Сверхдержава - Андрей Плеханов

— Не обращался я ни в какую контрразведку! — возмущенно заявил Краев. — Ты меня еще в шпионаже обвини…

* * *

Это было шесть лет назад. Краев уже год как перебрался из Австрии в Германию, в Эссен. Он имел работу и неплохой заработок. Он имел вид на германское гражданство и собирался оформить его окончательно. Он жил в самом стабильном государстве Западной Европы и был защищен его законами. Но он все равно боялся.

В течение двух лет после отъезда за границу Краев не чувствовал ни малейших признаков того, что за ним следят из России. Более того, складывалось впечатление, что о нем забыли. Он без особого труда перевел свой рублевый вклад, астрономически выросший после взлета российской валюты, из швейцарского банка в германский. Он продолжал получать солидные дивиденды. И в то же время не имел никаких весточек с родины. Никаких звонков, хотя бы из российского посольства — а ведь он продолжал оставаться гражданином России, и гражданином немаловажным.

Его старательно забыли — как будто и не было такого на свете. И это тоже было определенным знаком. Его вычеркнули из списков живущих. С одной стороны, это было хорошо. Никто не беспокоил его. С другой стороны, он считал почему-то, что в списках живых ему лучше не появляться. Стоит ему предъявить на российской границе российский паспорт с именем и фамилией Николай Краев — и…

И что тогда? Да скорее всего, ничего не произошло бы. Все он напридумывал насчет особого отношения к собственной скромной персоне. Просто сделали бы ему прививку, как и любому непривитому гражданину Российской Федерации. Был человек в долгой отлучке, решил посетить родину. Положено прививочку-с. Иначе, извините, не пустим-с. Не положено…

Тогда-то Николай и пришел за помощью к своей новой знакомой Герде Циммерман, журналистке, которая позже стала его женой.

— Герда, — сказал он ей, — слушай, я хочу сменить все. Имя, фамилию и все такое. Я хочу стать немцем. Ты говорила, что твой брат работает в администрации правительства. Ты можешь как-нибудь узнать у него — можно ли это сделать?

— Не понимаю, — сказала Герда, — зачем тебе притворяться немцем? Ты же русский, Николай! Что сейчас может быть лучше, чем быть русским?! Не обязательно жить в России. Живи здесь. Но фамилию-то зачем менять?

— Есть у меня причины.

— Обратись в какую-нибудь спецслужбу. Я слышала, что они занимаются такими делами.

— Спецслужбы меня не интересуют, — заявил Краев. — Знаю я эти спецслужбы. Они потребуют за свои услуги весьма специфическую плату. Проще говоря, завербуют меня. А я не собираюсь никому продаваться. Я, понимаешь ли, патриот России и хочу помочь своей родине, а не гадить ей исподтишка из-за границы.

— Помочь? — Герда расхохоталась. — Россия не похожа на государство, которому нужна помощь. Скорее помощь нужна всем остальным странам.

— Короче! — рявкнул Краев. — Объясняю! Я уехал из страны, не сделав вакцинацию от этой чертовой якутской лихорадки. Ты хоть знаешь, что это такое?

— Знаю, конечно.

— Так вот, сейчас всем въезжающим в Россию российским гражданам вакцинация делается обязательно! В принудительном порядке!

— Ну и что?

— Я боюсь прививок, понимаешь?

Герда захохотала еще громче. Она нравилась Краеву, с ней хорошо было в постели, но иногда она становилась нестерпима.

— Да, вот такой я, — сказал он. — У меня патологический страх перед прививками. В детстве мне сделали прививку против кори. У меня была жуткая аллергическая реакция, я отек весь, морда у меня была как надувная подушка. Я не мог дышать. Меня едва успели довезти до больницы. Я провалялся на койке две недели. С тех пор я такой маленький, хромой и нервный. Все из-за прививки.

— Понятно, — сочувственно произнесла Герда. — Теперь понятно. Так бы сразу и сказал…

Все это было чистым враньем. Не было у Николая никогда никаких аллергических реакций. И на положенные в детстве прививки он даже не обращал внимания. У него была другая причина бояться прививок. И он надеялся, что никто и никогда не узнает эту причину.

— Я хочу съездить в Россию. Хочу посмотреть своими глазами, что там происходит. Но я не хочу умереть от прививки. У меня есть только один способ избежать вакцинации — перестать быть русским. Для иностранцев вакцинация почему-то не обязательна.

— Что ж, причина уважительная, — вздохнула Герда. — Я позвоню брату. Посмотрим, что удастся сделать…

Так Краев стал Шрайнером. Он твердо решил тогда, что, как только обретет немецкую личину, отправится в Россию. Хотя бы на пару деньков. Но только через шесть лет отважился на это. Шесть лет мучился от ностальгии по России, бредил родиной по ночам, покупал все русские газеты, жадно всматривался в передачи «Телероса». Новости из Российской Федерации были стабильно хорошими. Сверхдержава, одним из импульсов к созданию которой послужила фантазия Краева, процветала. Благополучные немцы толпами стояли у посольства России, записываясь в очередь на получение российского гражданства. У немецких мальчишек слово «русиш» означало «классный». А Краев — русский, переделанный в немца, — трясся от страха при одной мысли о том, что переступит российскую границу.

Он был психом. Это определенно.

* * *

— Не обращался я ни в какую контрразведку, — повторил Краев. — И в спецслужбы не обращался. Мне сказали, как правильно оформить документы, и вместе с переменой гражданства я получил новые имя и фамилию. Может быть, и жена моя — агент каких-нибудь спецслужб?

Нет, Герда Циммерман тут ни при чем. — Давила многозначительно улыбнулся. — Ладно, успокойся, Коля. Главное — ты вернулся. Справился со своими детскими страхами и вернулся. Конечно, ты сделал это максимально дурацким способом, какой только был способен изобрести. Что тут поделаешь, Краев? Ты всегда был таким. Ты гениален в изобретении всяких дурацких чудачеств. Но однажды изобретенное тобой чудачество сработало. Ты придумал написать три книжки, которые перевернули всю судьбу России. Ты не забыл об этом? Некоторые твои идеи казались мне тогда фантастическим бредом. Но сейчас они работают! Мы воплотили их в жизнь. Ты оказался просто провидцем, Краев! Ты чувствуешь гордость?

— Я чувствую боль. Боль и тоску. Русских, таких, какими я знал их, больше нет. Нет. Теперь это странные люди, которые имеют странную этику и непонятный мне образ мыслей. Они считают себя совершенными, но меня в дрожь бросает от такого совершенства. Ты первый из всех, кого я встретил здесь, похож на прежнего русского. Ты не изменился особо, я смотрю! Ты еще способен на агрессию, да, Давила? Ну конечно! Я думаю, ты воспользовался своими особыми привилегиями и не прошел курс спецвоспитания. Тебе не промыли мозги.

— А нет никакого спецвоспитания, — заявил Давила, снова плюхнувшись в кресло. — Поголовная система спецвоспитания — это так, сказки для иностранцев. Чтобы отвязались и не задавали дурацких вопросов. Спецвоспитание применяется только для преступников?рецидивистов. Точнее, применялось. Потому что вот уже три года, как в нашей стране не осталось преступников. Вот тебе живой пример: Таня Аксенова, с которой ты имел удовольствие общаться, никакого спецвоспитания не проходила. Нигде и никогда. Что совершенно не мешает быть ей дисциплинированной и неагрессивной девушкой, совершенной в моральном и физическом аспектах.