Капитан Трафальгар - Андре Лори

Лес этот, который мы могли смутно различать вдали, находился, вероятно, на расстоянии пяти или шести километров от города. Но мы до того спешили прибыть туда вовремя, что проскакали все это расстояние в каких-то двадцать минут. Клерсина все время неслась впереди нас. Ее можно было принять за одну из древних амазонок, спешащую в самую гущу битвы… Стиснув зубы, с неподвижно устремленным вперед взглядом, порывисто дыша, она не проронила ни слова, но гнала вперед свою лошадь, заставляя ее преодолевать все препятствия на пути.

Лишь на самой опушке леса она остановилась.

– Надо спешиться, – проговорила она, – топот копыт в лесу может выдать нас!

С этими словами она первая соскочила с седла и, не позаботившись даже привязать лошадь к дереву, устремилась прямо в глубь леса. Нам пришлось крикнуть ей, чтобы она подождала нас.

К счастью, она превосходно знала всю эту местность и сразу смогла сообразить, куда именно следует идти. Мы шли за ней через чащи, кусты и заросли. Вдруг она остановилась и крепко схватила меня за руку повыше локтя.

– Видите, это там! – сказала она хриплым, подавленным голосом, указав мне на красноватый свет, показавшийся вдали, в глубине темной чащи леса: очевидно, это был отблеск костра. – Дай Бог, чтобы мы успели дойти туда вовремя!

– Пока прошло не более часа с того момента, как исчез Флоримон! – заметил отец, обладавший редким качеством сохранять полное спокойствие даже в самые трагические моменты.

Мы продолжали идти в направлении огня, который с каждой минутой становился все ярче и заметнее. Так прошло около четверти часа, после чего мы уже могли видеть совершенно ясно, что на большой красивой поляне был разведен огромный костер. Подойдя еще ближе, можно было убедиться, что эта полянка была запружена многочисленной толпой, шумевшей на разные голоса.

Здесь собралось, очевидно, около трехсот человек различного пола и возраста, но исключительно негров. Вследствие шума, говора, смеха и веселых криков расположившихся отдельными группами на траве негров, одни из которых сидели, поджав под себя ноги, другие полулежали, третьи стояли кружком, мы могли незамеченными приблизиться к самому краю лужайки, где и притаились за большими деревьями, настолько близко от костра, что могли следить за мельчайшими подробностями того, что там происходило.

Прежде всего мне бросилось в глаза, что в глубине лужайки был построен навес с соломенной крышей, на четырех деревянных столбах, под этим навесом были свалены целые груды досок и ящиков. Тут же был разведен костер. Кроме того, я заметил, что все присутствовавшие тут негры и негритянки принарядились совершенно особым образом для этого торжества. Так, например, вместо того, чтобы быть босыми, как это всегда замечается у негров в обыденной жизни, все они были обуты в особого рода соломенно-веревочные сандалии, у всех на головах были повязаны красные платки на манер небольших тюрбанов; вокруг пояса болталось столько красных шелковых платков и того же цвета шерстяных или бумажных лоскутков, сколько они могли найти у себя под рукой.

Едва я успел разглядеть все это, как раздался сигнал – что-то вроде в виде мелкой дроби, выбиваемой по тонкой зубчатой доске, заставивший разом смолкнуть весь шум, смех и разговоры, очевидно, предвещавший начало священных обрядов.

Действительно, почти в тот же момент из-под навеса выступили Зеновия Пелле и Ливар-Конго, которые, пройдя с торжественным видом несколько шагов, уселись на деревянные табуреты между костром и навесом. На них были красные диадемы, лазорево-голубые пояса, увешанные бесчисленным множеством золотой мишуры и блесток, множеством самых разнообразных амулетов, а также ожерелий, и несчетное число браслетов.

После того, как они уселись на свои табуреты, которые стояли не на земле, а на каком-то возвышении, накрытом белоснежной тканью, двое негров подошли и с обеих сторон приподняли эту белую ткань. Тогда я увидел, что возвышение, на котором восседали Зеновия Пелле и Ливар-Конго, представляло собой большой деревянный ящик, забранный спереди железной решеткой, за которой находилась змея чудовищной величины. Пригретая пламенем костра, эта змея благодушно извивалась; сквозь железную решетку ее клетки я видел, как кольца ее переливались металлическим блеском мелкой и ровной чешуи.

Вся толпа присутствующих обступила теперь этот ящик и сидящих на нем разряженных папалои и мамалои. Каждый по очереди подходил к ним и целовал у них руки, затем громким голосом произносил клятву не выдавать никому из посторонних тайн этого культа. Церемония эта продолжалась очень долго, а когда наконец кончилась, Ливар-Конго встал и произнес речь, в которой напоминал своим приверженцам, что все они должны оставаться верны ему, а главное, оказывать ему во всем полное доверие, всегда обращаться к нему в случае болезни или какой другой житейской невзгоды, руководствоваться его советами во всех важных случаях жизни, так как он – их друг, отец, наставник и вождь.

Несколько негров и негритянок тут же последовали этому внушению папалои и явились по очереди преклонить перед ним колени и просить его совета и помощи. Одни просили какое-нибудь целебное средство от того или другого недуга; другие – талисман, который бы мог смягчить строгость их господина, или помочь нажить большие деньги; третьи просили его призвать на какого-нибудь недруга беды и несчастья. Многие излагали свои просьбы и желания шепотом, в таких случаях Ливар-Конго отвечал также шепотом. Если консультация сопровождалась приличным подношением, то Зеновия Пелле немедленно проявляла все признаки дара пророчества и прорицания.

Она начинала беспокойно двигаться на своем табурете над клеткой со змеей; вращая глазами во все стороны с удивительно яростным видом, она извергала пену из уст и, казалось, готова была упасть в обморок, затем разражалась целым потоком обещаний всякого рода благополучия и удовлетворения щедрому подносителю.

А глупая толпа приходила в восторг и с трепетным интересом следила за каждой мельчайшей подробностью этой отвратительной комедии. Мало-помалу возбуждение этой толпы переросло в какое-то опьянение и стало выражаться криками, возгласами, завыванием и какими-то странными жестами и телодвижениями, напоминавшими корчи эпилептиков. Несколько женщин с корзинами на руке, наполненными бутылками с тафией, обходили толпу и предлагали желающим выпить, получая какую-то мелкую монету в обмен за этот напиток.

Таким образом, действие алкоголя еще более усиливало то состояние опьянения, которое и без того уже начинало овладевать толпой.

Вдруг из толпы выбежал молодой негр и, став на колени перед клеткой, воскликнул, воздевая к ней руки:

– О, всемогущая! Я пришел просить у тебя величайшей милости: не откажи в ней детям твоим!

– Говори, сын мой! – ответила Зеновия с отвратительной улыбкой на лице.

– Дай нам, чтобы завершить этот праздник, белого безрогого козленка!

В толпе поднялся страшный шум и гам.

– Да, да!.. дай нам белого безрогого козленка! – кричали сотни хриплых, возбужденных голосов.