Исчезнувшая герцогиня - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фиона молчала, и графиня, поняв, о чем она думает, воскликнула:
— Письмо прислал Торкуил. Ужасно длинное. Я перескажу тебе лишь краткое его содержание.
Графиня сделала паузу, еще раз пробежала глазами по строчкам и заговорила:
— Во-первых, он пишет, что тело леди Мораг благополучно извлекли из воды и уже отправили на Север. Там ее похоронят вместе с другими покойными представителями семейства Мак Дональд.
Фиона тяжело вздохнула и ничего не ответила, и графиня продолжила:
— Во-вторых, похороны герцогини состоятся завтра. Они пройдут с большим размахом и с надлежащей торжественностью. По словам Торкуила, приглашено множество людей. Все важнейшие персоны Шотландии будут присутствовать на церемонии.
— Рано или поздно это должно было случиться, — прошептала Фиона.
— Появление их в замке Рэннок — своеобразное извинение за свое поведение, — сказала герцогиня. — Надеюсь, их мучает совесть за то, что на протяжении стольких лет они вели себя подобным образом по отношению к герцогу.
— Уверена, герцог очень ценит преданность вашего сына и вашу веру в него, — пробормотала Фиона. — Это все, что он имел в течение столь длительного времени.
— Я любила Эйдена с самого его детства, — ответила герцогиня. — Ничьи доводы и сомнения не смогли бы убедить меня в том, что этот человек способен совершить столь отвратительное преступление. Хотя скажу откровенно: Дженет своим поведением вынудила бы кого угодно пустить в ход грубую силу!
В голосе графини прозвучали гневные нотки, но она тут же одернула себя:
— Вообще-то не стоит отзываться дурно об умерших. Теперь все это осталось в прошлом. Надо постараться просто не думать о плохом. А Эйден наконец обрел право начать новую жизнь.
Она выдержала паузу и добавила:
— С тобой!
Фиона почувствовала, как ее щеки густо краснеют, и огляделась по сторонам, словно желая удостовериться, что их разговор никто не слышит.
— Все в порядке, дорогая моя. Но нам следует быть очень благоразумными. Эйден заявил, что это крайне важно. Именно поэтому мы трое — ты, я и Мэри-Роуз завтра утром уезжаем в Лондон.
— В Лондон? — Фиона удивленно вскинула брови.
— Эйден присоединится к нам, как только сможет. Ему надо разобраться с неотложными делами, навалившимися на него после всего, что произошло, — с улыбкой пояснила графиня. — Он хочет предпринять все возможное, чтобы о тебе не распустили слухов.
— Представляю… что было бы… если бы я… осталась в замке Рэннок… — начала Фиона.
— Об этом не могло идти и речи, — перебила ее графиня. — Особняк, который на протяжении долгих лет принадлежит нашей семье, возможно, не такой огромный и роскошный, как замок Рэнноков. В нем нет изобилия драгоценных вещей, но он весьма удобный и уютный. И тебя здесь всегда рады видеть.
— Вы… очень добры, — пробормотала Фиона.
— Эйден для меня как сын. Я всегда желала ему счастья, — сказала графиня. — Теперь, кажется, за него уже можно не волноваться.
Фиона опять покраснела. Она чувствовала, что должна ответить, но не находила нужных слов. Герцогиня, заметив ее замешательство, умиленно рассмеялась.
— В Лондоне у нас с тобой будет много дел. У тебя совсем мало времени на покупку приданого.
Глаза Фионы встревоженно вспыхнули. Несколько секунд она в нерешительности молчала, потом смущенно сказала:
— Боюсь… в данный момент… я не могу… позволить себе… что-то особенное… в качестве приданого.
— Это будет нашим с Торкуилом свадебным подарком для Эйдена, — с таинственной улыбкой сообщила графиня. — Я всегда гадала, женится ли он во второй раз. Теперь знаю ответ на занимавший меня вопрос. И хочу подарить ему то, что ему пригодится.
— Но… прошу вас, — запротестовала Фиона. — Вы не должны… этого делать…
— Нет уж! Я настроена очень решительно, — твердым тоном заявила графиня. — Давай не будем спорить по этому поводу. Я знаю, что, начав новую жизнь, жизнь с Эйденом, ты захочешь выглядеть как можно лучше.
В ее карих глазах вновь появилось озорство. Игриво подмигнув Фионе, она добавила:
— Никогда не забывай о том, что он очень красивый мужчина!
Фионе до сих пор представлялась не правдоподобной история с леди Мораг. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла осмысленно думать о случившемся. Как ни крути, этот кошмар оказался спасательным мостиком к новой, счастливой жизни, которая ждала их всех впереди.
Герцог буквально вытянул ее из лап дышавшей ей в затылок смерти. Они вдвоем уселись на край той дыры в стене, что являлась когда-то отверстием для стрел. Фиона ясно ощутила тогда, что попала из ворот чудовищного ада, в которых провела несколько ужасающих минут, в светлый рай, где не существовало ничего, кроме них двоих.
У нее уже не было необходимости удерживаться за край свисавшего старого пола, впиваться ногтями в дерево уцелевшего куска балки, но ее еще долго преследовало ощущение, что она обязана бороться до последнего. Ради спасения двух жизней — своей и герцога.
«Я не должна упасть! Я не должна!» — продолжало стучать в ее висках. А от страшного ожидания новых ударов камнем все сжималось внутри.
Она боялась, что очередной из них угодит ей в голову, и тогда уже не миновать смерти. Именно этого и пыталась добиться сумасшедшая женщина, заманившая ее в башню. Тогда ее тело, как тело герцогини, скрылось бы под черной водой, и, возможно, никто никогда не догадался бы о том, куда она исчезла.
Лишь потом Фиона узнала, что после исчезновения герцогини было осмотрено лишь то, что оставалось от великого рва. Искать ее в воде, скопившейся у основания Сторожевой башни, никому не пришло в голову.
Тогда воды было там совсем немного, каких-нибудь несколько футов. Но после того как леди Мораг толкнула сестру вниз, та ударилась головой о каменный фундамент башни и потеряла сознание.
Она скончалась, захлебнувшись водой. Этот факт был установлен специалистами, изучившими извлеченные останки ее тела.
Осознав, что она спасена, Фиона не могла думать ни о чем, кроме того, что с ней рядом герцог, что его сильные надежные руки крепко обнимают ее. Ей казалось, на свете не существует ничего другого, только он, только тепло его рук.
— Ты в безопасности, сокровище мое, — бормотал герцог. — Но ведь я мог потерять тебя!
В его голосе звучало столько ужаса и отчаяния, что Фионе хотелось тут же его утешить. Но она не могла это сделать — язык не слушался ее, словно превратился в разбухшую вату, а руки онемели.
Потрясение от понимания того, что только что произошедшее в этой башне связано с ней, лишило ее голоса и, наверное, половины сознания. Единственное, о чем она не переставала думать, так это о герцоге, о его присутствии рядом, о своей любви к нему.