Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона - Филип Керр

У меня не вызывало ни малейших сомнений, что он наслаждается предстоящей работой – такое наслаждение, наверное, испытывал пророк Даниил, открывая волю Бога Валтасару, когда рука человеческая писала на штукатурке стены огромного королевского дворца. Ну а я так сильно устал, что, несмотря на близость к моему дому обезглавленного трупа и на шум, производимый Монетным двором, мечтал только о том, чтобы добраться до постели.

Я проснулся, если можно так выразиться, поскольку мне почти не удалось поспать из-за легкой лихорадки. Но я попытался вести себя как стоик и пришел в кабинет Ньютона в обычное время. Ньютон сообщил мне, что нам предстоит посетить Бедлам.

– Нужно повидать вашего приятеля, мистера Твистлтона. Расспрашивая о нем сегодня утром, я узнал, что вчера вечером по приказу лорда Лукаса его отправили в Бедлам. После того, как было обнаружено тело Мерсера. Вам это не кажется странным?

– Вы рассчитываете, что вам удастся его допросить?

– А почему бы и нет?

– Но он же безумен, сэр.

– Природа редко дарует постоянное душевное равновесие даже самым лучшим своим сыновьям. И если безумие мистера Твистлтона таково, что позволяет ему говорить все, что приходит ему в голову, мы сумеем узнать его мысли.

Мы наняли карету до Мурфилдса и поехали в Вифлеемскую королевскую больницу, великолепное творение Роберта Хука, которого Ньютон считал своим величайшим научным соперником. А посему я не слишком удивился, когда мой наставник уничижительно высказался относительно формы, размеров и внутреннего устройства больницы.

– Только безумец мог сделать сумасшедший дом похожим на дворец, – заявил он.– Только Хук мог решиться на такой чудовищный обман.

Однако внутри Бедлама я не нашел и намека на дворец.

При входе мы прошли мимо статуй Меланхолии и Безумия, бессмысленно застывших, как будто в глаза им взглянула ужасная Горгона. Но все же их участь была предпочтительнее, чем судьба тех, кто находился внутри, где непрестанно звучали крики и раскаты хохота, где все являло ужасающую картину человеческого страдания и омерзительного слабоумия, которая могла порадовать разве что самого Вельзевула. Тем не менее недостойные люди приходили сюда, чтобы посмеяться над несчастными обитателями Бедлама, многие из которых были прикованы цепями или содержались в клетках, как животные в Львиной башне. На мой непросвещенный взгляд – поскольку я ничего не знал о правилах содержания безумцев – атмосфера здесь напоминала Тайберн в воскресный день: грубость и жестокость, пьянство и отчаяние, не говоря уже о множестве шлюх, пытавшихся найти клиентов среди посетителей. Короче говоря, картина отражала огромный мир, полный ужаса и удовольствий, которые могли заставить нормального человека усомниться в существовании Бога на Небесах.

Мистер Твистлтон гремел своими цепями и умолял о пощаде. На его обнаженных плечах виднелись следы плети, а его и без того смущенный разум еще сильнее возбуждался из-за царившего вокруг шума и грохота. Тем не менее он сразу же меня узнал и поцеловал мне руку – наверное, рассчитывал, что я помогу ему вернуться к прежней жизни в Тауэре.

– Как ваши глаза, мистер Эллис? – сразу же спросил он.

– С ними все в порядке, благодарю вас, мистер Твистлтон.

– Сожалею, что причинил вам боль. Все дело в том, что я не люблю, когда на меня смотрят. Я ощущаю чужие взгляды, как обычные люди – жар солнца. Я напал на вас из-за того, что перепутал с другим джентльменом, мистером Ньютоном.

– Я здесь, мистер Твистлтон, – доброжелательно проговорил Ньютон, протягивая руку несчастному безумцу.– Но прошу вас, объясните, почему вы хотели выдавить мне глаза?

– От моих глаз нет ни малейшего проку. Но ваши глаза, доктор, самые жгучие из всех, что я видел. Мне вдруг показалось, что сам Бог заглядывает мне в душу. Простите мне подобные мысли, ваша честь. Теперь я вижу, что ваши глаза совсем не так жестоки, как мне казалось прежде.

– Значит, вы ищете прощения? В таком случае я вас прощаю.

– Мне нет прощения, сэр. Я совершил ужасную вещь. Но меня справедливо наказали – вы и сами видите, что я лишился разума. Даже ноги не повинуются мне, и теперь я почти не могу ходить.

– Но какую ужасную вещь вы совершили? – осведомился я.

Мистер Твистлтон покачал головой.

– Я не могу вспомнить, сэр, ведь я специально сошел с ума, чтобы забыть. Но это было нечто ужасное, сэр. И я постоянно слышу крики.

– Мистер Твистлтон, – сказал Ньютон, – это вы убили мистера Мерсера?

– Денни Мерсер мертв? Нет, сэр. Я его не убивал.

– А мистера Кеннеди? Это вы заперли его в Львиной башне?

– Только не я, сэр. Я хороший протестант. И я не желаю людям зла. Даже католикам. Даже французскому королю, который убил бы меня, если бы мог.

– А зачем ему вас убивать?

– Чтобы сделать из меня хорошего католика, разумеется.

– Вы знаете тайну? – спросил Ньютон.

– Да, сэр. Но я поклялся никому ее не раскрывать. Однако вам я бы ее поведал, сэр. Если бы помнил, что должен скрывать.– Несчастный безумец улыбнулся.– Но я полагаю, что тайна как-то связана с оружием. Ведь я был оружейником, так мне кажется.

– Быть может, ваша тайна имеет отношение к алхимии?

– К алхимии? – На лице мистера Твистлтона появилось недоумение.– Нет, сэр. Я вынимал из огня лишь мушкетные пули. А золото и вовсе редко попадало мне в руки.

Ньютон развернул лист с зашифрованным посланием, которое я переписал со стены около лестницы Салли-Порт, возле тела Даниеля Мерсера.

– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Ньютон.

– О да, – ответил несчастный безумец.– Это очень много для меня значит, сэр. Благодарю вас. Подождите немного, у меня есть для вас послание.

Порывшись в карманах штанов, он вытащил сложенный несколько раз потертый листочек и вручил его Ньютону, который развернул его, чтобы проверить, нет ли там похожего набора букв. Вероятно, мистер Твистлтон читал именно это письмо, когда я увидел его в «Каменной кухне».

– Но что все это значит? – спросил Ньютон.

– Что значит? – повторил мистер Твистлтон.– Кровь, конечно. За всем стоит кровь. Как только вы это поймете, вам сразу же станет ясен смысл всего. Но это тайна. Вы должны и сами все знать, сэр.

– А кровь еще прольется?

– Еще? Но, сэр, они едва только начали, сэр.– Мистер Твистлтон рассмеялся.– Однако без моего участия. Предстоит еще много убийств. Много крови. Ну, это так, понимаете? Все зависит от того, будет война или наступит мир.– Он слегка постукал себе по носу.– Больше я ничего не могу сказать, поскольку и сам не знаю. Никто не знает, когда речь заходит о таких вещах. Может быть, скоро. Может быть, нет. Может быть, никогда. Кто может утверждать с уверенностью? Но вы поможете, сэр. Вы поможете начать. Возможно, вы и сами еще ничего не ведаете. Но вы узнаете.