Хороший, плохой, пушистый - Том Кокс

— Так вы сказали, что родились в семьдесят пятом году? — произнес Джефф. — Это год кролика. Значит, нынешний год ваш. Год, в который все двери для вас открыты.

— Вот как? — Я бы предпочел год зайца. Но такого не существует, поэтому приходится довольствоваться кроликом.

— Нет, это был позапрошлый год. Прошу прощения.

Перед тем как уйти, Джефф захотел почесать Медведю шейку.

— Красавец, — улыбнулся он.

Не уверен, что Медведь считал себя «красавцем», такой скорее была роль Ральфа. Но внимание Джеффа принял благосклонно, и я лишний раз убедился, насколько общительным стал старший из моих котов. Я проводил Джеффа. Он нацарапал номер своего телефона на клочке бумаги. Отсутствие визитных карточек — еще одна наша общая черта, кроме бород и заигрывания с буддизмом. Пообещал, что, если наступит тот редкий период, когда у меня заведутся деньги на обустройство сада, сразу позвоню ему. Хотя у меня сложилось впечатление, что Джефф не искал работу, а просто хотел пообщаться.

* * *

Я все-таки решил выставить дом на торги. Нелегкое решение, но надо учитывать, сколько времени и денег он отнимал. Несколько лет назад немного изменил его, полюбил дом и новый образ жизни со своими котами. Однако его размеры и постоянное требование косметического ремонта — дань прежней эпохе, времени экономической стабильности в отрасли, где я работал. В общем, понял, что жилье должно соответствовать нынешним обстоятельствам. К тому же Джемма сильно скучала по Девону, и разделявшие нас триста шестьдесят миль ощущались все более болезненно. Думаю, расставание с Норфолком чувствовалось бы особенно остро, если бы пришлось уезжать весной, когда все вокруг цветет. В этом году приход весны задержался. В начале апреля были периоды, когда дул пронизывающий ветер, шел снег и температура опускалась ниже ноля. Я боялся, что коты, не понимая, что происходит, окончательно запутаются. Они становились беспокойными, словно собирались сочинять на фирменной кошачьей бумаге жалобу в комитет погоды. В конце марта Ральф был на взводе, постоянно дразнил Медведя и срывал свое раздражение на мне и моих друзьях — заходил в гостиную и сбивал башню гигантской дженги, когда в игре наступал ответственный момент. Роско переживала из-за того, сколько встреч ей пришлось отменить из-за гололеда на дорогах. А Медведь лежал у окна и, уперев подбородок в подоконник, удрученно смотрел на улицу.

— Ра-а-альф! — возмущался Ральф, замечая, что снега нападало еще больше.

Я слышал в его крике плач по теплу и прощение всех неудобств, которые доставляло ему лето. Хотя не исключено, что кот просто вымяукивал свое имя.

Грея на балконе старые косточки, Медведь принимал вид, будто хотел сказать: «Спасибо, я уже не ждал, что это время придет». Когда я выходил в сад, продолжая приводить его в порядок для продажи, Шипли носился по яблоне Джанета. А Роско водила меня по саду, словно не только была хозяйкой, но все сама обустроила. «Вот моя яблоня. Вот моя гнилая изгородь. С нее я часто наблюдаю за утками и стараюсь их напугать моим душераздирающим криком. Изгородь надо бы починить, но никак не найду просвета в своем плотном расписании». Роско редко стояла на месте и, когда бегала в своих белых носочках, напоминала кошачий вариант фанатки фитнеса, которая, даже разговаривая, постоянно подпрыгивает.

Я остро переживал, что придется увезти их отсюда. Трудно представить место, где моя кошачья стая чувствовала бы себя счастливее. Не знал, куда мы двинемся, но надеялся, что окажемся там, где не исключено неожиданное появление на пороге незнакомого буддиста в старой куртке, который расскажет всю свою жизнь. Медведю требовался материал для размышлений, и мне следовало об этом помнить. Предстояло еще многое сделать, прежде чем приступить к поискам дома. Хорошо бы подремонтировать сарай, чтобы он не валился набок под углом в тринадцать градусов, — это бы сделало участок привлекательнее. Но одно я точно знал: выбирая новое жилище, я буду думать о благополучии кошек не меньше, чем о благополучии Джеммы и своем собственном.

Две недели назад пришло письмо от ветеринара — он напоминал, что кошкам нужно сделать инъекцию иммуногена. Я прочитал письмо и отложил — был завален работой, на мне висели три незаконченных дела. Только к вечеру, вспомнив, что все кошки были вовремя привиты, прочитал внимательнее и, на мгновение задержав взгляд на имени, почувствовал прилив грусти, поняв, о ком идет речь. Мы недолго называли Свена Грэмом — дали это имя для регистрации, когда ветеринар кастрировал его. Где теперь кот? Так и живет бесхозным? Может, убежал как можно дальше от тех, кто лишил его главной драгоценности? Нашел другого благодетеля и проникся к нему доверием? Жив ли вообще? Эти мысли не давали мне покоя весь вечер и следующие дни.

Недавно к нам снова явился дикий гость — сумерки за окном огласило печальное вечернее мяу. В темноте мелькнул рыжеватый мех, и Джемма решила, что пришел Грэм. Но мне показалось, будто голос не тот, нет гортанности Рода Стюарта. И недавние светлые ночи подтвердили, что кот другой: с пушистым хвостом, длинный, гладкий, лисьего окраса. Я все еще ждал ту первую настоящую лису из сада, но решил, что сойдет и этот. Не выяснил, ест ли обладатель пушистого хвоста рвоту: он не подпустил меня к себе и я не сумел его об этом спросить. Но чувствовал, что и не подпустит, особенно когда Медведь, что для него не характерно, напугал пришельца своими знаменитыми булькающими звуками.

От унылого мяуканья рыжего кота и рассказов Ральфа о себе в третьем лице дом на рассвете представлял средоточие кошачьей активности. Джемму кошачьи вопли не будили, а я по опыту знал, что пытаться заснуть бесполезно. Если мне все же удавалось вернуться в царство сновидений после того, как в четыре тридцать утра Шипли открывал плечом дверь в спальню и запускал в меня пулеметную очередь многословья, то лишь на полчаса, когда на крышу летнего сада с грохотом приземлялся Алан.

На прошлой неделе я сообщил Деборе об утренних визитах Алана, и она удивилась.

— Мы не выпускаем его по ночам. Это не он.

— Я только сегодня утром Алана видел. Он глядел на меня в упор.

— В котором часу?

— Около пяти.

— До семи мы держим его под запором.

— Сегодня тоже?

— Да.

На следующее утро, услышав удар по крыше, я подскочил к окну и увидел выражение явной обиды на лунообразной рыжей мордашке. Секунд на десять мы оба застыли, затем кот исчез. Хорошо выглядит, подумал я. Как всегда с Грэмом, возникло множество вопросов. Где он пропадал все это время? Прибился к кому-то, не понравилось, и он решил, будто мы не так уж плохи? Или вообще никуда не уходил, а прятался в темных уголках вокруг дома? Или это не Грэм, а очередной двойник? Мне показалось, что в глазах кота блеснула искорка надежды.

Смелое предположение. С тех пор миновало четыре дня, но он больше не показывался. В современных условиях дом продать не так просто, но если все пойдет по плану, менее чем через три месяца мы уедем отсюда. Небольшой срок для завоевания доверия дикого кота, чтобы он в нашем обществе чувствовал себя как дома. Того кота, чьи яйца мы отрезали, не спросив у него согласия.