Влюбляться лучше всего под музыку - Елена Соколова

[Далее на иностранном языке]

— Какого, на хрен, черта?! Ты откуда еще взялась?! — Восклицает он на чистейшем английском. С британским акцентом (мамочки…). — Эй, я вызываю охрану, поняла?

Мое сердце стучит где-то в пятках, но отдается почему-то даже в ушах. Рот открывается, но не получается произнести ни звука. Мужчина придерживает одной рукой полотенце, другой указывает на меня пальцем. Может, это от страха я понимаю абсолютно все, что он говорит. Может, реально что-то помню со школы. Подбираю слова, чтобы ответить. Как у них там? Ландан из дэ кэпитэл оф Грейт Бритэн? Вашу-то мать. Мне сейчас понадобится явно больше знаний в придачу ко всему природному обаянию.

— Такого еще нигде не допускали, ни в одной стране, — незнакомец тянется к столу и берет мокрой рукой телефон, — ну, я им покажу. Чокнутые фанатки, совсем уже обалдели. Куда в следующий раз залезете? Мне в штаны? Девушка, отойдите от меня.

Испуганно киваю, поднимаю руки, словно какая-то преступница, делаю шаг назад и отворачиваюсь, чтобы не пялиться на его голый торс. Взгляд немедленно падает вниз, за окно, на прибрежную полосу. Я сразу узнаю его среди толпы крепких ребят. Пашка отделяется от компании и идет к воде, когда вдруг невысокая блондинка в коротких шортиках с разбегу запрыгивает к нему на спину.

Меня начинает мутить.

Паша

— Болит? — Спрашиваю у Бори, когда парень, сморщившись, прижимает перебинтованную руку к своей груди.

— А? — Вдруг пугается он. Вижу это по его глазам. Отмахивается, натягивая улыбку. — Нет, все в порядке.

Киваю, делая вид, что поверил. Мне искренне хочется, чтобы парень выздоровел: это больно и несправедливо — лишаться любимого дела по такой глупости. Хорошо, что он бодрится, но его восстановление после травмы, кажется, будет долгим и непростым. Даже если это мне выгодно, в первую очередь думаю о нем, как о музыканте, которому нужна поддержка. Нелегко, наверное, Боре видеть сейчас меня на месте, которое по праву принадлежит ему.

Продолжаю месить горячий песок ногами, любуясь золотом солнца, расплывающимся большим огненным шаром над линией горизонта. Не сумев-таки удержаться, отделяюсь от нашей маленькой банды и быстро направляюсь к воде. Море кажется безграничным. Гостеприимным, теплым и чистым. На самом деле, я нигде и не бывал еще за свою жизнь. Почти никуда не выезжал. И внутри меня сейчас рождается какой-то дикий, безумный восторг, просто вихрь эмоций.

Когда голые ступни в первый раз касаются прохладной влаги моря, а нос вдыхает густой запах соли и ветра, я уже знаю, где мы с Аней проведем отпуск в следующем году. Мне хочется привезти ее сюда, чтобы она увидела все своими глазами. Даже если для этого мне придется адски пахать весь год. Достаю телефон, хочу сделать фото заката на память, но сзади на меня вдруг кто-то запрыгивает. Не нужно даже догадываться кто: звонкий смех, сладкий запах духов, повисший туманом перед моим лицом, полное отсутствие каких-либо комплексов.

Леся.

Телефон выпрыгивает из моих рук, будто живой, и камнем падает в песок. Останавливаюсь, чтобы дать ей понять, что со мной лучше такие номера не выкидывать. Просто стою и жду, когда она отцепится потому, что освобождаться от ее рук было бы откровенной грубостью. Мне, конечно, хочется сказать ей пару ласковых, но ругаться на девчонок тоже не в моих правилах.

— Ой, прости, — наконец, говорит она, спрыгивая с меня.

Приседаю на корточки, откапываю свой телефон и осторожно продуваю. Песчинки взлетают в воздух светловатой янтарной пылью. Похлопываю по корпусу, пытаясь вытрясти мелкие частички, забившиеся между швов.

