Топор правосудия - Вячеслав Денисов

Успокоившись, Пащенко вернулся к Перченкову.

– Он ведь придет сюда? Иначе как он получит деньги?

– Откуда я знаю?..

Струге сидел на разбитом диване и прутом от веника, который нашел на полу, чертил криптограммы. Это состояние Антон всегда переживал очень тяжело. Ему ближе была схватка, взрыв в крови адреналина. Это когда он был в заседании, тогда любил спокойную, тонкую игру умов и плавный разбор ситуации. Он умел быть разным. Но сидеть в глухом помещении и ждать…

Первый невнятный шум он услышал за десять минут до истечения срока, обговоренного с Пащенко. Он раздался под лестницей – в углу, противоположному тому, куда удалились Вадим и астролог. Сразу после возникновения этого шума Антон почувствовал легкий свежий холодок под ногами. Шум повторился через полминуты. Посмотрев на металлический поручень, Струге осторожно и медленно положил на него руку. После того как он почувствовал своей ладонью едва ощутимое кожей дрожание, он понял, что кто-то поднимается по лестнице. Он вспомнил, как поднимался сам. От его поступи, тяжесть которой он всячески пытался скрыть, «трап» дрожал и звенел. Зачем человеку идти по лестнице планетария крадучись, словно он вор? Человек приближался к этажу, на котором замер, слушая биение собственного сердца, Антон. Струге боялся пошевелиться. Он даже не решался выпустить из рук невесомую…

…хворостину веника, опасаясь, что ее стук по бетонному полу привлечет внимание неизвестного.

«Неизвестного? Почему – неизвестного? Кажется, я знаю, кто это…»

Да, Струге знал имя человека, поднимавшегося с такой осторожностью. Так возвращаться мог лишь…

Ожидать, пока тень подойдет настолько близко, что уткнется животом в его лицо, судья не стал. Выпустив из рук хворостину, он выпрямился и обрушил на расслабленную тень самый мощный апперкот…

Жертва перегнулась пополам так резко, что Антон едва успел отклониться в сторону. В противном случае его ожидал удар головой в лицо. Человек упал на пол, и Струге услышал рвотные звуки. По помещению разлилась отвратительная волна смрада.

Понимая, что ждать сопротивления уже не приходится, Струге схватил противника за плечи и рывком, как куклу, перекинул на спину. Одной рукой он прижимал врага к полу, а второй, морщась от отвращения, лапал по телу. Все, что его интересовало на этом скользком от грязи и рвотных масс теле, – обрез охотничьего ружья.

Но его не было.

Уже не в силах дышать смрадом, Струге схватил Перца за шиворот и поволок вниз по лестнице.

Более всего Антона удивляла легкость, с которой он волок по полу и ступеням восьмидесятикилограммовое тело. Именно столько, по его подсчетам, весил Перец. По всей видимости, тот азарт и желание достигнуть результата были настолько велики, что придавали сил.

А вот и первый этаж…

В последний раз выдохнув, очищая легкие от отвратительного воздуха, Струге ударом ноги выбил наружу дверь…

Яркий свет, ударивший в глаза; дурманящий своей чистотой воздух улицы… Морщась от рези в глазах и нервного напряжения, Антон Павлович бросил взгляд на…

Перед ним, хватая воздух бескровными губами, корчился на земле уличный бродяга. Грязный и склизкий от многолетних скитаний и ночевок в местах, для этого не приспособленных, он был настолько отвратителен, что у Струге непроизвольно вырвалось ругательство. Смотреть на это жалкое тело было невмоготу. Ни слова не говоря, Антон сделал несколько шагов в сторону и оперся на стену здания.

Некоторое время он стоял, наклонив голову, затем достал сигареты и щелкнул зажигалкой.

– Ты… кто такой?..

Бомж, казалось, продышался. За своей спиной Антон Павлович слышал сухое откашливание и какой-то невнятный лепет.

– Я спросил – кто ты такой?

Пересилив себя, судья повернулся и поторопился затянуться сигаретой…

– Гражданин Российской Федерации, на фиг! Погреться нельзя?!

Частый стук по ступеням внутри планетария был настолько неожиданным, что Антон, не отдавая себе отчета в том, что делает, подскочил к двери и резко отмахнул правый локоть назад…

– Бойся! – закричал вдруг бомж.

Пащенко повезло. Он услышал крик в тот момент, когда распахивал дверь. Хриплый вопль неизвестного заставил его просесть почти до земли. Дикий ужас обуял прокурора, когда он увидел замерший в каком-то дециметре от своего лица мощный кулак.

– Мать моя… – прошептал он, выпрямляясь. – Ты чего такой… вонючий?

Струге кивнул на бродягу.

– За что ты его так… не по-человечьи-то??

Антон в сердцах бросил окурок на землю и растоптал его подошвой.

– Слышь, странник, давай я тебе расскажу, как дело было… А ты поправь, если что. К тебе подошел парень и попросил сходить в планетарий на разведку. Сказал, что когда ты вернешься, он даст тебе на пол-литра. Я угадал?

– Пошел ты… Я в милицию заявлю. Как фамилия? – заявил бродяга, пытаясь сообразить, что с ним стало происходить с того момента, когда он нашел в урне почти целый беляш, завернутый в клочок бумаги.

Струге махнул рукой прокурору. Перченков-младший их провел, как детей. Ну, на самом деле, какой нормальный человек будет прятаться в планетарии?

– Лучше бы тебе на полчаса позже замерзнуть. Или – раньше. Впрочем, какая теперь разница? Иди, грейся.

Развернувшись, он пошел в сторону стоянки.

– А мне-то что делать? – спросил бомж.

– Что делать, что делать… – поморщился Пащенко и полез в карман за портмоне. – Пить бросать, пока не убили.

Вряд ли тот, к кому была обращена эта философская фраза, потратит эту пятидесятирублевую купюру на что-то другое…

Половину дороги до дома Вадима они проехали, храня молчание. Первым не выдержал Антон.

– Знаешь, мне все это осточертело… – Он стянул с головы шапку. – Я прогнулся, Вадим. Завтра пойду к Николаеву. Он хорошо знает, что делать. Через неделю Лукин созовет Совет судей, Квалификационную коллегию, и все сразу станет на свои места. Старичок, кажется, победил.

– Так… – решительно произнес Пащенко. – Подожди-ка здесь…

Резко остановив машину, он вышел и направился к продуктовому магазину. Через несколько минут он появился и по выступающим частям пакета Струге догадался о его содержимом: емкость, размерами несколько больше той, в которых продают стандартные пятьсот миллилитров водки, и сопутствующие товары – колбаса, сыр, хлеб… Все это настолько явственно читалось сквозь тонкий пакет, что Струге усмехнулся. Больше всего на свете ему сейчас хотелось выпить. Однако он устал настолько, что первая же рюмка спиртного могла забрать остатки его сил.

Но все-таки они уничтожили все, что было в том пакете. Уничтожили, едва сели за стол в уютной квартире прокурора. Вопреки ожиданиям, Антон Павлович пил и не пьянел. Он знал, что это чувство обманчиво, что рано или поздно наступит мгновение, когда волна опьянения захлестнет разум.