"Черта оседлости" и русская революция - Владимир Бояринцев

В черте оседлости евреев — фабричных рабочих насчитывалось 45 000 человек, в сельском хозяйстве занято 12 000 человек.

Несколько слов к вопросу о «бесправном положении евреев» в дореволюционной России, взятых из воспоминаний известной еврейской террористки М. Школьник: «Мой дедушка поселился в Боровом-Млыне, деревне Виленской губернии, в 1851 году. Правительство давало еврейским колонистам-земледельцам некоторые привилегии, в том числе освобождение от воинской повинности… Чтобы спасти своих сыновей от военной службы, мой дедушка стал крестьянином».

«Как все крестьянские жилища, наша хата разделялась тёмным проходом на две половины. Одна половина служила для жилья, другая была сараем, где находились лошади, коровы, земледельческие орудия и продукты» (Школьник М. М. Жизнь бывшей террористки).

Отметим, что у «дедушки» было пятеро сыновей, и при этом на военную службу призывались вместо «бесправных евреев» русские крестьянские дети, не имевшие еврейских привилегий.

Вспомним, что в 1906-м году Маня Школьник вместе с Ароном Шпайзманом совершили покушение на черниговского губернатора Хвостова. Одна бомба не разорвалась, другая губернатора ранила. Шпайзмана казнили, Маню Школьник приговорили к 20-ти годам каторги, в 1927 году она вступила в ВКП(б) и в 1947 году благополучно стала персональной пенсионеркой. Жизнь её является ярким свидетельством «жестокости» царского режима, зачастую заменявшего смертную казнь длительной ссылкой, откуда была возможность сбежать, или где можно было добиться смягчения наказания.

Из приведённой выше цитаты следует, что «черта оседлости» давала евреям больше преимуществ, чем недостатков. В то же время «черта оседлости» квалифицируется евреями как «хрестоматийный пример дискриминации евреев».

Фактически организацией черты оседлости было создано первое еврейское государство, где евреи пользовались безопасностью и большими свободами, чем местное население, а выезд из этого государства, естественно, был связан с преодолением ряда бюрократических рогаток.

Большой интерес представляет книга генерал-лейтенанта Е. И. Мартынова «Политика и стратегия», который был участником русско-японской войны, где и получил орден Святого Георгия 4-й степени. В Первой мировой войне он участия не принимал, так как, попав на фронт, оказался в плену. Вернулся в Россию в 1918-м году и служил в Красной Армии. В этой книге даётся, в частности, характеристика евреев как солдат дореволюционной армии.

Но Мартынов писал так, как будто он живёт в период современной российской демократии:

«Все многочисленные наши инородцы, с интернациональным еврейством во главе, ненавидят армию как олицетворение национальной русской идеи, как представительницу прочного государственного единства…».

Сравнивая русского солдата с японским, Мартынов замечает:

«В России, как известно, военного обучения в школах совсем нет, а воспитание ведётся в космополитическом направлении, причём наша передовая интеллигенция всеми мерами стремится внушить молодежи отвращение к войне и пренебрежение к военным доблестям…».

При подготовке же русского солдата «параллельно с обучением должно идти и нравственное воспитание солдата в идеях патриотизма, чувства долга, самопожертвования, приверженности к закону и порядку».

Мартынов также считал, что «евреи, в общей своей массе неспособные к строевой службе, должны быть совершенно от неё освобождены. Их следует назначать в нестроевые команды, за исключением, конечно, тех единичных личностей, которые сами пожелают служить в строю…»

И, рассматривая итоги русско-японской войны, Мартынов делает заключение:

«Евреи, оставшиеся в строю, обыкновенно очень дурно влияли на товарищей и вследствие своей нервной натуры были главными распространителями всевозможных паник. Конечно, и между евреями попадались хорошие солдаты, но они представляли единичные исключения, в общем же еврейская национальность, отличительными чертами которой является крайняя трусость и физическая слабость, совершенно непригодна к военной службе. Влить в хорошую строевую часть большой процент евреев — это значит наверняка её деморализовать…».

В. В. Шульгин считал, что из-за того, что евреи с начала ХХ века стали силой «явно опасной, ибо вели революционную пропаганду в войсках», то надо было «освободить евреев от несения воинской повинности подобно тому, как были от неё свободны в России около 20 миллионов других инородцев. Эта мера не отразилась бы чувствительным образом на армии, но в значительной мере подвела бы логический фундамент под “ограничения”: кому меньше дано — с того меньше и взыскивается».

Освобождение «других инородцев» от воинской повинности, видимо, объяснялось не низким их образовательным уровнем, а той ненадёжностью, которые они привнесли бы в армию, защищающую русские национальные интересы.

Но не будь евреев в армии, это привело бы к ещё большему появлению революционеров-евреев с высшим образованием, уже дипломированных специалистов по революционной пропаганде и агитации. В соответствии же с высказыванием Плеханова, мы помним, что пропаганда — это доведение многих сведений до немногих, а агитация — доведение немногих сведений до многих. И здесь трудно сказать, что опаснее для нарушения стабильности в стране.

Ещё в 1905-м году, обращаясь к евреям, генерал М. И. Драгомиров писал: «Вам удастся закупить интеллигенцию, закупить правительство, кого льстивыми речами, кого нытьём о вашем якобы страшном угнетении… кого чем, и в конце концов, разумеется, надуть; но инстинкта масс вы не надуете. Долго они терпят от вашей эксплуатации, но терпение, наконец-то лопается, и затем… затем вы знаете, что происходит».

Обратите внимание, как часто встречаются в этом тексте ссылки на книги еврейских авторов, изданные в Ростове-на-Дону — родине (но не «предков»!) многих местечковых евреев — дореволюционных террористов и послереволюционных евреев-большевиков.

В. Кожинов пишет:

— В сознание многих людей… давно внедрено представление, что евреи… вырывались, «освобождались» из чуть ли не «концлагеря» — «черты оседлости». Но вот, например, И. Э. Бабель записывает в дневнике об исчезающих на его глазах еврейских местечках в «черте оседлости»: «Какая мощная и прелестная жизнь нации здесь была…».

Ещё лучше знал еврейскую жизнь в «черте оседлости» писатель Р. И. Фраерман (1891–1972), который «с глубокой горечью говорил о том, что в пределах этой самой “черты оседлости” в течение столетий сложились своеобразное национальное бытие и неповторимая культура, которые теперь, увы, безвозвратно утрачены…» (выделено мной. — В.Б.).

Мало того, это были самоуправляемые кагалом территории — обратимся опять к «Карманной еврейской энциклопедии»: «Кагал — форма еврейской общинной самоорганизации… Кагал играл роль посредника между общиной и нееврейской властью…». Вопросы есть?

«Черта оседлости» никак не могла отрицательно повлиять на получение евреями высшего образования. Так, в 1911-м году в Московском университете училось 10 % евреев, в Петербургском — 17,7 %, Киевском — 20 %, Новороссийском — 34 % (при численности еврейского населения немногим больше 3 %). В то время как установленные правительством «нормы» для Москвы и Петербурга составляли 3 %, а для центра России и черты оседлости, соответственно, 5 % и 10 %.