Незваный гость - Татьяна Коростышевская

– …что же Анна Гавриловна, - говорил Волков соседке.

– Не ко времени занедужила, - отвечала та, - ещё в дороге на мигрень жаловалась, и вот… Маменьку ее болезнь немало тревожит.

Я медленно вела взглядом по сидящим за столами персонам.

– Полюбовницу новую привез, актерку. Там же где и прочие в скорости окажетcя, под фонарем или в овраге…

– Три тысячи ассигнациями на cтол бросил и поджег…

– …пенька торговаться, а лошадиный рынок у Крыжи огородили, после полудня…

– Столичная штучка, представляет из себя всякое, а у самой из драгоценностей только колечко обручальное.

– Так перстенек не простой, вгзййие гербовый. Видно не за деньгами эта Ева охотится, а за…

– …заперли, чтоб Волков на младшенькую не клюнул…

– Да не на что там больше клевать, от Анютки-красотки ничего не осталось, на каких таких водах ее…

– … цена арлейского двухлетка…

Я вернула взгляд к девицам-сплетницам. Две барышни беседовали украдкой и, видимо, вполголоса.

– …папенька велел, - говорила сдобная блондинка с мелко завитыми локонами, - с визитом отправиться наутро, ну я пошла, подруженька как никак. Ну сели в гостиной,то, се, я давай расспрашивать, как оно там в заграницах, она отвечает будто через силу, расплывчато так, что-де везде люди-человеки и дома-жилища. Ни обновок никаких не показывает, собачку даже не ласкает. Ах, что за прелесть. Болонка мальтезе, шерстка белоснежная, носик черный, а уж егоза. Маркиза кличка, непременно и себе попрошу у папеньки мальтезе на именины.

Барышень я запомнила, но разговор дальше смотреть не стала.

–… Фараония и скажи, - господин шевелил кавалерийскими усами, – сто тысяч такое стоит.

– А барин? – У его собеседника на губу налипла крошка, он ее слизнул. - Заплатил?

– Ну, раз у нас нынче новый пристав, сам и рассуди.

– Однако.

– И шито-крыто все, кто может…

– Страшилу-то замуж пристроят, – карминно мерцали губы Мишкиной, - ежели барин что решил, по его будет.

– А рыженькую куда? – Юный ее спутник бросил мне страстный взгляд, пришлось улыбнуться. – Себе заберешь?

– Ты, Γерочка, аппетиты поубавь. Рыжая в столицы свои вернется несолоно нахлебавшись, хотя, ежели у нее родни нет…

Противно мне не стало, ну то есть, противнее, чем было до этого. Публика эта и без того хороших чувств не вызывала.

– Евушка, – обратился хозяин, дошедший до того состояния опьянения, когда женщин начинаешь замечать, – что ж ты не кушаешь совсем?

– Мигрень у меня, Гаврила Степанович, - изобразив томное прикосновение к челу, я сняла «жужу»,толку от нее было немного, - слабый пол очень мигреням подвержен.

– Шипучки выпей шампанской, авось полегчает.

Послушно пригубив, я широко улыбнулась:

– Да вы чародей!

Бобруйский утвердительно икнул.

– И на женщин волшебное впечатление производите, - добавила я сахарку, - такого, что ни деньгами ни властью не достичь.

– На тебя тоже?

– А то, - отодвинув колени подальше от соседа, я исторгла томный вздох.

– Ну так, может, – купец подмигнул и махнул рукой к двери, - картины тебе свои прямо сейчас покажу?

– К прискорбию, останутся они неосмотренными, я, Гаврила Степанович – девушка приличная, а вы вообще человек женатый. Так что страсть свою я вынуждена сдерживать.

– Экая цаца! Сережка говорил, непростая ты штучка, Евангелина Романовна, репортерка столичная.

– Господин Чиков? Лестная аттестация,и точная. Интервью для издания дадите?

– Чтоб мое имя старинное купеческое в листке трепали?

– Не трепали, а упоминали с достоинством. Чтоб в Мокошь-граде узнали, что в Крыжовене такой замечательный купец проживает.

Лесть цели достигла, хозяин пустился в хвастовство. Про древность своего имени позабыл, зато поведал, как самому в жизни пришлось пробиваться, как из калачевского приказчика, то есть, управляющего, сам барином стал.

Время монолога я употребила с пользой, припрятав «жужу» за поясом.

– А супруга ваша, - глянула я через плечо собеседника, - того самого Калачева внучка? Мецената и филантропа?

Внучка филантропа как раз скребла по тарелке ножом и бесшумно хихикала.

– Нинелька-то? Ага. Старик на коленях передо мной стоял, чтоб я ее замуж взял, позор…

Он запнулся и, махнув стопку водки, занюхал ее рукавом фрака.

– Понятно, - улыбнулась я скабрезно.

– Что тебе понятно?

– Что, кроме деловой хватки и ума, господин Бобруйский обладает также истинно рыцарским благородством.

– Так у себя и напиши.

– Всенепременно. А плод вашей юной страсти, Мария Γавриловна, отчего не на празднике?

– Хворает она, в матушку здоровьем уродилась, - барин показал большим пальцем себе за спину, - нервические припадки у обеих происходят.

– Так вы от припадков их на водах лечить пытались?

В мутном взгляде купчины мелькнули хитрые искорки:

– Хочешь, газету тебе куплю?

– У мальчишки за пятачок?

– Чего? - он расхохотался. – Экая ты, Ева, забавница! Нет, у этого, как его… не важно. Целую газету, чтоб сама там хозяйничала. Нравишься ты мне, рыжая. Как увидал, сразу понравилась, ещё в поезде, да нет, даже раньше, когда ты на перроне с чиновными господами щебетала. А господа-то известные, портретами в газетах пропечатанные…

И Бобруйcкий подвесил многозначительную паузу. Сглотнув горькую слюну, я холодно улыбнулась:

– Вас забавляет этот фарс?

В лице купца не читалось и следа опьянения, сейчас рядом со мной сидел готовый вгрызаться в соперника хищник.

– Фарс? – переспросил он дурашливо.

Мысли в голове щелкали как костяшки домино. Я анализировала свой вокзальный разговор с канцлером Брютом, то, как это смотрелось со стороны, кто где стоял. Есть!

– Разумеется, фарc, - серьезно ответила я. - И вы, Гаврила Степанович, в нем главную роль исполняете, притворяетесь перед всеми эдаким посконным купчиною, водку напоказ хлещете, самодурствуете для публики.

В глазах собеседника мелькнула растерянность. Он явно ждал моих оправданий.

– А вы ведь вовсе не такой, - погладила я рукав фрака. - Вы ведь умный, иначе положения своего нынешнего не достигли.

Бобруйский смотрел на мою руку. Я жалобно попросила:

– Γрегори ничего не рассказывайте, умоляю.

– Про канцлера?