Хроника времен Карла IX - Проспер Мериме

У Мержи был безошибочный способ прекращать подобного рода прения — он к нему и прибег.

— Увы, милый Бернардо, — произнесла графиня томным голосом, когда рассвет принудил Мержи удалиться, — я ради тебя погублю свою душу и вижу ясно, что не дано мне будет утешения спасти тебя.

— Ну полно, ангел мой. Отец Жирон даст нам великолепное отпущение in articulo mortis{68}.

Monachus in claustro

Non valet ova duo;

Sed quando est extra,

Bene valet triginta.

F. Rabelаis. Vie inestimable du grand Gargantua, I, 42

Монах, сидя в келье,

Пары яиц не стоит,

А наружу выйдет —

Стоит три десятка.

Ф. Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль, I, 42

На следующий день после бракосочетания Маргариты с королем Наваррским{69} капитан Жорж, согласно дворцовому приказу, покинул Париж и отправился командовать своим отрядом легкой кавалерии в Моский гарнизон. Брат простился с ним довольно весело, рассчитывая, что тот вернется раньше окончания празднеств, и охотно покорился перспективе остаться одному на несколько дней. Госпожа де Тюржи отнимала у него довольно много времени, так что несколько минут одиночества не представляли ничего ужасного. По ночам его никогда не было дома, а днем он спал.

В пятницу 22 августа 1572 года адмирал был ранен из аркебузы неким негодяем по фамилии Морвель. Так как народная молва приписывала это подлое убийство герцогу Гизу, этот вельможа покинул Париж на следующий день, как бы во избежание жалоб и угроз со стороны протестантов. Король сначала, по-видимому, хотел преследовать его со всей строгостью, но отнюдь не воспротивился его возвращению, которое вскоре ознаменовалось ужасным избиением 24 августа.

Довольно большое количество молодых дворян из протестантов, на хороших лошадях, посетив адмирала, рассыпалось по улицам, намереваясь отыскать герцога Гиза или его друзей, чтобы в случае встречи затеять с ними ссору. Тем не менее все обошлось сначала мирно. Народ, испуганный их количеством или, может быть, приберегая себя для другого случая, хранил при проезде их молчание, по-видимому без особенного волнения слушая, как они кричат: «Смерть убийцам господина адмирала! Долой гизовцев!»

За углом одной улицы перед протестантской толпой неожиданно оказалось с полдюжины молодых дворян из католиков и между ними много приближенных Гиза. Ожидали крупной ссоры, но ничего не произошло. Может быть, из благоразумия, может быть, потому, что католики действовали по точному предписанию, — но они не ответили на оскорбительные крики протестантов, а какой-то молодой человек приличного вида, шедший во главе их, приблизился к Мержи и, вежливо поклонившись, сказал ему дружеским тоном близкого человека:

— Здравствуйте, господин де Мержи. Вы, конечно, видели господина де Шатильона? Как он себя чувствует? Схвачен ли убийца?

Обе толпы остановились. Мержи узнал барона де Водрейля, поклонился ему в свою очередь и ответил на заданные вопросы. Завязались во многих местах частные разговоры, и так как они продолжались недолго, то противники разошлись без пререканий. Католики уступили дорогу, и каждый пошел в свою сторону.

Барон де Водрейль несколько задержал Мержи, так что тот немного отстал от спутников. На прощание Водрейль посмотрел внимательно на седло и сказал ему:

— Обратите внимание! Если я не ошибаюсь, у вашего кургузого ослабла подпруга. Будьте осторожней!

Мержи спешился и переподпружил свою лошадь. Не успел он снова сесть в седло, как услышал, что за ним кто-то скачет крупной рысью. Он обернулся и увидел молодого человека, лицо которого было ему незнакомо, но который принадлежал к только что встреченной группе.

— Разрази меня Бог! — произнес тот, приближаясь к нему. — Я был бы в восторге встретиться один на один с кем-нибудь из тех, что сейчас кричал: «долой гизовцев!».

— Вам не придется далеко ходить за этим, — ответил Мержи. — Чем могу служить?

— Не будете ли вы, случайно, из числа этих бездельников?

Мержи моментально обнажил шпагу и плашмя ударил по лицу этого друга гизов. Тот выхватил из-за луки пистолет и в упор выстрелил в Мержи. К счастью, вспыхнул только запал. Любовник Дианы ответил сильным ударом шпаги по голове врага, так что тот свалился с лошади, обливаясь кровью. Народ, до сих пор бывший невозмутимым зрителем, сейчас же принял сторону раненого. На молодого гугенота посыпались камни и палочные удары, и так как всякое сопротивление было бесполезно, он решил хорошенько пришпорить лошадь и спастись галопом. Но при слишком крутом повороте лошадь у него упала и опрокинула его, так что он, хоть и не был ранен, все же не мог подняться достаточно быстро, и разъяренная толпа успела окружить его. Тогда он прислонился к стене и некоторое время отражал тех, которых могла достигнуть его шпага. Но сильный удар палкой сломал лезвие, его сбили с ног и разорвали бы на части, если бы какой-то францисканец, бросившийся на людей, теснивших его, не закрыл его своим телом.

— Что делаете вы, дети мои? — закричал он. — Отпустите его: он совершенно не виноват!

— Он гугенот! — в бешенстве завопили сотни голосов.

— Ну так что же? Дайте ему время раскаяться! Он еще может исправиться.

Руки, державшие Мержи, сейчас же его отпустили. Он поднялся, подобрал обломок своей шпаги и собирался дорого продать свою жизнь, если придется выдерживать новый натиск.

— Оставьте жизнь этому человеку, — продолжал монах, — потерпите немного. Еще несколько дней — и гугеноты пойдут к обедне.

— Потерпеть, потерпеть! — повторило несколько голосов с неудовольствием. — Нам уже давно твердят, чтобы мы потерпели, а пока что каждое воскресенье, во время проповедей, их пение смущает добрых христиан.

— Ну что ж? Разве вы не знаете пословицы, — продолжал монах весело: — «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Пускай повоют еще немного; скоро благодатью Пресвятой Богородицы Августовской вы услышите, как они запоют мессу по-латыни. Что же касается этого молодого нехристя, отдайте его мне: я хочу привести его в христианский вид. Ступайте себе и от желания скорее съесть жаркое не пережарьте его.

Толпа рассеялась ворча, но не причинив никакой обиды Мержи. Ему даже вернули лошадь.

— В первый раз в жизни, отец мой, — сказал он, — с удовольствием смотрю на рясу вашего ордена. Поверьте моей благодарности и соблаговолите принять этот кошелек.

— Если он предназначен для бедных, молодой человек, я его беру. Имейте в виду, что я интересуюсь вами. Я знаком с вашим братом и вам желаю добра. Сегодня же переходите в католичество. Идемте со мной, и дело ваше будет сделано в одну минуту.