Жужжащие. Естественная история пчёл - Тор Хэнсон

В природе шмелиные матки разыскивают заброшенные мышиные или кроличьи норки, трещины в скалах, полые бревна или дупла в деревьях, покинутых дятлами. Им требуется сухое, замкнутое место, при этом достаточно большое для колонии, способной разрастись до нескольких сотен особей в конце сезона. Они неустанно ищут подходящее жилище, подбирая его по одному признаку — темному входному отверстию. По этой причине шмелиные матки проявляют необычайное любопытство в отношении различных затемненных отверстий и полостей, которых в мире людей всегда найдется предостаточно. В Уилтшире невнятное бормотание сравнивают с жужжанием шмеля в кувшине, это говорит о том, что найти шмеля в кувшине некогда было обычным явлением, с которым мог столкнуться каждый. В самом деле, люди находили шмелиные гнезда в самых неожиданных местах: от заварочных чайников и садовых леек до водостоков, дымоходов, выхлопных труб и свернутых ковров. К этому списку я добавил бы еще резиновые сапоги по одной понятной причине: сунув как-то ногу в сапог, я натолкнулся на свирепое жало.

Данное происшествие имело место как раз на крыльце Енотовой хижины, где я на несколько часов оставил свою грязную обувь без внимания на время работы в помещении. (Высокие резиновые сапоги — непременная часть моей рабочей одежды в течение большей части зимы и весны, когда дорожка от дома до хижины местами утопает в липкой жиже.) Столь уютное и темное местечко, судя по всему, очень понравилось шмелиной матке, раз она начала там обустраиваться. А точнее, ей там все нравилось, пока мой большой палец самым возмутительным образом не вторгся туда и все не испортил. Скинув сапог, я видел, как она выкатилась наружу и улетела в поисках более привлекательных апартаментов. Тем не менее, несмотря на боль и удивление, этот укус внезапно вселил в меня надежду. Похоже, до меня наконец дошло, как именно можно привлечь маток к изготовленному нами гнезду. Многие годы все мои попытки поселить колонию шмелей на крыльце Енотовой хижины и наблюдать за ней раз за разом проваливались. По мне, так здесь идеальное место: тихое, затемненное, а вокруг цветущие фруктовые деревья и ягодные кусты. К тому же дополнительный бонус — роскошные цветники, раскинувшиеся совсем рядом. Я пробовал все: от куска дренажной трубы до цветочных горшков и картонной коробки со входом через отрезок садового шланга, но насколько мне известно, ни одна шмелиха не то что дважды не взглянула — даже рядом не пролетела. В прошлый сезон мы с Ноа ловили маток и переносили их прямо в необычный ящик, купленный у фирмы Брайана Гриффина, в котором можно было за ними наблюдать, в итоге мы были свидетелями того, как все они улетали при первой же возможности. Но теперь, после двух дней, потраченных на прилаживание сапога к входному отверстию ящика, мы наконец приманили потенциального обитателя.

Неожиданно жужжание стало громче, и шмелиха появилась снаружи, летая все более широкими кругами вокруг сапога, ограждения и затем уже всего крыльца. «Это она так место запоминает», — шепнул я Ноа. Чтобы ориентироваться, пчелы используют целый ряд визуальных сигналов, включая поляризованный свет и положение солнца, и все больше свидетельств говорят о том, что их крошечный мозг способен детально запомнить окружающую обстановку в виде ментальной карты. Во время экспериментов шмелей и медоносных пчел переносили далеко от их гнезд в темных ящиках, и они возвращались домой с расстояния более 10 км, а орхидейная пчела однажды совершила подобное путешествие длиной в 23 км. В ходе неторопливого полета по кругу пчелы запоминают и распознают ключевые ориентиры, помогающие им точно определить местоположение гнезда или подходящего источника питания. Изменения в расположении ориентиров могут озадачить возвращающуюся пчелу, по крайней мере на какое-то время, как это продемонстрировал Брайан Гриффин на пчелах-каменщицах. Я ненадолго задумался: значит ли это, что, имея соседей-шмелей, мне теперь не следует переставлять грабли, лестницу, шезлонг и другие имеющиеся на крыльце вещи? В этот самый момент шмелиха метнулась прочь через весь сад и исчезла за пастбищем, подхваченная порывом прохладного ветерка. Но через некоторое время она вернулась, будто бы проверяя свою ментальную карту, и продолжила осмотр ящика с сапогом. Расплывшись в улыбке, мы с Ноа торжествующе хлопнули друг друга по ладоням. Это было хорошее начало.

Череда знаменитых пчеловодов берет начало с Аристотеля и Пифагора и включает также Октавиана Августа, Карла Великого и Джорджа Вашингтона. На сегодняшний день этот ряд пополнился известными актерами, такими как Генри и Питер Фонда, Скарлетт Йоханссон и Марта Стюарт. Из литераторов пчел содержали Виргилий, а также Л. Н. Толстой, посвятивший целых две страницы романа «Война и мир» сравнению опустевшей Москвы, ожидавшей прибытия войск Наполеона, с «домирающим, обезматочившим ульем»[128]. Сэр Артур Конан Дойль сам пчел не разводил, но дал понять, что пчеловодство было единственным увлечением, сумевшим занять ум отошедшего от дел Шерлока Холмса. Во время последнего дела в рассказе «Его прощальный поклон» Холмс говорил Ватсону о своих пчелах следующее: «Я выслеживал трудолюбивых пчелок точно так, как когда-то в Лондоне выслеживал преступников»[129]. Существуют разные взгляды на пчел и их разведение — от шекспировских метафор до мемуаров ученых и практических руководств, но почти все подобные исторические или литературные источники отсылают к одному лишь виду: медоносной пчеле Apis mellifera. Избрав разведение шмелей, мы с Ноа ступили на непроторенную и куда менее прославленную тропу. В самом деле, есть только одна известная персона, со знанием дела писавшая про род Bombus, но об этом мало кто знает.

В последний год своей жизни Сильвия Плат содержала медоносных пчел и написала о них несколько стихотворений, а ее раннее творчество наполнено пчелиными метафорами и отсылками самого разного характера[130]. Безусловно, она является единственной крупной литературной фигурой, использовавшей со знанием дела слово «гибернакула», понимая под ним узкую норку, в которой оплодотворенная шмелиная матка переживает зиму. Свои знания о пчелах Плат приобрела самым естественным путем — проведя детство в обществе крупнейшего в Северной Америке знатока шмелей. В то время как литературные критики знают Отто Плата как зловещую фигуру, настойчиво повторяющуюся в поэзии его дочери, энтомологи вспоминают о нем с любовью. Его классическая книга «Шмели и их повадки» (Bumblebees and Their Ways) считается своего рода американским дополнением к труду Слейдена, и неудивительно, что некоторые его познания оказали влияние на маленькую Сильвию. Друзья детства вспоминали о ней как об увлеченном натуралисте, и в ее творчестве можно встретить упоминания самых разных энтомологических объектов — от одиночных пчел до паразитических галлообразующих наездников. В автобиографическом рассказе «Среди шмелей» она вспоминает о человеке — прообразом которого послужил ее отец, — увлеченно ловившем безжальных самцов, которые жужжали у него в кулаке[131], но не причинявшем им вреда. Я не был уверен, что Ноа сможет вспомнить обо всех наших с ним совместных приключениях с пчелами, но зато я знал, что глава, посвященная шмелям, будет короткой, если у этой матки не получится положить начало колонии. И к сожалению, вскоре все изменилось в худшую сторону.