Господин Зима - Терри Пратчетт

— Надо привязать его к чему-то плавучему, — сказала она ровным голосом, будто ничего особенного не происходило. — Иначе оно сразу пойдёт на дно.

Пошарив в траве у моста, она отыскала палку и обмотала серебряную цепочку вокруг неё.

Был полдень, светило солнце. Тиффани когда-то придумала словосочетание «подсолнечный свет» — ей нравилось, как это звучит. Любая может быть ведьмой при луне, рассуждала она, но чтобы быть ею при подсолнечном свете, требуются настоящие сила и мастерство.

Быть ведьмой я хорошо умею, думала Тиффани, медленно возвращаясь на мост. А вот быть счастливой у меня получается не очень.

Она бросила серебряную лошадку в реку.

Тиффани не стала раздувать из этого событие. Было бы здорово, если бы лошадка, прежде чем кануть в воду, блеснула в солнечных лучах и на миг застыла в воздухе. Может, она и блеснула. Тиффани не стала смотреть.

— Хорошо, — сказала матушка Ветровоск.

— Теперь всё позади? — спросила Тиффани.

— Нет! Танец завёл тебя в сказку, девочка, сказку, которая сама рассказывает себя год за годом. В ней говорится про лёд и пламя, про зиму и лето. А из-за тебя всё перепуталось. Тебе придётся остаться в сказке до самого конца, чтобы она сложилась как надо. А лошадь просто помогла тебе выиграть время.

— Много времени?

— Не знаю. Раньше-то ничего такого не случалось. По крайней мере, подумать у тебя теперь время есть. Как твои ноги?

Зимовей тоже летел по миру, хотя в человеческом понимании он и не двигался вовсе. Везде, где была зима, был он.

Он пытался думать. Прежде ему не приходилось этим заниматься, и думать оказалось больно. Раньше люди были для него всего лишь частицами мира, которые причудливо движутся с места на место и зажигают огни. Теперь он растил в себе разум, и всё становилось другим.

Человек… из чего сделаны люди… так она сказала.

Из чего сделаны люди… Ради возлюбленной ему придётся создать себя из того, из чего сделаны люди. И Зимовей реял над землей в потоках ветра, заглядывая в покойницкие, рассматривая то, что осталось на местах кораблекрушений. Он искал то, из чего сделаны люди. А из чего они сделаны? Из воды и грязи в основном. А если человек полежит подольше, то даже вода в нём высохнет, и останутся от него лишь несколько горстей праха, который развеет ветер.

Вода не может думать. Значит, это делает прах. Пыль, другими словами.

Зимовей следовал логике, потому что лёд устроен логично. Вода устроена логично. Ветер логичен. Есть правила. Выходит, весь секрет человеческого устройства… в пыли! Возьми правильную пыль — получишь человека.

А пока он ищет нужную пыль, Зимовей решил показать возлюбленной свою силу.

Тем же вечером Тиффани сидела на краешке кровати, и сонливость клубилась у неё в голове, словно грозовые облака. Тиффани зевнула и посмотрела на свои ноги.

Ноги были розовые, на каждой — по пять пальцев. Очень даже неплохие ноги, если уж на то пошло.

Обычно при встрече говорят что-то вроде: «Как дела?» Нянюшка Ягг сказала: «Заходи. Как твои ноги?»

Что-то все вдруг страшно заинтересовались ногами Тиффани. Ноги, конечно, важны, но что с ними может такого произойти, что все спрашивают?

Она покрутила ступнями в воздухе. Ноги не выкинули ничего необычного, и она легла спать.

Тиффани толком не спала последние две ночи. Она не задумывалась об этом, пока не добралась до Тир-Ньян-Ягга и не почувствовала, что голова по собственной воле идёт кругом. Они поговорили с нянюшкой, но она почти не помнила о чём. Голоса звучали глухо, как из бочки. И вот теперь наконец-то можно просто поспать.

Кровать ей отвели прекрасную, Тиффани никогда прежде не доводилось спать на такой хорошей кровати. И комната тоже оказалась очень хороша, жаль, от усталости не было сил её как следует рассмотреть. Ведьмы не придают особого значения удобству, особенно когда приходится ночевать в гостях, но дома Тиффани спала на кровати, пружины в которой делали «дзыннь», стоило шевельнуться, и можно было даже сыграть на них мелодию, осторожно ёрзая в постели.

На этой кровати лежал не матрас, а перина, мягкая и податливая. Тиффани утонула в ней, словно в очень тёплом, очень мягком, очень медлительном зыбучем песке.

Но вот беда: можно закрыть глаза, однако нельзя отключить разум. И пока она лежала в темноте, перед её внутренним взором прокручивались картины: часы, по-прежнему звенящие своё тунк-тонк, снежинки в виде Тиффани, госпожа Вероломна, целеустремлённо шагающая в ночи по лесу, выставив жёлтый коготь, чтобы вспороть живот тем, кто плохо себя вёл…

Госпожа Вера… госпожа Миф…

Вязкая каша воспоминаний засосала её, и Тиффани погрузилась в бессодержательную белизну. Но белизна становилась ярче, ещё ярче, и вот в ней проступили какие-то детали, штрихи серого и чёрного. Они начали плавно двигаться туда-сюда…

Тиффани открыла глаза, и предметы обрели ясность. Она стояла… в лодке. Нет, на большом корабле. На палубах его лежал снег, с мачт и канатов свисали сосульки. Корабль плыл в зыбких предрассветных сумерках. На море, молчаливом и сером, покачивались льдины, над водой носились клочья тумана. Мачты поскрипывали, ветер гудел в парусах. И никого вокруг.

— A-а. Видимо, это сон. Выпусти меня, пожалуйста, — произнёс знакомый голос.

— Кто ты? — спросила Тиффани.

— Ты. Пожалуйста, кашляни.

Тиффани подумала: «Ну, раз это сон…» — и кашлянула.

Из устилающего палубу снега вырос человеческий силуэт. Это была Тиффани, и она задумчиво смотрела по сторонам.

— Ты тоже я? — спросила Тиффани.

Здесь, на заснеженной палубе, в этом почему-то не чувствовалось ничего… ничего такого.

— Хмм… Да, ты, — проговорила другая Тиффани, не переставая пристально разглядывать всё вокруг. — Я твой Дальний Умысел. Помнишь меня? Я — те твои мысли, которые никогда не останавливаются. Я — та, кто подмечает все мелочи. Хорошо, оказывается, выбраться на свежий воздух. Хмм…

— Что-то не так?

— Ну, по всему видно, что это сон. Если бы ты потрудилась посмотреть по сторонам, то заметила бы, что у штурвала стоит моряк в жёлтой штормовке и это не кто иной, как Весёлый Капитан с обёрток от любимого табака матушки Болен. Мы всегда вспоминаем его, когда думаем о море, да?

Тиффани обернулась, и бородач у штурвала весело помахал ей.

— Да, это точно он! — сказала она.

— Но мне кажется, это не наш сон. Точнее, не совсем наш, — продолжал Дальний Умысел. — Слишком уж он… реален.

Тиффани наклонилась и зачерпнула горсть снега.

— Как настоящий, — сказала она. — Руке холодно.

Она слепила снежок и бросила его в себя.

— Лучше бы я этого не делала, — сказала вторая Тиффани. — Но ты ведь поняла, что я имею в виду? Сны не бывают настолько… явными.