— Я не хотела, прости.

Мне даже отвечать ничего не хочется. Она присаживается рядом и пытается заглянуть в глаза. Делаю вид, что не замечаю, проверяю телефон.

— Работает? — Интересуется Леся.

— Ага, — резко встаю, бросаю на нее сдержанный взгляд, как бы говорящий, что я не сержусь, и направляюсь к парням.

Девчонка семенит за мной.

На пляже, несмотря на вечер, толпы отдыхающих. Многочисленные кафе на набережной гремят зажигательной музыкой и манят запахом шашлыков, люди продолжают резвиться в воде и мирно дремать на лежаках. Кажется, что само лето отдыхает здесь вместе со всеми. Мы берем холодного пива, идем все вместе вдоль берега и болтаем.

Стараюсь держаться подальше от Леси. Не то, чтобы она мне не нравилась: в двадцать лет парню трудно не замечать красивых женщин вокруг себя. Кровь бурлит, глаза фиксируют неприкрытые тканью части тела, фантазия моментально додумывает все за тебя. Но не сейчас. Сейчас мне не хочется отвлекаться на что-то мимолетное, у меня есть мое, и оно лучше всего того, что крутится вокруг, каким бы прекрасным оно ни было.

Мне самому странно. Никогда не ощущал ничего подобного прежде. Любая мысль о том, что может произойти между мной и другой женщиной, вызывает какое-то бессознательное отторжение, неприятие. Словно гадкий пошлый анекдот, настолько мерзкий, что не только не хочется смеяться, а хочется блевать, такой, после которого испытываешь лишь неприязнь и разочарование к его рассказчику.

Неужели можно променять все то, что у тебя есть, на интрижку? На несколько минут потной возни на скрипучей кровати с человеком, к которому ничего не испытываешь. Это ведь обесценивает все, что ты чувствуешь. Это предательство самого себя, своего выбора. Неуважение к себе в первую очередь. Я так не могу. Нет.

Чем больше думаю об Ане, тем яснее сейчас понимаю, чего хочу от жизни. Тем сильнее дорожу теми редкими минутами блаженства, которые посылает жизнь. Видеть ее сонную улыбку по утрам, расставаться ненадолго и с нетерпением ждать встречи, вновь ощущать кайф от близости и как ребенок радоваться каждой минуте, проведенной вместе. Это и есть сама жизнь. В этом ее смысл.

Вижу, как пристально Леся смотрит на меня, когда мы сидим на летней веранде кафе. Понимаю, что нужно с ней поговорить, чтобы поскорей прекратить это. Я старомоден и считаю, что мужчина сам должен добиваться внимания женщины, но дело сейчас даже совсем не в этом. Они все перестали для меня существовать. Все женщины мира потеряли для меня запах и вкус, растворились, стали прозрачными, бесцветными, бесполыми. Пустыми. Я их не вижу, как пристально ни смотрю. Не замечаю.

У меня есть свой свет. Свое Солнце.

Анна

Я отворачиваюсь от окна. Не хочу больше на них смотреть. Мне становится все равно. Так пусто, так одиноко, так противно. Прежняя Солнцева побежала бы сейчас, отдергала эту гадину за ее лохмы, посмотрела бы в бесстыжие глаза (может, даже плюнула бы в лицо, иногда мне бывает трудно себя контролировать). А Сурикову точно прописала бы хук правой, чтоб знал, как дурить мне голову. Высказала бы все и на прощание выдала бы поджопник. Обоим.

А сейчас…

Просто захотелось улыбнуться.

Понимаешь, что нужно убежать, разрыдаться, убить кого-нибудь, а сам просто стоишь и улыбаешься. И ничего не можешь с собой поделать. Потому что нет ничего более хрупкого в мире, чем доверие. Ты обретаешь его долгим путем стараний, возлагаешь на него определенные надежды. А потом раз, и все. В один миг. Конец.