Играя в любовь - Тереза Ромейн

– Начнем с вальса. Я все равно не смогу без посторонней помощи вспомнить какие-то другие. В кадрили или контрдансе слишком сложные фигуры, так что понадобится помощь профессионала.

– Вальс? Отлично! – Она решительно направилась к мужу. – Я немного знакома с теорией: обняв друг друга, рука в руке, мы закружимся по комнате на счет «раз-два-три».

– Верно, почти. Мужчина обнимает партнершу за талию, вот так.

Джейн подняла ладони кверху:

– А что мне делать с руками?

– Дорогая, ты вольна делать что пожелаешь, но в вальсе принято класть левую руку партнеру на плечо, а правую – в его левую ладонь.

– А где будет твоя правая рука?

– Я кладу ее вот сюда.

С этими словами Эдмунд положил правую руку чуть выше изгиба ее бедра. Для мужа, который столько ночей подряд ласкал обнаженное тело жены, это прикосновение едва ли можно считать сокровенным. Даже через несколько слоев одежды – платья, корсета и сорочки – он чувствовал ее тепло. Ее легкая, как перышко кисть лежала на его плече, и сквозь плотный шерстяной сюртук он почти не чувствовал прикосновения.

– Это исходная позиция, – сказал Эдмунд легко. – Я буду считать и делать повороты, а тебе нужно чуть подаваться назад на мой шаг вперед.

– Прелестно, – проворчала Джейн. – Подаваться назад, чтобы ты на меня не наступил. Почему же это я не научилась танцевать раньше? Сама не знала, что упускаю. Ой!

На счет «раз-два-три» Эдмунд повел ее и повернул на пол-оборота, а когда она споткнулась, подхватил, чтобы не упала, и теснее прижал к себе. Запах ее волос так волновал, что, не удержавшись, он легко коснулся губами ее лба.

Джейн вздрогнула, руки ее машинально опустились, а вальсировать в такой позе не было решительно никакой возможности.

– Я уверена, – донесся до него ее сдавленный голос, – что в вальсе не принято так бесцеремонно хватать дам.

– Видишь ли, когда ты спотыкаешься и падаешь, мне приходится удерживать тебя за ту часть тела, какая подвернется под руку.

Джейн вырвалась из его объятий и отступила назад, щеки ее пылали.

– Мои ягодицы для этого совершенно не подходят! Эдмунд, ты… – Она умолкла, не сразу подобрав подходящие слова.

По своему горькому опыту он знал, что его обычное «прости» ее не устроит, поэтому честно признался:

– Мне очень хотелось дотронуться до тебя там.

Они уставились друг на друга, немало удивленные такой откровенностью.

– И хочется еще.

– Я верю тебе.

Джейн все еще не оправилась от изумления, но чувствовала себя польщенной.

Эдмунд надеялся, что сумел доставить ей удовольствие своей искренностью, а еще – что сможет сделать так, чтобы она почувствовала себя счастливой.

Но, похоже, преждевременно. Стену, стоявшую между ними, так просто не разрушишь.

– У меня есть еще одно желание, – прервал Эдмунд собственный неудержимый поток мыслей. – Лорд Везервакс устраивает первого декабря бал-маскарад. А его маскарады широко известны всему Лондону, они великолепны. Я приглашаю тебя поехать. Возможно, удастся стать свидетелями очередного скандала.

– Скандала?

– Я знаю, что ты обожаешь играть с огнем. Скандалы – твоя стихия. Но пока учитесь вальсировать, леди Киркпатрик. И придумай себе маскарадный костюм. Подготовься хорошенько, – он легонько шлепнул ее по попке, – к тому, что привлекательные мужчины будут касаться разных частей твоего тела. Разумеется, только во время танца.

– Если таково твое желание, я не против, – промурлыкала Джейн.

– Именно! Особенно учитывая, что один из этих привлекательных мужчин – я.

– Да, я догадалась, – поддержала Джейн его игривый настрой. – Ну что ж, милорд, я сумею придумать такой костюм, на случай если в доме лорда Везервакса найдутся укромные уголки.

– Несомненно найдутся. Иначе что это за маскарад.

Одним шагом Эдмунд сократил расстояние между ними, и теперь их разделяла всего пара дюймов. Кончиками пальцев он провел по ее щеке, подбородку, шее, но она резко отстранилась:

– У меня что, испачкано лицо?

– Нет. Ты великолепна, как всегда. – Поцеловав в лоб, он почувствовал себя скорее наставником, нежели мужем или любовником, хотя и не мог похвастаться, что сумел чему-то научить свою супругу за первый урок.

– Ты тоже ничего, – пробормотала Джейн таким тоном, будто хотела сказать какую-то пакость.

– Это ты еще не видела меня в маскарадном костюме.

Предвкушая праздник, Эдмунд подумал, что они смогут на одну ночь позволить себе погрузиться в атмосферу тайны. Надев маски, они отпустят себя на свободу, оставив позади печали и горести. Хотя бы на одну ночь.

Первое декабря всегда было для Эдмунда необычным днем, потому что, по словам матери, его назвали в честь священника-мученика Эдмунда Кампиона, в этот день погибшего. Он до сих пор терялся в догадках, почему баронесса назвала сына именем человека, казненного за государственную измену.

Эдмунд радовался сегодняшнему маскараду, роскошной авантюре, которую этим холодным зимним вечером предлагал своим гостям лорд Везервакс как возможность отвлечься от дел и тягостных дум. Жизнерадостный выпивоха знал толк в алкоголе – приглашенные могли рассчитывать на угощение и разнообразные напитки: сидр, портвейн, пунш, глинтвейн, бренди. После долгой недели изматывающих дебатов в парламенте лордам хотелось забыть о делах и предаться праздности.

Эдмунд облачился, не без помощи своего камердинера Уизи, в костюм, призванный соблазнить Джейн. Импровизированный наряд, похожий на форму морского офицера, должен был навести ее на мысли о путешествиях. В мужчине, одетом в бриджи кремового цвета и белые гетры, лакированные черные сапоги и темно-синий сюртук со скругленными фалдами, угадывался неутомимый странник, опытный любознательный исследователь, который не мог не привлечь внимание леди Киркпатрик.

Имитация формы была специально сделана неточной: парусиновая шляпа мало походила на головные уборы героев английского флота, – и Эдмунд очень надеялся, что жена заметит и от души повеселится при виде его.

Спустившись по лестнице в холл, он увидел Джейн и не смог оторвать глаз: смотрел, смотрел и смотрел.

Разволновавшись, она улыбнулась в ответ:

– Не слишком странно?

Джейн выбрала костюм придорожной таверны стародавних времен. Поверх блузки с длинными рукавами был надет корсет с низким декольте, тесно облегающий грудь. Юбки не доставали до щиколоток – это гораздо короче, чем принято носить в приличном обществе.

Корсет и верхняя юбка были из блестящей ткани насыщенного коричневого цвета и прекрасно гармонировали с ее волосами: золотые и медные прожилки в темном дереве, – завязанными простым лоскутом ткани. Губы ее призывно блестели от красной – цвета греха – помады.