Место льва - Чарльз Уильямс

Приближалось место субботней встречи. Вот мостик, вот канава, в которой она растянулась. Она подошла точно к тому месту, где Квентин потянул ее вниз, и, ступив в канаву, присела там, где упала. Квентин, какой бы ужас им ни владел, все же думал о других: он хотел помочь ей потому, что она была подругой его друга — потому, что она была «девушкой Энтони». Ну, если теперь девушка Энтони сможет оказаться хоть чем-то полезной человеку, оказавшемуся в своем безумии выше, чем она в своем уме, она готова! Дамарис еще немного посидела в канаве, сосредотачиваясь, но вдруг вскочила на ноги. Издалека послышался топот. Такой же звук она слышала прошлым вечером, когда Энтони пришел к ней, и вот сейчас — опять! Она вбежала на мостик и залезла на перила, чтобы лучше видеть. Вдалеке, у подножия крутого склона, стояла усадьба «Хитросплетения». Стоило Дамарис присмотреться к дому, как она заметила высоко в небе то же создание, что сидело вчера на плече у Энтони. Язык не поворачивался назвать его птицей. Возвышенное знанием своей природы над равными ему, в небе парило воплощение мудрости, образ философии, олицетворение священной науки. Она стояла и смотрела, забыв о своем неотложном деле, и тут же поняла, каков будет дальнейший шаг.

В прежние несчастные дни, еще в те времена, когда она любила только себя, она и была предоставлена только себе. Но в любви к другим или в поиске любви к другим великие Ангелы приняли ее под свою опеку. Стук копыт раздавался на дороге позади; Дамарис не успела повернуться, как что-то сильно ударило ее в плечо и отбросило на изгородь. Падая, она увидела существо, показавшееся ей серебристой лошадью, то самое, которое Ричардсон узнал бы сразу. «Ага!» — радостно воскликнула она про себя, затем, изрядно поцарапанная после очередного визита в канаву, перебралась на другую сторону. Единорог был уже довольно далеко и скакал через поле. За таким проводником можно пойти куда угодно, подумала Дамарис. А если она и ошибается, то дорога через поля ничем не хуже любой другой. «Поделом мне, — думала она на бегу, — нечего ворон ловить». Они немного жестоки, эти ее новые повелители. Энтони тоже рассказывал, как его двинули в бок. Она решила, что синяк на плече должен научить ее быть внимательной. Конечно, это — грубое посягательство на двор Дамарис, но надо признать: захватчик на ее освободившемся троне очень хорош.

Преодолев очередную канаву, Дамарис выбежала на широкий луг и остановилась. Серебристый скакун исчез. И что теперь? Впрочем, она получила ответ, едва успев задать вопрос. По дальнему краю луга бежали двое — один явно был человеком, другой тоже, только почему-то передвигался он то на двух, то на четырех ногах. Впрочем, это не имело значения. Она смотрела на первого человека, и в ней крепло внутреннее убеждение, что это Квентин.

Забыв о своем плече, она побежала к ним через луг. Здесь глазу почти не на чем было остановиться, только в отдалении медленно двигалось одинокое белое пятнышко: не то овца, не то ягненок. Две фигуры перемещались очень быстро, гораздо быстрее, чем она, поэтому Дамарис остановилась и попыталась сообразить, куда они бегут. Если бы там, в конце, были ворота…

Квентин резко свернул и побежал вдоль кромки луга. Похоже, деваться ему некуда, кроме как к тому мостику, от которого она ушла. Дамарис развернулась и решила подождать Квентина на памятном месте. Пока пара приближалась, она смотрела на них с ужасом и жалостью, хотя и без страха — нет уж, бояться она больше не будет. Похоже, Квентин, хотя и держался еще на ногах, дошел до предела человеческих возможностей. Он был почти голый, оборванный и окровавленный. Его плечи судорожно дергались, руки болтались, словно он ими уже не управлял, лицо искажено от ужаса и страданий. Жуткий звук, который теперь слышался Дамарис все явственнее, был его запаленным дыханием, глаза едва ли что-то замечали вокруг, одна щека сильно поранена. Дамарис бросилась ему навстречу, выкрикивая оба его имени: «Квентин! Квентин! Мистер Сэбот! Квентин!» Не обратив на нее внимания, Квентин промчался мимо и устремился к дальнему концу луга.

