Молчание бога - Александр Золотько

Вот уже почти полгода по ночам гибнут на улицах люди. Кто-то врывается в дома и убивает всех, кого настигнет. И ничего не берет – ни с тел, ни из домов.

– Я его порезал, – сказал Левша. – Я его порезал, мать его... Грудь и лицо... Он должен был сдохнуть...

Кровь на земле и пунктир из кровавых пятен подтверждали – убийца ранен. Ранен тяжело. И город стал искать раненого.

Каждая семья стояла перед своим домом, каждого проверяли. Мужчин – мужчины. Женщин – женщины. И никто не мог уклониться. Каждый проверял каждого.

И уже к полудню стало понятно – среди горожан нет убийцы. И в замке нет раненого. И среди чужаков нет раненого. И тогда кто-то выкрикнул – Демон!

Демон, закричали люди. Тогда Ловчий шагнул к тому, кто громче всех кричал, и выбил ему зубы. Развернулся и сломал челюсть второму. И сказал, что лично зарежет всякого, кто еще хоть раз произнесет это поганое слово вслух.

Люди замолчали.

Мы здесь, сказал Ловчий, и мы найдем эту тварь.

И слово свое сдержал. Хотя получилось все не так, как думалось.

Судьба, удача, предначертание – как угодно назовите это. Дочь смотрителя зверинца. Маленькая девочка восьми лет. Она пришла к отцу и сказала, что умирает волк. Волчику плохо.

Отец подошел к клетке, потом бросился в замок. Потом все пришли в зверинец. С топорами, факелами, ножами и дубинами. Посмотреть.

Волк лежал, левый бок тяжело вздымался. Из-под тела продолжала течь кровь. Морду пересекала свежая рана.

– Оборотень, – пробормотал кто-то, Левша не рассмотрел кто именно, – оборотень.

Волк попытался встать. Упал. Снова попытался. А потом стал превращаться в человека. Перетекать в человека, словно расплавленный воск в новую невидимую форму.

Человек схватился руками за прутья клетки, встал на ноги.

Всем вначале показалось, что он по-звериному скалит зубы. Потом Левша понял – смеется тварь. Смеется над ними всеми.

Левша шагнул вперед, и клинок вошел оборотню под нижнюю челюсть...

– ...Так я и говорю: оборотень самое страшное и опасное... – начал Длинный, схлопотал затрещину от Левши и отлетел к стене.

– Не перебивай, – сказал Левша. – Не перебивай. Когда я его заколол, он упал на пол клетки, как куча Дерьма, и превратился в волка. Понимаешь? Волка. Не в человека, а в волка. Оборотень, он всегда превращается после смерти в человека... В того, кем был изначально. Кем родился. Понятно? Волком он становится, чтобы удобнее и безопаснее было убивать. Типа, хищником.

А этот стал волком. Это получается, что он человеком становился, чтобы убивать... Человеком. Клетку, там, открыть, замок. Изнасиловать. Убить. И снова вернуться в зверинец. Ясно? Нет? Человек самое страшное животное. Не зверь. Человек.

Длинный вернулся на свое место, потирая ушибленную щеку.

– Да я... – пробормотал Длинный.

– А ты – про верблюда, траханного пантерой, – Левша махнул рукой.

– Я хотел...

– Ты хотел! Мы хотели сегодня утром уехать, – сказал Левша.

– Левша хотел сегодня вечером потереться о вдову с Перевоза, – подхватил Стук. – А вместо этого – сидим тут в сарае, пьем ваше кислое вино и травим старые истории.

– Потому что жизнь такая, – подвел итог Левша. – Хочешь одно, а выходит...

Если бы Левша знал, что именно сейчас происходит с послом из Рима, то еще больше утвердился бы в своем мнении по поводу планов и их осуществления.

Посол хотел стать бессмертным. Ему даже показалось, что он стал бессмертным. Но сейчас он умирал. Недавно он мечтал о бессмертии, но сейчас хотел смерти.

Мост и трупы на мосту. Мешок на голову – и два дня в пути. Двое суток, показавшихся бесконечностью. Посла трясло и бросало. Его сбрасывали с седла, словно мешок, и снова, после привала, забрасывали на коня. Никто не разговаривал с ним, и никто не снимал с его головы мешок. Ему не развязывали руки.

Посол терпел, пока это было возможно. Потом стал просить. Ерунду. Мелочь. Просто отпустить его на минуту. Можно не снимать мешка с головы, только развязать руки. Он не сбежит. Ему нужно... Поймите, нужно... Пожалуйста... Никто не ответил.

Через некоторое время – посол потерял счет – его швырнули в ледяную воду. Подумал – все, отмучился. Но его вытащили. Просто помыли, как тряпку, прополоскали и вытащили из воды.

Было очень холодно. Колотила мелкая дрожь, но онемение не растекалось по телу. Бальзам, понял посол. Его защищает бальзам. И даже чуть не возблагодарил Господа.

Потом посла кто-то нес. Кто-то один. Небрежно ухватив за пояс. Легко, словно мешок с сеном.

И швырнул на пол. На холодные камни. Рука посла неловко подвернулась: хруст ломающейся кости, слепящая боль... И тепло, растекающееся от места перелома. И – спокойствие.

– Ты меня слышишь? – спросил чей-то незнакомый голос.

– Да, – тихо ответил посол.

– Слышишь? – вопрос был повторен.

Посла ударили. В правый бок, сзади. Посол вскрикнул, повалился на пол. Руки были связаны за спиной, и встать после удара не получилось. Да ему никто и не позволил бы встать.

Удары следовали один за другим. Ногами, понял посол, его били ногами. Без суеты, методично и неторопливо. Удар – боль – пауза. Ровно настолько, чтобы боль утихла. И снова – удар.

– Что вы делаете? – вскричал посол. – Я – посланник Папы...

– И что? – спросил голос. – Что это нам дает?

Пол был холодным. Затхлый воздух. Гулкое эхо где-то вверху. Какой-то зал?

– Именем Его Святейшества... – попытался выкрикнуть посол, но удар в лицо заставил его замолчать.

– Ты будешь говорить только тогда, когда тебе это позволю я. Ты меня понял?

– Я... – удар, – ... понял.

– Вот и хорошо, – сказал голос. – Я сейчас сниму с тебя мешок.

Рывок поднял посла на ноги. Хруст разрезаемой ткани и внезапная боль на лице, на левой щеке.

Посол вскрикнул, почувствовав, как течет кровь из раны.

– Не скули, – сказал голос. – Уже прошло. Действительно, кровь перестала течь. В лицо пахнуло сыростью. Посол попытался рассмотреть, куда его притащили.

Церковь. Насколько позволял рассмотреть серый свет из открытой двери – заброшенная и разоренная. И человек в черном, стоящий рядом.

– Меня называют Псом, – сказал черный человек, – Но это – не важно. Ты можешь называть меня как угодно. Можно даже сволочью.

Пес взмахнул рукой, клинок блеснул.

– Мерзавец... – пробормотал посол, когда рана на горле затянулась, и кровь перестала заливать рот. – Подонок...

– Так меня тоже называют, – сказал Пес. – Всяко бывает.