Камни глупости - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открыв рот, я наблюдала, как выскользнули из машин темные фигуры, как они быстро и почти бесшумно заняли свои места. И как на гладком Сашином лбу появилась красная точка лазерного прицела снайперской винтовки.
— На хер, вы, бля, ментов привели! — сказал сквозь зубы Хорек.
В ответ ему раздался громовой голос из мегафона:
— Оружие на землю! Руки за голову! Отпустите заложницу!
Члены банды оказались идеально вышколены: они не пошевелились, ожидая распоряжений своего бригадира.
— Никому не стрелять, — распорядился он громко.
Виктор давно оценил ситуацию: он еще выкрутится по-хорошему. Хреново, конечно, что уже и ОМОН нагрянул, но ведь никому умирать не хочется. Так что Хорек решился идти на переговоры.
Мне лично настрой Хорька нравился. Однако не успела я выразить свою солидарность идее непротивления, как отлетела в сторону на несколько метров. Не сразу удалось сообразить, что Сашка отшвырнул меня прочь с линии огня. Потом раздалось несколько пистолетных выстрелов с того места, где до этого стояла я, Хорек выругался, а потом начался ад.
Прижимаясь к прогретой за день земле, я слышала над головой свист пуль. С момента изобретения огнестрельного оружия этот звук втесался в наш генотип под грифом «смертельно опасно», наравне с рыком льва и шумом приближающегося урагана — особый, смертельный, пронзительный свист. От страха я совсем перестала соображать и только сильнее вжималась в пыльный асфальт при каждом новом залпе. Сначала мне казалось, что громче звучат очереди со стороны ОМОНовцев, но вскоре и хорьковцы ответили достойно. Однако бандиты стояли на виду, бронежилетов не носили и не имели путей к отступлению, поэтому вскоре все стихло. Я поползла в сторону своих, а через метр ткнулась лбом в чей-то грубый шнурованный ботинок.
— Эй! — раздалось где-то в выси надо мной. — Я заложницу нашел! Пройдемте, гражданочка! Вы целы?
— Ага! — поднимаясь на ноги и ощупывая себя, я вдруг вспомнила о… — Саша! Саша жив?
— Кто такой Саша?
Резко развернувшись на месте, я бросилась назад, туда, где уже во всю работали мужики в камуфляже.
— Девушка, уйдите отсюда к черту! — набросились они на меня.
А пока не успели схватить, я стала искать. Он лежал первым, за ним простиралось пространство, заполненное мертвыми и умирающими. Дымились машины, где-то стучали капли, кто-то протяжно застонал. Я опустилась на колени перед его телом. Перед его мертвым телом. Во лбу зияла дыра, лицо было спокойно.
Позже, сидя в машине старшего лейтенанта Семенченко, я разревелась. Стало легче, слезы словно заливали пожар горя, ведь я и на самом деле горевала по бедному мальчику. Горевала и винила себя за то, что не догадалась о том, как он поступит в момент появления милиции. Саша же сказал, что он в тюрьму не пойдет — вот и начал стрелять первым. А до того еще и позаботился обо мне — хоть и не верил ни единому моему слову!
По дороге до Гродина я рассказала все: про наследство, про брата, про Таню, про песчаный карьер, про то, как меня поймали и как я удрала вместе с сыном главаря банды. Семенченко слушал, не перебивая, а когда я призналась в ограблении магазина, сказал:
— Ну, это мы на Вавилова-младшего повесим!
— Нет, — у меня снова стал в горле ком. — Не надо Сашу в таком обвинять. Я деньги верну.
— Посмотрим, как получится, — Семенченко зыркнул на меня строгими глазами. Дескать, связалась с бандитом и его бандитскую честь бережет. Но ведь я уже не смогу ему ничего объяснить! Скажет, стокгольмский синдром у барышни, вот и все. — Придется поговорить с хозяином. Если согласится заяву о нападении и грабеже забрать, тогда придется немного сверху раскошелиться.
