Дело о бюловском звере - Юлия Нелидова

— Несите хлороформ, — проронил доктор.

Тут сознание Иноземцева внезапно очнулось. Этого несчастного надо непременно воскресить! Ведь он только что повстречался с гиеной генераловой воспитанницы. Сестра милосердия кинулась в аптеку. А Иноземцев вдруг принялся хлестать раненого по щекам.

— Прошу вас, ответьте, кто на вас напал? Это важно. Был ли кто рядом с этим зверем? Как он выглядел? — Фельдшер недоуменно глядел, как пытал больного ординатор — мечущегося и бессвязно стонущего.

Иноземцев выругался, распотрошил одежду вокруг раны.

— Раздеть, закрепить ремнями. — И метнулся к умывальнику.

Когда анестезия была произведена, перетянул лигатурой сосуды, вернул на место петли кишечника и попробовал соединить рваные края кожи корнцангом. Похожая на неправильную звезду рана сошлась лишь отчасти, в центре осталась зияющая дыра. Очевидно, животное вонзило зубы в бок и принялось терзать из стороны в сторону. Благодаря одежде и сальнику в дюйм толщиной, зубы не коснулись кишок и других органов.

В памяти ординатора вдруг всплыл нос Вишняковой. А не прибегнуть ли к трансплантации кожи?

— Татьяна Степановна, будьте любезны ножницы и горячую воду. Снимем гипсовую повязку. — Иноземцев уверенно расправил плечи.

Разрезанная пополам полая трубка из гипса глухо ударилась об пол. Ординатор стал растирать онемевшую руку, то и дело замирая и рассматривая ее с внимательностью ювелира. Кожа иссохла, посинела, даже сосудистыми сеточками покрылась, чуть ниже локтя вился шрам зигзагом — эх, Богомолов зашил тяп-ляп.

— А ну и так сойдет, — вынес вердикт Иноземцев. — Выбирать не приходится.

И взялся натирать ее карболовой кислотой.

— Зачем вы, батенька, это делаете? — не сдержал удивленного восклицания фельдшер.

— Вам придется помочь, Сергей Осипович. Только сразу предупреждаю, без возражений. И без криков, Татьяна, — добавил ординатор, глянув на девушку исподлобья. — Можете называть следующее как хотите. Но для меня это и возможность спасти жизнь пациенту, что есть мой врачебный долг, и любопытный эксперимент. Итак, лезвием я обозначу необходимый участок кожи. А вам, Сергей Осипович, потребуется отпороть его от плоти со слоем сосудов и клетчатки.

— Вы в своем уме, батенька? — глаза фельдшера расширились от недоумения. — Рисковать, жертвовать собственной конечностью ради неизвестного, каких сюда тысячами приносят? Вы в своем уме? Вы хорошо подумали?

— Подумал.

— Иван Несторович, не могу я, батенька! Не просите, нет и нет!

— Можете. Без рассуждений. Быстро. Вы должны действовать очень быстро, — проговорил скороговоркой Иноземцев, схватил скальпель и рассек кожу, обозначив четыре ровных надреза на левом предплечье. — Иначе я сейчас напрасно вспорол себе руку. Действуйте же, черт возьми. Уже становится невыносимо больно. Татьяна, потом наложите повязку. Ничего страшного, поди, не со лба кожу взял. Чай, не цинготный, заживет.

Застигнутому врасплох Лукьянову пришлось взяться за второй скальпель.

Это оказалось самым невероятным, что приходилось делать фельдшеру за двадцать лет службы в больнице. Он относился с усердием к своим обязанностям — сопровождал докторов во время обхода, записывал рецепты, вел палатный журнал, выписывал требования по кухне, иногда ставил пиявок, пускал кровь. Но чтобы иссекать кожу для трансплантаций — это впервые! К тому же приходилось одновременно выслушивать замечания и наставления доктора, ибо иссечение лоскута требовало особых навыков.

— Вы сумасшедший, — от усилий и нервного напряжения Лукьянов отчаянно покраснел и покрылся мелкой испариной. — Какой ужас! Принудить к участию в таком безобразии! Да меня вместе с вами завтра же рассчитают.

— Не отвлекайтесь, не теряйте градуса, — обрывал его Иноземцев. — Нам нужна и подкожная фасция.

Операция была завершена только к утру. Иван Несторович отполз от стола, предоставив бинтовать пациента Тане.

— Пойду посплю. — Снял халат. — Зови, как очнется.

Отправился в лабораторию, плюхнулся за стол, голова упала на руки.

Не прошло и четверти часа, дверь отворилась, кто-то скользнул на середину комнаты. Иноземцев так сильно устал и был столь во власти сна, что и слышал, как вошли, но поднять головы не смог, та точно мраморной сделалась, как при катаплексии.

— Прости меня, — донеслось знакомое. — Прости, я не хотела.

Ах, да это ж вновь во сне Ульянушка явилась. И перестал предпринимать попытки вырваться из власти царства морфея. Давно привык к этой странной голосовой галлюцинации, являющейся к нему всякий раз, как смыкались глаза. И сюда, в больницу, явилась, неугомонная. Говорит что-то, говорит, слов не разобрать, рукой не коснуться. Остается только смириться и не слушать.

А потом громко хлопнула дверь. Иноземцев, вздрогнув, вскочил со стула — всего лишь ворвался сквозняк в открытую форточку. Стало светло, часы показывали полдень, в коридоре привычно шумели.

Потерев глаза, вздохнув, поплелся проведать укушенного.

От хлороформа больной отошел, но тотчас же, обессиленный обильной кровопотерей, провалился в небытие, давал отчет Лукьянов. Благо показатели были не столь плохи, и ординатор обрел надежду, что руку свою обезобразил, быть может, не зря.

— К нему посетительница являлась, — шепнула тихо Татьяна.

— Кто? — встрепенулся Иноземцев.

— Не знаю, — пожала плечами сестра милосердия. — Дама в сером платье и шляпке с перьями.

— Что сказала? Кто она ему?

— Ничего не сказала. Я зашла в палату, гляжу: над нашим укушенным дама склонилась. Я смешалась, отвернулась к одному из пациентов. Пока возилась, одеяло поправляла, та ушла.

— Это она, — Иноземцев сжал спинку кровати; его покачнуло.

— Кто «она»?

— Лица не видела? Молода, стара?

Девушка опять лишь плечами пожала.

— В справочной конторе всех посетителей записывают поименно, — прошептал невпопад Иноземцев. И ни слова более не добавив, бросился к двери. Тане и Лукьянову осталось лишь в недоумении переглянуться.

Но в конторе, где и без Иноземцева было полно народу: посетители галдели, спрашивали, толкались, дежурные доктора сбивались с ног, — о ночной гостье никто ничего не слышал.

— Да и кому было бы это надобно, — огрызнулся делопроизводитель. — Бродяга, с перепоя будучи, заглянул, верно, на чужой двор, его и покусали собаки! Зверь! Прямо уж зверь, — ворчал он. — Ага, гиена или тигр из зоосада нарочно удрал по его душу.

Иноземцев поплелся обратно во флигель. А в отделение уже явился главный хирург. Как увидел грозную, деловито вышагивающую навстречу фигуру Троянова, Иноземцев понял: не миновать урагана. Нет, не урагана — лавины негодования. Сжался, голову опустил.

— Сегодня можете быть свободны, — со снисходительной холодностью проронил заведующий. — Жду вас к завтрашнему утру.