Крестовые походы - Оливия Кулидж

Таким вот образом много лет процветал Вильгельм, у него появилась слабость к красивой одежде, отороченной мехом, но выглядевшей нелепо на его обширной талии. Железный Гуго тоже разбогател и утвердился в положении судовладельца. Время от времени Вильгельм размышлял о Железном Гуго. Обладание общей тайной вовлекло их в партнерство, имевшее свои опасные стороны. Ни один из них не осмеливался или не желал предать другого, но Гуго пил. Он пил упрямо и молча, зато постоянно. Кто бы мог подумать?

Вовсе не леность мешала Вильгельму что-либо предпринять, а его собственная неосторожность. Когда появились посланцы епископа де Бове и взбаламутили всю грязь вокруг тайны, зарытой не слишком глубоко, Вильгельм, придя в смятение, спешно предупредил Гуго, что оставил запечатанное признание, которое будет вскрыто после его смерти. С тех пор его все время мучил вопрос, не вдохновил ли он Гуго принять такие же меры предосторожности.

О Детском крестовом походе почти забыли, и Вильгельм приобрел в городе огромное влияние. Тем не менее его не только боялись, но и ненавидели, что ему было известно. От одного неосторожного слова скверные слухи могли распространиться очень быстро, как подземный огонь. Много лет прошло с тех пор, как Вильгельм пользовался ножом, но он не забыл о местах в человеческом теле, куда его легче всего вонзить. Когда они с Гуго занимались общими делами, Вильгельм, оценивая, приглядывался к нему, поскольку всегда думал об этой проблеме, хотя никогда о ней не говорил.

Вежливый стук в дверь прервал вереницу его мыслей. Личный секретарь Вильгельма просунул голову внутрь и объявил о приходе с улицы человека с посланием для Вильгельма.

– Что за человек, тупица? – резко спросил Вильгельм. – Мы его знаем?

Секретарь колебался.

– Он приехал из другой страны и так выглядит, что сейчас его мать родная не узнает.

Вошедший в комнату человек был весь в шрамах, оставивших от его природного облика лишь жуткую пародию. Огромный шрам, проходивший через все лицо, раздробил кости и собрал кожу неестественными складками. Передние зубы у него были выбиты, и поэтому он говорил шамкая. Вся его фигура согнулась и одновременно съежилась, поэтому он мог бы показаться стариком, если бы не растущая клочками редкая черная бороденка, частично скрывавшая форму подбородка и повреждения губ.

Такие зрелища не были необычными после войн, и Вильгельм взглянул на эти обломки человеческого существа абсолютно равнодушно.

– У тебя есть послание?

Незнакомец наклонился вперед, оперся костлявыми руками о стол и угрюмо уставился единственным уцелевшим глазом на Вильгельма.

– Не послание. Привет. – Он говорил медленно, с трудом заставляя слова появляться на разбитых губах, прикладывая болезненные усилия, чтобы они звучали членораздельно. – Привет из Египта.

– У меня нет дел с Египтом. – Вильгельм был настороже.

– Однако там тебя многие знают, в том числе раб по имени Тома, когда-то бывший священником.

Железный Гуго издал приглушенное фырканье, но Вильгельм сидел так, словно прирос к стулу. Он пытался найти в человеке, стоявшем перед ним, черты священника Тома, но это ему не удавалось. Его рост никогда не был слишком высоким, а глаз казался чересчур темным.

– Тома живет в рабах у купца, с которым наш судовладелец вел дела, – добавил незнакомец, все с тем же тщательным выговором.

Сердце у Вильгельма колотилось, словно хотело выпрыгнуть из грудной клетки, и ему с трудом удавалось говорить ровным тоном. Случилась беда, которая, бывало, ему снилась, но когда он просыпался, то отказывался об этом думать.

– Теперь скажи, зачем, – спросил он с тягостным спокойствием, – ты пришел сюда со своей историей?

– А кому еще мне ее рассказывать, кто мне поверит? Сам Тома имеет большие связи, и он такой человек, что ему нельзя не верить. Случилось так, что он попал к хорошему хозяину, который освободит Тома за выкуп. Возможно, в Марселе есть много людей, которые смогут его выкупить, но только один человек заплатит гораздо больше, чтобы удержать его в Египте.

Вильгельм задумчиво потирал рыжую бровь; молчание затянулось.

– Понимаю, – сказал он наконец. – Ты предлагаешь заключить сделку. Что ж, садись и выпей вина.

Поднявшись из огромного кресла, он прошел вокруг стола к комоду, где держал бокалы. Его движения, когда он хотел, были по-прежнему быстрыми, а рука не утратила ловкости. Нож ударил незнакомца в основание шеи, как Вильгельм и планировал, войдя в плоть легко, словно в масло. Крови вышло немного, и пришелец даже не пикнул.

Железный Гуго в смятении вскочил на ноги:

– Он никогда не пришел бы сюда, не доверив кому-нибудь ради защиты свою историю.

Вильгельм вытер нож о рукав мертвеца:

– Все может быть, но мы должны были использовать шанс. Он не за деньгами пришел, а мстить. Это был Али Сицилиец. Я узнал его по рукам.

В следующие полгода жена Вильгельма надоедала всем рассказами, как ее муж седеет на глазах и как плохо он спит. Однако ничего не случилось, и примерно через год Вильгельм мог вести дела с сицилийцами, не вытирая поминутно пот со лба. Когда трое из них пришли к нему с самым нелепым планом похищения, который ему когда-либо доводилось слышать, он презрительно рассмеялся. Император Фридрих, молодой и энергичный человек, вселял ужас в не подчинявшихся законам граждан своего Сицилийского королевства, как мусульман, так и христиан. Он был бельмом на глазу у могущественных соседей, включая эмира Туниса и даже его святейшество папу, в прошлом опекуна Фридриха, теперь же мрачно сомневающегося, был ли тот вообще христианином. Не удалось точно выяснить, кто из высокопоставленных особ стоял за бессмысленным планом устранения императора, но Вильгельм не стал бы в это вмешиваться даже за все сокровища Востока.

Сицилийцы продолжали его уговаривать. Их главари были слишком известны и не могли заниматься этим делом, а связи Вильгельма тайно протянулись повсюду. Они решили, что никто другой не сумеет им помочь.

Вильгельм только качал головой, не пытаясь спорить и не прельщаясь предложенной суммой, хотя она была огромной.

Главный сицилиец, поняв, что все это его не волнует, пощупал у себя за поясом и отцепил висевший там небольшой кошелек.

– Тогда возьми вот это! – Он бросил кошелек на стол, и из него выкатилось несколько серебряных монет. – Это выкуп за некоего священника по имени Тома, которого содержат в Египте.

Лицо Вильгельма стало почти серым, у него закружилась голова, и сразу стало очевидно, что он глубоко потрясен.

– Кто этот Тома? – спросил он, но его голос звучал не возмущенно, а подавленно.

Глава сицилийцев безразлично пожал плечами:

– Али нам сказал, что ты отдашь все, что есть, лишь бы держать его в Египте… но Али исчез.

Вильгельм понял, что проиграл, по крайней мере на данный момент.