Мюзик-холл на Гроув-Лейн - Шарлотта Брандиш

Арчи, мы тут превратимся в мумий, точь-в-точь как те, что в Британском музее, – Эффи с тоской проводила взглядом тарелку с мясом, уплывшую от неё. – Нет, девочки, Арчи, конечно, симпатяга и всё такое, но я ума не приложу, как можно быть такой дурищей. Держу пари, он сейчас в бильярдной или сидит в «Глобусе» с очередной девицей и травит свои любимые байки про то, как выступал с Дэном Лено на одной сцене. А мисс Румяные Щёчки тем временем наглаживает его одежонку и мечтает о том, как будет делать всё ровно то же самое, но с колечком на пальце.

– Арчи и Лавиния когда-то были помолвлены, – пояснила Имоджен специально для ничего не понимающей Оливии. – Их помолвка расстроилась, но они остались добрыми друзьями.

– Ага! Как же! Добрыми друзьями! – Эффи, раскрасневшаяся от духоты и второго стакана коктейля «Собачий нос», состроила презрительную гримасу. – Да Лавиния удавить его готова всякий раз, когда он ввязывается в новые похождения. Она же прямо сатанеет вся, и из её хорошеньких ушек только что дым не идёт.

Эффи с Имоджен переглянулись и, давясь от смеха, в унисон запели:

…Пел дискантом, пуская громко трели

И посещал таверны и бордели[9]…

– Тише, девочки, тише! – замахала на них руками Мамаша Бенни. – Вы что, хотите миссис Сиверли разбудить? Забыли, что в прошлый раз было?

Девушки сразу притихли, демонстративно округлив глаза и прикрыв ладошками рты.

– И Марджори я тоже не понимаю, – продолжала горячиться Эффи, но уже значительно тише. – Бегает за Эдди, будто у неё гордости ни капли нет. Как втрескалась в него тогда, в Маргейте, так и вздыхает по нему до сих пор. Больше года уж прошло. Давно пора успокоиться – так нет же!

– Нас как-то приглашали с гастролями в Маргейт, и после выступления мы провели там по-настоящему чудесный день, – Имоджен мечтательно вздохнула и отпила немного коктейля из стаканчика для полоскания рта. – Устроили пикник на песке, распили бутылку шампанского… Даже искупались. Песок там белый-белый и такой мелкий, что похож на сахарную пудру. Чайки, солнечные блики на воде… Именно там меня посетила мысль, что можно изменить рисунок роли в пьесе Ибсена так, чтобы она стала если и не комедийной, то не такой…

– И вот там-то Марджори и сомлела! – Эффи вновь завладела вниманием Оливии, по обыкновению перебив Имоджен. – Эдди взялся выучить её плавать, и они ушли на мелководье и долго там болтались вдвоём. Я ещё тогда подумала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Правда, миссис Бенни, я ведь тогда так и сказала? Вы помните?

– Чувства, – флегматично выразилась Мамаша Бенни, чтобы не спорить с разгорячившейся Эффи. – Греночка и сама уж не рада, что всё так повернулось, да сладить с собой не может. Когда-нибудь ты её поймёшь.

– Да ни за что! – Эффи замотала головой так неистово, что едва не пролила коктейль на юбку. – Вот уж благодарю покорно! Насмотрелась я на такие-то радости вдоволь. Матушка моя, упокой Господь её неспокойную душу, очень уж чувствительной женщиной была… Впрочем, ладно, – Эффи, зажмурившись, покачала головой и не стала продолжать. – Не-е-ет, даром мне не надо этих ваших чувств, от которых одни неприятности. Уж лучше быть самой себе хозяйкой.

– Чтобы быть себе хозяйкой, нужны деньги, и немалые, – осадила подругу Имоджен, и тон её прозвучал резковато. – И хватит уже сплетничать. Мисс Адамсон и так, вероятно, думает о нас невесть что.

Эффи молча проглотила укор, но взглянула на Имоджен недобро. В отместку она придвинула к ней жестяную коробку с шоколадом, а когда та с досадой отмахнулась, прошипев: «Убери это от меня! Ты же знаешь, я не ем сладкого!» – многозначительно взглянула на Оливию и закатила глаза.

В дверь постучали. Все замерли, а потом принялись прятать кувшин и стаканы под стол, но опасения оказались напрасными – явились те, кого так долго ждали.

Марджори Кингсли, как обычно, многословно извиняясь за опоздание, неловко пробралась к столу и плюхнулась на краешек кровати. Лавиния же, одетая в роскошный шёлковый халат цвета утренней зари, и с волосами, накрученными на папильотки и упрятанными под серебристую сеточку, грациозно опустилась на единственный оставшийся свободным стул и скрестила длинные ноги. Оливия обратила внимание, что на руках бывшей оперной дивы тончайшие перчатки из муслина.

– Я всегда перед сном втираю в кожу рук миндальное масло, – чуть в сторону, словно выдавала бог весть какую тайну, прошептала Лавиния Бекхайм. – Превосходное средство. Помогает сохранить кожу мягкой и белоснежной, – и она обезоруживающе улыбнулась.

Началась суета. Всем раздали картонные тарелочки, разлили по стаканчикам (каждый предусмотрительно пришёл со своим) «Собачий нос», и все принялись за еду. Эта трапеза совсем не походила на приютский ужин, который подавали в пансионе миссис Сиверли. Снедь была бесхитростной, но очень вкусной, и Оливия, которой досталось ровно столько же ветчины, пирогов и индийского маринада, что и другим, с удовольствием отдала должное каждому блюду. Пытаясь сгладить неприятное впечатление от недавней размолвки с Эффи, Имоджен, которая единственная из всех почти ничего не ела, с большим тактом принялась расспрашивать Оливию о том, что она чувствует по поводу завтрашнего дебюта. На этот раз в её тоне отсутствовала ирония, а советы, которыми она позволила себе поделиться с коллегой, были, как оказалось впоследствии, весьма полезными.

Хотя Рафаил Смит и рекомендовал Оливии держаться подальше от пересудов и сплетен, его совету она не последовала, наоборот, жадно схватывала всё, что говорилось во время тайной пирушки. Выглядеть подозрительно она не опасалась – «Собачий нос» развязал языки всем, кроме Мамаши Бенни. Только она, сидя вплотную к раскалённому газовому камину и ничуть не страдая от жары, молча потягивала чай и поглядывала на девушек с видом умудрённой опытом старейшины клана.

Актрисы же, быстро прикончив целый кувшин согревающего коктейля, с наслаждением сплетничали, беззвучно хохотали, втягивали Оливию в свои шуточные споры и в целом развлекались на полную катушку, впрочем, не забывая о том, что за тонкой перегородкой спит хозяйка пансиона.

К себе Оливия вернулась далеко за полночь. Ей, непривычной к горячительным напиткам, пришлось изрядно повозиться с ключом, пока она не сообразила, что дверь в её комнату всё это время была не заперта.

* * *

Коробка с вещами Люсиль Бирнбаум исчезла.

Оливия обнаружила пропажу утром, и, не веря сама себе, долго стояла на коленях, шаря под кроватью. Голова у неё побаливала – «Собачий нос» с непривычки оказался слишком уж крепким.

Наконец, убедившись, что коробки нигде нет, она поднялась на ноги и сжала ладонями