Мик Джаггер - Филип Норман

Крисси Шримптон тоже осознавала власть Олдэма над Миком, хотя в ее нежном возрасте — ей еще не исполнилось девятнадцати — власть эта оставалась для нее тайной за семью печатями. Теперь Крисси почти все ночи проводила с Миком на Мейпсбери-роуд, хотя, держа лицо перед родителями, снимала студию с Лиз Гриббен. Когда в квартиру звонила Джеки Грэм или другие малолетние поклонницы, им отвечал напряженный женский голос, отбивавший охоту снова ни с того ни с сего заявляться на крыльцо.

Слава «Стоунз» росла, и, однако, Мик по-прежнему почитал за великую честь встречаться с сестрой Джин Шримптон, хотя Крисси не желала пользоваться выгодами, которые сулила ей фамилия, а равно и своей ослепительной красотой, и продолжала работать секретаршей — теперь уже в «Декке», где записывались «Стоунз». «Я по-прежнему хотела все время быть с ним, — вспоминает она. — Но моя жизнь проходила в основном днем, а Микова — в основном по ночам». А права, которые заявлял на Мика ее соперник Олдэм, Крисси в состоянии описать лишь словами «могущественный» и «пугающий».

Ее взрывные ссоры с Миком, порой не обходившиеся без физического насилия, обострялись прямо пропорционально росту славы «Стоунз»; Мик все отчетливее сознавал, что звезда в группе он, и все чаще, едва на горизонте появлялись поклонницы, гнал Крисси с глаз долой. К ужасу человека, превыше всего ценившего клевизну и самообладание, скандалы все чаще происходили на людях — на концертах, вечеринках, в новых клубах вроде «Ад Либ». «Один раз они ужасно поругались в конторе Эрика Истона, — вспоминает Ширли Арнольд. — В результате Крисси пнула Мика и спихнула с лестницы».

Поклонники, считавшие его недостижимым божеством, изумились бы, узрев, в каком он пребывал расстройстве, когда Крисси хлопала дверью и вылетала в ночь, а регулярные звонки в дом ее матери не проясняли, куда она подевалась. Эндрю Олдэм получал страдальческий сигнал бедствия и, как правило, обнаруживал Мика на скамейке на набережной Темзы, подальше от любопытных глаз и ушей. Как вспоминает Олдэм в «Stoned», Мик излагал свою трактовку ссоры и чуть ли не в слезах рассказывал, как Крисси набросилась на него с кулаками. (Она теперь решительно заявляет, что к кулакам никогда не прибегала и «он не был жертвой домашнего насилия».) Задушевная беседа с Олдэмом нередко затягивалась до утра, после чего они шли по опустелому Вест-Энду и завтракали в кафе среди таксистов.

Олдэм пишет, что в тот период они с Миком «были близки, как только могут быть близки двое юношей», и с тех пор насчет этой близости строятся бесконечные догадки. Олдэм явно не был гомосексуален — незадолго до того он начал встречаться с хэмпстедской девушкой Шейлой Клейн (эта фамилия позже громко прозвучит в совсем другом контексте), на которой вскоре и женится. С другой стороны, нутром чуя любой эпатаж, он добивался дружбы открытых геев от мира музыки — в частности, автора мюзикла «Оливер!» Лайонела Барта — и перенимал их жестикуляцию и речевые обороты, совершенствуя свой репертуар, развлекая друзей и сбивая с толку врагов.

В общем, поползли слухи, что в крайне тесном жилище в доме 33 по Мейпсбери-роуд Мик и Олдэм так близки, что даже спят в одной постели. Необходимо тут же прибавить, что в 1964 году души были чище и это обстоятельство могло значить не то же, что ныне. Молодые люди могли дружить платонически, в викторианском духе, делить квартиру, комнату и даже постель (что нередко случалось с музыкантами поп-групп на гастролях), и в этом не читалось гомоэротического подтекста. В своих мемуарах сам Олдэм вспоминает ночь, когда они вдвоем приехали в квартиру его матери в Незерхолл-Гарденз, Хэмпстед, решили не тащиться домой в Уиллсден и залечь прямо здесь. Уже после обеда, заглянув к сыну в комнату, миссис Олдэм увидела, что они ютятся в его односпальной постели, по-прежнему глухие к миру.