Пока она кричала ему вслед, к мостику подоспел и второй бегун. Двигался он тоже довольно быстро, но при этом все равно казалось, что он больше скачет, а не бежит. Одежда его тоже пребывала в беспорядке, однако на ногах все-таки были ботинки, а руки не болтались, а были плотно прижаты к телу, пальцы согнуты, как когти. Лицо, как и у Квентина, было искажено, но если у Квентина выражение было страдальческое, то этот озверел.

Тварь рычала, сопела и фыркала. Несмотря на дикий облик, Дамарис казалось, что она вот-вот узнает преследователя. Имя не приходило на ум, но какое-то имя у него точно было, и Дамарис его знала. Мысли эти стремительно пронеслись в голове Дамарис, прежде чем она кинулась наперерез знакомому незнакомцу, чтобы помешать гнать бедного Квентина дальше. Напрасно! Стоило ей двинуться, как неожиданный порыв ветра налетел и отбросил ее к перилам мостика. Вокруг этого человека — если это был человек — и в нем самом была сила, не позволявшая даже приблизиться к нему. «А может, это все-таки зверь?» — подумала Дамарис, глядя вслед непонятной твари. Во всяком случае, двигалось оно не по-человечьи: неуклюжими прыжками, сильно согнувшись и время от времени помогая ногам руками. Вслед за ним Дамарис снова выбежала на луг и остановилась. Погоня теперь продолжалась вдоль дальней кромки луга. Надо было как-то помочь Квентину. Но как?

В этот напряженный миг неуверенности на глаза ей попался одинокий ягненок, неторопливо бредущий в ее сторону. Дамарис с непонятной надеждой смотрела на него, когда над лугом внезапно пронеслась тень огромного орла, упала на нее и накрыла ягненка. Дамарис словно что-то толкнуло изнутри. Она сделала несколько шагов вперед. Они сошлись, и ее невинность признала в нем невинность куда большую, невинность, природой которой была сама Безгрешность. Дамарис упала на колени и безотчетным жестом положила руку на нежнейшую шерстку на спинке ягненка. Стоя на коленях, она опять посмотрела на ужасную охоту. Дамарис не могла знать, что этот бег с преследованием продолжается уже несколько часов.

Сразу после полуночи тварь, некогда бывшая Фостером, выбралась из города, учуяла Квентина, забывшегося тяжелым сном в зарослях папоротников, подняла и погнала по полям. Когда Квентин споткнулся и упал, тварь настигла и набросилась на него. Панический ужас придал Квентину достаточно сил для яростной схватки, и ему удалось вырваться. После этого всю ночь напролет и ранним утром, через леса и поля, то быстро, то медленно продолжалась охота. Иногда после очередного ручейка или под густыми деревьями у бедняги выдавалась небольшая передышка, но рано или поздно опять приближались неумолимое сопение и топот, и погоня продолжалась. В конце концов Квентин начал бегать по кругу. Когда он опять в очередной раз направился к мостику, в его затуманенное сознание проник чей-то крик. Дамарис, стоя на коленях подле ягненка, продолжала кричать — выкрикивать только его имя, настойчиво, отчетливо, умоляюще: «Квентин! Квентин! Квентин!» Она увидела, как он слегка повернул голову, и закричала еще громче. Квентин сбился с ноги. Тварь едва не настигла его. Он ринулся обратно через луг, а голос Дамарис по-прежнему звал, направляя его, хотя что она будет делать, когда он приблизится, она не знала. Добежав до них, Квентин широко раскинул руки и рухнул в траву. Дамарис тут же метнулась и закрыла его собой. Они лежали у ног ягненка, а злобная тварь подскочила и остановилась, издав рык, похожий на торжествующий смех. Потом она втянула носом воздух и принялась описывать круги вокруг жертвы, выбирая момент для прыжка.