Он еще что-то там говорил, спрашивал и взвешивал, но я не слушала старшего лейтенанта. Все это утрясется. Так или иначе, но утрясется, и только Сашу уже не вернуть!
— Вы, Вера Михайловна, выспитесь хорошенько, отдохните, а потом мы с вами снова поговорим. То есть, уже не я, конечно, а наши сотрудники в Гродине с вами встретятся, — бубнил рассудительный Семенченко на прощание. — Вы, кстати, молодец, что тогда на дороге сориентировались и Вавилова за водой отправили, да и из Анапы перезвонить не забыли. Все правильно. А то мы бы и не знали, что тут целая банда по дорогам шляется! А, кстати, знаете…
Дальше я не слушала. Рассеяно покивала и вышла из машины. Расцветало раннее утро, влажный воздух нес в своем дыхании запах моря, хоть оно и осталось далеко-далеко позади.
Поднимаясь в лифте домой, вдруг поняла, как же я устала! Я устала, устала, устала и совсем разбита! И так раскаиваюсь в смерти Саши! Но, если бы я не связалась с Семенченко, то, возможно, меня и в самом деле уже бы убили. Хотя бы просто, чтобы я не отмочила чего-нибудь еще эдакого… Теперь я точно ничего не отмочу.
Дверь мне открыл Алеша. Его надежные крепкие объятия были такими родными, что я снова расплакалась.
— Верочка, родная! — гудел Алешин бас над моим ухом. — Как же я переволновался! И отчим твой тоже! Пришлось сказать ему обо всем.
— Где Илья? — спросила я, не слыша привычного топота и гиканья. Он всегда встречал меня вот так — с сумасшедшими воплями и прыгая как кенгуру.
— Он в нашем доме за городом. Понимаешь, как только тебя увезли, я подумал о нем. А как раз один наш мужик был в рейсе до Геленджика. Я и связался с ним, чтобы он забрал Илью. Потом спрятал Илюшу за городом. И как раз вовремя — пришли бандиты, стали меня прессинговать, пришлось долго объяснять им, что я понятия не имею, о чем они вообще говорят…
— Странно, — устало заметила я, садясь на диван. — Ни в одном лагере Анапы Илья не был записан. Да и Олесю мы не нашли.
— Кто это «мы»? Ты с милицией искала?
Внезапно я ощутила, что пахну пылью, потом и даже кровью, хоть и не ранена.
— Надо бы душ принять, — встала с дивана и тогда объяснила, как могла: — «Мы» — это я и один мой новый знакомый. Он уже умер.
После душа Алеша стал меня кормить и укладывать спать. Мне казалось, что я моментально засну, но получилось иначе. Лежа на спине и глядя в потолок, я все перебирала события последних дней. Алеша на работу не собирался. Он сидел на кухне, опасаясь нарушить мой сон, и листал газеты.
— Алеша, а давай к Илье съездим! — мое появление на кухне было встречено ласковой улыбкой. — Все равно мне не спать — слишком соскучилась и волнуюсь о сыне.
— Давай, конечно! — согласился муж. — У меня и машина с работы стоит под окном — «Москвич».
— У директора банка «Москвич»? — удивилась я.
— Это машина одного бедного родственника директора, — небрежно махнул рукой поэт. — Я забрал ее из ремонта и получил задание обкатать. Так едем? Тогда одевайся!
Вернувшись в комнату, я надела любимые старенькие брючки и клетчатую рубашку. Подумав немного, сунула в карман брюк красный мобильник — жаль, что я не смогла взять его в свое путешествие в Анапу. Отдам его Илье, чтобы связаться с ним позже. Не могу я надолго с ним расставаться. А, может, вообще забрать его домой? Но нет, Володя-то жив остался. Он немного подождет, пока пена осядет и снова примется охотиться за «Безымянным».