Огонь на поражение - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже, их с до войны не трогали, — Произносит кто-то.
— Это точно. — Дронов берет наган, прикидывает в руке.
Олег идет по двору, на плече автомат стволом вниз, на другом — сумка. Его нагоняет мужчина постарше.
— Дрон, сумка не тяготит? — смеется он.
— Петр Сергеевич, молоко за вредность мы не получаем… Имеет человек право на маленький сувенир с места работы?
— Имеет. Да зачем он тебе, ты же боярин у нас думный.
— Во-во. А восьмой месяц с вами бегаю как простой. Уж больно время сейчас судьбоносное — не угадаешь.
— Лады, — смеется Петр Сергеевич. — Береженого Бог бережет.
…Салон большого грузового вертолета. Испуганные дети, женщины. Худой пожилой мужчина, лицо коричневое от многолетнего загара; глубокие, словно борозды, морщины. Глаза будто выцвели, по щекам текут слезы, но он этого не замечает. Как не замечает, похоже, ничего вокруг. Кое-как сваленные баулы, чемоданы. На одном сидит девочка лет шести, укачивает на руках куклу.
— Маша, спи, ну пожалуйста. А будешь плакать, придут злые дяди и начнут стрелять. Спи. Проснешься, и папа, наверное, вернется…
Собака-дворняжка за кучей вещей. Тоскливо озирается по сторонам и тихонько поскуливает, будто плачет.
Лицо Олега Дронова — небритое, осунувшееся. Он спит.
Под глазами — черные круги.
Двое солдат рядом тоже спят, уронив головы на руки рядом с автоматными стволами. У солдат совсем мальчишечьи, покрытые золотистым пухом шеи…
…Музыка снова меняется. Теперь звучит мелодия группы «Статус Кво» — «Ю-а ин зе ами нау» — «Ты сейчас в армии»…
…Дронов с человеком на плечах бежит по горной тропе. Оба в пятнистой униформе, без знаков различия. Ноги раненого перебинтованы, он стонет. Местами бинты побурели от крови.
Олег сходит с тропы, осторожно опускает человека на землю, достает пластмассовую аптечку, из нее — шприц-тюбик, укалывает в бедро через штанину.
Раненый открывает глаза.
— Хорошо гуляем… Горы… Свежий воздух… — Лицо серое, взгляд — мутный от боли.
— Держись, Круз, — просит Олег.
Дима пытается улыбнуться потрескавшимися губами.
— Буду.
…Октябрьский вечер. Бронетранспортеры на огромной скорости несутся по улицам Москвы. Белый дом — в двойном кольце оцепления.
На письменном столе Дронова какой-то журнал на английском языке. Светится экран компьютера, — Олег переводит «с листа». В двери появляется голова соседа — Толика.
— Олег, к телефону. Голос строги-и-и-й. Дронов берет трубку. Ему говорят всего два слова. Кладет трубку, надевает плаш…
Сосед встревоженно вглядывается в сосредоточенное, замкнувшееся лицо Олега.
За раскрытой дверью Толико-вой комнаты — стол, заставленный бутылками, в зависшем сигаретном дыму тускло мерцает экран допотопного черно-белого телевизора. «Ящик» что-то бубнит, но слова дикторши неразличимы, сливаются в монотонный гул.
— Дрон… Чего будет-то? Война, что ли?.. Олег запахивает плащ, выходит, неопределенно махнув рукой. Вслед ему слышится:
— Чего будет-то?..
…Несколько человек в униформе без знаков различия сидят в помещении, напоминающем бункер. Среди них и Олег Дронов. Кроме формы на всех — бронежилеты, рядом — спецшлемы с переговорным устройством, автоматы «АС». Один из бойцов крутит ручку настройки допотопного транзистора…
Автомат специальный. Калибр 9 мм , боезапас 20 патронов стоит на вооружении групп специального назначения.
Крупный мужчина в штатском сидит за рабочим, крытым зеленым сукном столом.
Тот самый, что беседовал когда-то с Дроновым, тот самый, что отбирал аналитические отчеты. В руках у него — телефонная трубка. Лицо постаревшее, усталое. Он внимательно слушает. Потом отвечает — очень коротко. По губам читается решительное «нет». Мужчина кладет трубку. Телефон — на специальном столике, без наборного диска или доски.
Прямой.
…Дронов в кабинете, отделанном дубовыми панелями. На нем парадная форма капитан-лейтенанта ВМС, вот только просветы на погонах не черные, а голубые, как у летчиков или десантников. Крупный мужчина в форме вице-адмирала пожимает ему руку. Очевидно, это прощание.
У дверей Дронов надевает фуражку, отдает честь, строевой разворачивается и покидает кабинет.
…Олег в небольшой комнате. Он уже в гражданском костюме; форма аккуратно сложена на столе. Тут же кортик, служебное удостоверение, залитое в пластик, два ордена в коробочках. Дронов выходит, — дверь за ним запирается автоматически, массивная, как в банковских подвалах.
В комнате же появляется девушка; она аккуратно и безразлично укладывает форму, кортик, документы, награды в выдвижной ящик стеллажа-сейфа. Щелкает автоматический замок, загорается лампочка.
На ящике никаких обозначений, только кодовый номер, как на других…
…Дима Крузенштерн поднимает серое от боли и пыли лицо. Дронов разрезает бурые бинты… Вместо ступней — распухшее, в черных сгустках крошево…
Посыпает порошком из стерильной облатки, накладывает стерильную марлю, стягивает туго. Круз стонет, сдерживаясь, сквозь зубы:
— Дрон, что там?..
— Осколок, сволочь, — врет Олег. — Потерпи, сейчас… — Смотрит на пустую аптечку: обезболивающее кончилось. Набирает в шприц из ампулки с надписью «Вода для инъекций». Укалывает в бедро. — Ну вот… Скоро полегче станет.
* * *
Подходит Андрей Кленов, осторожно подхватывает Круза на плечи.
— Держись, Димыч…
У того на глазах слезы, зрачки расширены от нестерпимой боли.Отпускает прикушенную губу, хрипит чуть слышно:
— Буду…
Кленов бежит вверх по тропе. Олег сзади, прикрывая.
Песня закончилась. Кассета тоже. Щелчок автостопа звучит в ночной комнате, как удар бойка о капсюль.
Четыре утра, и за окном просветлело. Снег. Он и сейчас падает крупными белыми хлопьями. И в тишине и спокойствии одинокого дома воспринимается совсем не так, как в городе…
Ты помнишь, как касанием пушистым
Ласкает землю нежно первый снег,
Скрывая комья разоренных гряд
И слезы на изломах черных сучьев…
Вот так и время порошит годами
Надежд и снов ушедшее безлунье,
Нам оставляя призрачную память —
Недолгое, немое угасанье
Снежинок, тающих в подставленной ладони…
А в городе — по-другому. Снежные пунктиры косо расчерчивают синие сумерки между многоэтажками, похожими на корабли, которые никуда не плывут… И желтые светящиеся окна — как соты иллюминаторов…