Наикратчайшая история Китая. От древних династий к современной супердержаве - Линда Джейвин

Посреди всех этих убийств Чан добился социальной респектабельности, женившись на Сун Мэйлин (1898–1967), младшей сестре Сун Цинлин – к смятению Цинлин и к восторгу их консервативной старшей сестры Айлин (1888–1973) и ее мужа, Кун Сянси (1881–1967), богатого магната и прямого потомка Конфуция в 57-м поколении, который затем станет министром финансов Чан Кайши.

В январе Чан стал генералиссимусом Националистической армии, председателем Центрального исполнительного комитета Гоминьдана и главой правительства в Нанкине. Гоминьдан так прочно встроился в структуру правительства, что на флаге Китайской республики была изображена эмблема партии – белое солнце. Чан Кайши продолжил застопорившийся было Северный поход без коммунистов.

Пуи, последний император, прожил странную и бесполезную жизнь, с детства окруженный евнухами и другими членами его несуществующего двора. Он никогда не бывал за пределами Запретного города. В 1922 году он отрезал косу и, вдохновленный примером своего наставника с оксфордским образованием Реджинальда Джонстона, решил сбежать в Англию. Когда Джонстон отказался вызвать ему кеб, он махнул рукой на эту идею. В этом же году он женился на знатной маньчжурке Гобуло Ваньжун (1906–1946). Ваньжун получила образование в миссионерской школе, а в приданое за ней давали 18 овец, 2 лошадей и 40 кусков атласа. В первую брачную ночь у Пуи случился приступ нервозности, и он сбежал с супружеского ложа. Супруги хорошо подходили друг другу и развлекались, словно дети (которыми они и были), гоняя на велосипедах по длинным коридорам Запретного города. Через два года один из военачальников захватил Пекин, отнял у Пуи императорский титул и дал ему три часа на то, чтобы покинуть дворец. Его несуществующая императорская жизнь закончилась – по крайней мере, на какое-то время.

Японцы помогли Пуи и его свите, в которую входила и одна наложница, обустроиться в японской концессии в Тяньцзине. Ваньжун, утомленная вездесущими евнухами и придворными, которые не одобряли ее любви к танцам, теннису и джазу, погрузилась в опиумные фантазии. Пуи играл со своими собаками, посещал иностранные мужские клубы и проводил время со своей кузиной Айсинь Гиоро Сяньюй, известной также как Восточный Бриллиант, или Ёсико Кавасима. Она была маньчжурской принцессой, которая выросла в Японии, обладала яркой внешностью и характером, часто переодевалась в мужское платье и была бисексуальна. Пуи не подозревал, что Восточный Бриллиант имела любовников в Квантунской армии, для которой шпионила; эта военизированная японская служба безопасности присматривала за японской железной дорогой и другими активами страны на северо-востоке.

Айсинь Гиоро Пуи, последний император династии Цин, стал чем-то большим, чем просто эксцентричная сноска в книге истории, после того как японцы предложили вернуть его на трон в 1931 г.

В ночь на 3 июня 1928 года военачальник Чжан Цзолинь (1875–1928) находился в поезде, направлявшемся обратно в его ставку в самом сердце Маньчжурии. Он заключил с японцами соглашение: он будет охранять их инвестиции, а они помогут ему отбивать притязания конкурирующих военачальников. Теперь японцы убеждали его отделиться от Китая и править северо-востоком совместно с ними. Он отказался. Некоторые офицеры Квантунской армии, действуя независимо от Токио, взяли дело в свои руки и взорвали его поезд. Они сочли, что его сын и наследник, «молодой маршал» Чжан Сюэлян (1901–2001), распутник и опиумный наркоман, будет меньше сопротивляться японской оккупации. Они его недооценили: он выбросил опиумную трубку и объединил силы с Гоминьданом.

Три года спустя, в 1931 году, Квантунская армия вторглась в Маньчжурию и заняла ее. Японцы знали (возможно, от Восточного Бриллианта), в какой ярости Пуи был из-за того, что Чан Кайши позволил одному из союзных Гоминьдану военачальников разграбить могилы его цинских предков, и потому пригласили его вновь стать императором, на этот раз на исконных землях его предков, которые они назвали Маньчжоу-го. Пуи согласился. После того как предшественница ООН, Лига Наций, осудила этот шаг и объявила Маньчжоу-го марионеточным государством, Япония вышла из Лиги.

На следующий год Восточный Бриллиант повела войска против повстанцев, чтобы полностью уничтожить китайское сопротивление японской оккупации в Маньчжурии.

Кризис нарастает

Игнорируя многочисленные призывы заняться японской угрозой, Чан продолжал атаки на коммунистов. Общество голубых рубашек – протофашистская парамилитаристская, или полувоенная, организация, построенная по образу чернорубашечников Муссолини, – похищало, пытало и убивало тех, кто подозревался в симпатиях к коммунистам. Среди них был один из любимых протеже Лу Синя и четыре других молодых писателя. В 1931 году Лу Синь написал поэму «Без названия», в которой были такие строки: «Я могу лишь наблюдать, как друзья становятся призраками, / Я ищу гневный стих среди мечей».

Японские инвестиции на северо-востоке неуклонно росли после Русско-японской войны. Как только Япония оккупировала этот район, он был переименован в Маньчжоу-го, или «страну маньчжуров»

28 января 1932 года, после стычки между китайскими и японскими солдатами в Шанхае, японцы начали бомбардировку города. Как писала историк Барбара В. Такман, это была первая «бомбежка для устрашения» гражданского населения в эпоху, «которая вскоре близко познакомится с бомбами» [1]. (Пять лет спустя фашистский легион «Кондор» станет бомбить баскский город Герника, и худшее будет еще впереди.) Правительство Чан Кайши через некоторое время подписало с японцами соглашение о прекращении огня, отвело войска от Шанхая и близлежащих городов, которые были переданы под «защиту» японцев.

КПК основала свои «революционные базы», или советы, в сельской местности, в том числе в южных провинциях Цзянси и Фуцзянь. Там коммунисты мобилизовали обнищавших крестьян и сельских рабочих против землевладельцев, вовлекая их в движение за земельную реформу. Бедняков призывали оскорблять «врагов народа» словом и делом во время «сеансов борьбы», которые порой заканчивались убийством. Затем КПК делила землю между крестьянами, чем заслуживала их благодарность, обучала их «классовому сознанию» и вовлекала в революционное насилие. Как писал Мао в 1927 году, «революция – не праздничный обед, написание эссе, рисование картин или вышивание; она не может быть утонченной, неспешной и мягкой, умеренной, доброй, любезной, сдержанной и великодушной. Революция – это бунт, акт насилия, в котором один класс свергает другой» [2].

И КПК, и Гоминьдан применяли насилие для достижения своих целей; разница была в том, что коммунисты, казалось, работали на благо многих, а Гоминьдан заботился лишь об элите. Коммунисты создавали образ правоты и честности; от Гоминьдана исходил тлетворный дух коррупции. Кроме того, коммунисты обращались к чувству патриотизма, призывая Гоминьдан бороться с японцами, но Гоминьдан, похоже, больше интересовали нападения на коммунистов. В стране назревал все больший раскол.