее (она и не прекращала этим заниматься с того момента, как ей сообщили эту новость). Никки сидел на полу в дальнем углу комнаты, подперев ладонью лицо и, кажется, засыпал. Я тоже уже начала клевать носом, несмотря на непрекращающуюся болтовню подруги, и ничто не предвещало беды, пока скучную телепрограмму не прервал экстренный выпуск новостей.
— Уважаемые телезрители! — хорошо поставленным голосом сообщил приятный телеведущий. — Только что нам стало известно о страшной трагедии, которая чуть было не оборвала жизни десятков ни в чем не повинных детей. На территории бывшей Саксонии, а ныне самопровозглашенной Южно-Саксонской республики уже давно не прекращаются конфликты на этнической почве. Валийцы, исторически составляющие почти тридцать процентов населения подвергаются жестоким нападкам со стороны южан.
Многозначительная пауза и емкое:
— Но сегодня южане перешли все границы.
Замелькали кадры: разбитые окна двухэтажного здания, испуганные детские личики. Глаза, полные слёз.
«Мы собирались укладывать детей спать, — крупным планом показали какую-то растрепанную женщину, — и вдруг услышали выстрелы, — она всхлипнула. — Мы ни в чем не виноваты, мы просто хотим жить в мире! Я не знаю, что может служить оправданием этому зверству. Это ведь дети! Валийцы, саксонцы, какая разница! Разве они виноваты в конфликтах взрослых?»
— Империя не может игнорировать произошедшее, — снова камера в студию.
Как же быстро делаются новости…
И как достоверно.
— Быстро, — хмыкнул рядом Николас-младший, то ли прочитав мои мысли, то ли озвучивая свои.
— Несмотря на достигнутые ранее договоренности о невмешательстве в политику региона всеми членами Союза Большой Пятерки, мы вводим войска на территорию Южно-Саксонской республики, — сказал с экрана господин Холд. — Мы не позволим саксонцам убивать наших детей.
Прямой взгляд его был направлен в камеру, и, казалось, прошивал насквозь.
Через черно-белый экран телевизора маршал казался не человеком, богом. Карающим и, без сомнения, справедливым. Стоящим на страже интересов беззащитных смертных.
Неужели это он несколько часов назад был у моих ног?
«Сила. Сила. Сила», — зашелестели голоса. Память заботливо подкинула двусмысленных картинок. Весь день я гнала мысли о Холде прочь, и теперь они словно решили отомстить мне за такое невнимание.
Я не просто вспоминала, я бредила наяву.
Что, если бы Диана не вышла? Что, если бы тогда, зимой, горничная не ворвалась в кабинет?
Смятое белое платье, чужое дыханье на моем лице. А что затем?
По телу прошла жаркая волна, дыхание сбилось. Желание. Отвращение. Невыносимая смесь.
Боль стала мне почти наградой, заслуженным наказанием за порочные мысли.
Я сцепила зубы, купаясь в этом ощущении. Вот и всё, никакого Холда в твоей голове. Посмотрела на Диану, новый спазм не замедлил прийти.
«Да!» — приветствовала я боль, как дорогого друга.
Облизнула выступившие над губой соленые капли.
Отлично…