Марьям - Трейси Сент-Джон

Она только открыла рот, чтобы произнести слово, как в её голове проиграл голос Келса: «Я бы хотел продолжить, если ощущения лишь слегка неприятные. Я ожидаю, что ты трезво осмыслишь границы приобретенной потребности подчиняться».

Боль не была невыносимой. Марьям не совсем понимала, почему так сильно резко отреагировала на шлепки, просто ей стало не по себе. Крошечный голосок в голове кричал о том, как неестественно она себя ведет.

Что же касается физических ощущений, то жар от порки впитался в ее плоть, пульсируя, проникая глубоко в ее сердцевину…

Оу.

Хотя продолжала брыкаться и вопить, Марьям внезапно ощутила нечто большее, чем жгучую боль. Нечто, что оказалось совсем не ужасным. Восхитительное, нарастающее ощущение. Интенсивное, захватывающее.

Она лучше осознавала свое положение, когда отринула сопротивление в голове. Келс удерживал её так же, как Пана и Дерган — в ловушке. Где она беспомощна и вынуждена терпеть все, что они требовали от нее.

Ее пульсирующая попка стала вдвое чувствительнее, но не от боли. Нет, ощущения проникали прямо внутрь, а её женское местечко сжималась в такт шлепкам Келса.

Это было потрясающе. Поразительно. Боль захватила её, и Марьям надеялась, что это никогда не закончится.

— Хозяин! Пожалуйста! — задыхалась она. Его рабыня, которую призвали к ответу. Плохая девочка, непослушная девочка, которая получила по заслугам.

— Лежи смирно и терпи, — прохрипел он, запыхавшись от возбуждения.

— Да, хозяин. Что угодно. — Она заставила себя притихнуть под его дисциплиной. Она прекрасно знала, что его штаны намокают под ней, так близко у требовательного клитора. Его эрекции уперлись ей в ребра. Когда он закончит с наказанием, то трахнет её и утвердит свою власть над рабыней.

Он подтвердил её мысли, оборвав порку и проникнув в неё двумя пальцами.

— Такая мокрая. Предки.

— Нет, хозяин. Не надо. Я не хочу. — Попыталась она взмолиться, но её голос превратился в сплошной стон, не оставляя сомнения в её настоящем голоде.

— Твои предпочтения никому не интересны. Ты принадлежишь мне, и я распоряжаюсь твоим телом так, как считаю нужным.

Он резко поднялся, поднял и бросил её на сиденье — но осторожно, отметила она. Марьям застонала, едва ее зад коснулся поверхности.

— Тебе больно? Прониклась моим даром дисциплины? — Келс опустил спинку скамьи, чтобы та полностью разложилась горизонтальной поверхностью. Затем открыл верхний ящик и снял крепежные шнуры.

— Ты не можешь, — Марьям притворно сопротивлялась, в то время как он обмотал шнурами каждое запястье и привязал концы к крюкам на стене, широко разведя ее руки, чтобы она не могла защититься.

Он похлопал её по груди, но наказание не было таким же сильным, как по ягодицам. Его шлепки получились игривыми и почти не жглись. Тем не менее она не могла отрицать подступающее возбуждение. Марьям изогнулась, подставляясь под наказание.

Келс проигнорировал скрытый призыв продолжить дисциплину. Вместо этого он обвязал ее бедро другим шнуром и продел его через настенный крюк, принуждая её тело вытянуться, пока ее зад не оторвался от подушки сиденья. Он проделал то же самое с другим бедром, закрепив шнуры так, чтобы ее ноги оказались широко разведены.

Марьям потянула за свои путы. Натянутые шнуры были полуэластичными, но растягивались всего на пару дюймов. Она оказалась привязана так, что у Келса был полный доступ к её груди, вульве и попке.

Он уставился на нее сверху вниз, как мускулистый гигант, оценивающий свой приз.

— Вот какой ты и должна был быть. Раскрытой и готовой к удовольствию хозяина. Я бы многое отдал, чтобы иметь на руках несколько игрушек и воспользоваться ими на тебе прямо сейчас. Я мог бы держать тебя связанной часами. Днями. Ты представляешь себе это, рабыня с Земли? Как ты лежишь в оковах с неделю, готовая для пользования моим кланам в любое время, когда мы пожелаем?

Он раскрыл ширинку и провел ладонью по налитым освобожденным членам. Марьям представила его фантазию, в которой она привязана к скамье в ожидании, когда войдут её похитители и воспользуются по своему усмотрению, день изо дня. Она простонала.

— Пожалуйста, хозяин. Сжалься.

— Никакой пощады, моя плененная зверушка. Никакой и никогда.

Он показал, как блестят его пальцы. Затем проник одним в её задний проход. Второй толстый палец растянул её до ноющей наполненности. Его большой палец потирал её клитор, когда он входил и выходил из неё. Марьям закричала, когда удовольствие раскатилось током по её естеству.

— Извивайся для меня, моя очаровательная землянка. Ты не можешь скрывать, насколько сильно хочешь члены хозяина в узких дырочках. Насколько сильно ты изнываешь, чтобы почувствовать, как я вколачиваюсь в тебя.

— Хозяин… погоди… нет… — Его слова подпитывали трепет от его грубого обращения с ее отверстием и дразнящими, едва заметными прикосновениями к клитору.

— Давай, умоляй меня, пытайся вырваться. Это лишь распаляет меня и подталкивает трахнуть тебя сильнее. Как же грубо я собираюсь трахнуть тебя.

Келс склонился над ней, заполняя ее обзор красивым, сосредоточенным лицом. Его улыбка обещала жестокость, и сердце Марьям забилось быстрее. Тревога подпитывала предвкушение, когда он придвинулся ближе и убрал пальцы, чтобы устроить члены у лона и ануса, готовясь взять её.

— Хозяин, — хныкнула она.

— Рабыня, — прошептал он и подался вперед.

Её плоть не была податливой, но Келс навалился слишком сильно и быстро, чтобы осталась хоть какая-то возможность на сопротивление. Он полностью вошел одним движением. Мучение наполнило Марьям, которое сопровождалось приливом экстаза, подводящим к грани кульминации. Она открыла рот, чтобы закричать, но вырвался только поток воздуха.

Келс замер, наблюдая, как она извивается, пытаясь каким-то образом уловить ускользающий экстаз, который витал вне досягаемости. Она чувствовала его пристальный взгляд, его внимательное изучение ее, когда пыталась потереться об него клитором.

— Вот она, страсть, которую ты полагала, что сможешь спрятать. Ты жаждала этого момента, когда у тебя не останется другого выбора, кроме как принять свою судьбу. Теперь ты действительно моя, и твое единственное желание — отдаться мне.

Часть Марьям пыталась напомнить ей, что происходящее — всего лишь игра, жаркая сценка, которую они разыгрывали. Однако другая часть жадно ухватилась за заявление Келса и верила в его правдивость. Она хотела, чтобы он признал ее своей, чтобы объездил её, и утихающий оргазм снова вернулся и уничтожил её.

— Я твоя, хозяин. Делай со мной все, что пожелаешь.

Его взгляд смягчился, а лицо стало мечтательным, и спустя секунду он поцеловал её.

Его поцелуй был глубоким, нежным и требовательным одновременно. Марьям открылась ему, отдав всю себя в тот момент. Чувство чистейшей радости наполнило ее, которого она