По рассказам Крисси, будущую невесту Олдэма Шейлу Клейн эти слухи тоже бесили, и — в другой день, на Мейпсбери-роуд, — она предложила провести самостоятельное расследование. «[Шейла] заставила меня прождать с ней всю ночь — хотела посмотреть, спят ли Эндрю с Миком в одной постели, и они спали в одной постели… Мы зашли, а они спят, лицом в одну сторону, и, помню, я подумала, какие они славные. Шейла сказала: „Ну вот, я так и знала!“ — и я по сей день не понимаю, что она имела в виду».

* * *

7 февраля 1964 года «Битлз» впервые пересекли Атлантику, приземлились в Нью-Йорке посреди подростковой битломании, в сравнении с которой бледнела европейская, и положили конец американскому господству в поп-музыке одним выступлением в телевизионном «Шоу Эда Салливана». Они стали самым востребованным британским экспортным товаром после Шекспира и шотландского виски, бесконечно очаровательными и воспитанными посланниками, а их когда-то возмутительные прически родина почитала теперь за драгоценный национальный актив. На приеме, устроенном в их честь в Вашингтоне, одна женщина достала маникюрные ножницы и игриво откромсала локон-другой с затылка у Ринго Старра. Представители британских СМИ вознегодовали, будто она изуродовала королевские регалии.

«Битлз» покоряли Америку, а «Роллинг Стоунз» удовольствовались покорением американского трио, назначенного гвоздем их вторых британских гастролей. В Великобританию прибыла чернокожая женская группа Фила Спектора The Ronnetes, чья бурная «Be My Baby» стала на островах хитом и в рознице абсолютно затмила «I Wanna Be Your Man». К тому же они были сексуальны, как никакая другая женская поп-группа, — прически вида «пчелиный улей», нахально подведенные глаза, облегающие брючные костюмы с шифоновыми рукавами. Но и это не спасло их от судьбы, два месяца назад постигшей The Everly Brothers. Еще до начала гастролей хедлайнерами стали «Стоунз».

Спектор, менеджер и продюсер трио, уже зациклился на солистке Веронике Беннетт, Ронни (которую впоследствии подвергнет готически устрашающему браку). Заранее получив от будущего британского коллеги Эндрю Олдэма словесный портрет трех центральных музыкантов «Стоунз», Спектор послал им всем грозную телеграмму: «Девочек моих не троньте». Это не помешало Мику и Киту с порога нацелиться на «пчелиный улей» Ронни на вечеринке в мейфэрской квартире диджея Тони Холла; туда же в канун своего отбытия в Америку пришли Джон Леннон и Джордж Харрисон. Корреспондентка журнала «Бойфренд» Морин О’Грейди помнит, как необычайно натянуто общались дартфордские приятели, соперничая за внимание Ронни, и как разобиделся Мик, когда она оказалась невосприимчива к его чарам и ушла с битлом Джорджем.

«I Wanna Be Your Man» едва выпала из «Топ-10», и ненасытная поп-музыкальная машина уже требовала от «Роллинг Стоунз» третьего сингла. На сей раз никакой дружелюбный битл их не выручит. «Стоунз» не стали копаться в разграбленных каталогах ритм-энд-блюза и вспомнили о единственном белом американском исполнителе, который повлиял на всех. Они единодушно выбрали «Not Fade Away», оборотную сторону хитового сингла Бадди Холли 1957 года «Oh Boy», — Мик вживую видел, как Холли исполнял ее в кинотеатре «Вулич-Гранада» на единственных британских гастролях, которые тот успел провести до преждевременной смерти. По счастливой случайности один из совместных концертов «Стоунз» и The Ronnetes проходил в том же кинотеатре.

«Not Fade Away» записали в студии «Риджент саунд» в краткий перерыв между концертами, ближе к началу гастролей. Чтобы смягчить всеобщую усталость и ворчливость, Олдэм превратил сессию в пьянку и позвал на подмогу разнообразных популярных персон. Американский певец Джин Питни, бывший клиент пресс-агента Олдэма, вложил в запись дополнительную перкуссию и гигантскую бутылку коньяка. Заскочили поглазеть Грэм Нэш и Аллан Кларк из (весьма уместных) The Hollies, а великий Фил Спектор, когда-то продюсировавший пластинки Питни, тряс маракасами.