Моё солнечное наваждение - Наталия Романова

перебирал пальцами стопку листов формата А4. Дилемма, возникшая перед владельцем, была проста и нерешаема одновременно.

Козёл отпущения был необходим всем, в первую очередь самому Маркову. Проще простого свалить на местечковые проблемы, человеческий фактор, умыть руки, отделавшись материальной компенсацией. Следственному комитету, прокуратуре тем более необходим обвиняемый, впоследствии осуждённый. Комиссия от высоких государственных чинов тоже должна отчитаться о проделанной работе. Стоило оставить всё, как есть. Виновный найден, заочно осуждён. Всем хорошо…

Чёртова жажда справедливости, желание наказать истинного виновного, не давала Маркову расслабиться. Чёрте что! Его ждала Ярина, у которой умирала бабушка. Не на шутку переживала Нина, на полном серьёзе предлагала продать то незначительное имущество, что у неё имелось, чтобы вытащить сына из передряги. Герман должен был сесть на самолёт и рвануть домой, туда, где его ждали по-настоящему родные, нужные ему люди, а он сидел в кабинете и какое-то неясное, зудящее чувство не давало ему покоя.

Марков ещё раз заглянул в монитор макбука, перевёл взгляд на исчёрканные его рукой листы — детская привычка. Совпадение, странное и обескураживающее, выводило на эмоции, лишало возможности трезво оценивать ситуацию. Махнуть рукой на судьбу какого-то бригадира, его семьи, неведомых четырёх детей, поступить именно так, как и должен был поступить.

Имя главного технолога свербело на подкорке головного мозга всю сознательную жизнь Германа. Мясников Олег Сергеевич — родной отец маленького Герки, человек, сбежавший от ответственности ещё до его рождения, тот, кому по наивности поверила девятнадцатилетняя дурочка и расплатилась за это всем, в том числе собственной жизнью.

Герман видел Мясникова на общем собрании, в следственном комитете, но не обращал особого внимания — по документам виновный был назначен. Мысли Германа занимала толпа чиновников, откровенно ждущих, когда владелец завода начнёт расплачиваться за халатность собственного персонала, пострадавшие и главное — погибшие.

Олегу Сергеевичу грозило увольнение. Держать на производстве настолько непрофессионального инженера Марков не собирался, впрочем, шапка слетит не только с головы главного технолога. И всё же… всё же… Мясников Олег Сергеевич. Мясников. Олег. Сергеевич. Имя, выбитое в памяти калёным железом.

По неписаным законам бизнеса ответить за смерти людей должна мелкая сошка — бригадир. По справедливости, каждый это знал, как собственные пять пальцев, — Мясников.

Взрослому, тридцатитрёхлетнему мужчине, владельцу немалого бизнеса, было неинтересно, как и чем живёт человек, который по ошибке стал его биологическим отцом. Это живущий в глубинах его подсознания, где-то на подкорке, семилетний Герка — вечно голодный, грязный, отлупленный очередным отчимом, — хотел спросить у отца: какого, мать твою, чёрта?!

— Пусть Мясников зайдёт ко мне, — передал он через секретаршу — долговязую блондинку с раздражающими нарощенными ресницами.

Позже Герман в упор смотрел на лицо Мясникова и сравнивал с той единственной фотографией отца, которую помнил. Похож. И не похож.

— Вы осознаёте, Олег Сергеевич, что по вашей вине погибли люди, а Семёнову грозит реальная уголовная статья? — после небольшой рокировки словами спросил Марков.

Мясников оказался не дураком, держался на расстоянии, но нагловато. Понимал, что посадить именно Семёнова — идеальный вариант для всех, в первую очередь для самого Маркова, который, в противном случае, тоже мог загреметь под уголовное преследование. Откупился бы в любом случае, однако приятного мало.

— Моей вины нет, — пожал плечами Мясников. — Степан Семёнович — ответственный за технику безопасности.

— Баллоны поставили по вашему прямому указанию.

— Нет такого приказа, — ожидаемо ответил Олег Сергеевич. — Нету. А зачем Семёнов приволок их в цех, я ответить не могу, пусть он и отвечает.

— Сам, значит, приволок? — усмехнулся Марков. — А вы, естественно, за два месяца ни сном, ни духом?

— Ни сном, ни духом, — повторил Мясников. — О том и подписи Семёнова имеются, — оскалился он.

Германа передёрнуло. Да, мир не знает справедливости. Правят сильные, погибают слабые. Не владельцу предприятия, где погибли люди, рассуждать о совести. Не тому человеку, который накануне заслал круглую сумму за небольшие поправки в итогах расследования. Однако думать без содрогания о погибших он не мог. Фотографии, застывшие в горе лица родственников стояли перед глазами и днём, и ночью.

— Все ходы просчитаны? — тихо проговорил Марков, уже зная итог этой беседы. Глупый, с какой стороны не глянешь, но справедливый по меркам семилетнего Герки, что ютился в его подсознании и не позволял совершить подлость, как бы не хотелось этого здесь и сейчас.

— А у вас? — Да он форменный наглец, этот Мясников.

— А у меня есть один ход, оставил на сладкое.

Главный технолог напрягся, вытянулся по струнке на стуле, впился взглядом в собственное руководство, прикидывая, что Маркову пришло в голову.

— Имя Валентина Маркова вам о чём-нибудь говорит? — Смысла играть в молчанку дальше Герман не видел. Пошло всё к дьяволу!

— Валя?.. — отпрянул Мясников, с секунду помолчал, потом вскинул ошалевший взгляд на Германа.

— Забавное совпадение, не правда ли? — усмехнулся Герман.

— Это ничего не меняет! — взвился Мясников. — Ничего не доказать, виноват Семёнов и только Семёнов! — Его, очевидно, интересовала собственная судьба, а не то, каким образом брошенный им ребёнок взлетел столь высоко.

Плевать ему было на сына тогда, а сейчас тем более насрать. Герман отвечал полной взаимностью.

— Думаешь, твоя мать особенная? Она сама за мной носилась, — не выдержал гнетущего молчания Мясников. — Повелась на побрякушки, как любая другая. На копеечные позолоченные серёжки. Жизни красивой захотела, денег. Я ничего ей не обещал.

— Денег на аборт пожалел? — скрипнул зубами Герман. — Позолотой на всю оставшуюся жизнь рассчитался?

— Тебе жалеть не приходится, я смотрю, что я твоё убийство оплачивать не стал, — усмехнулся Мясников.

— Мне — не приходится, — отрезал Герман. — Тебе придётся пожалеть. — С этими словами он резко встал, показал рукой на выход из кабинета.

Что ж, вот и встретились с родным отцом, вот и поговорили. Узнали правду друг о друге. Интересно, кому-нибудь из двоих она была нужна? Прошлое должно оставаться в прошлом, а не волочить склизкий, вонючий хвост в настоящее, марая будущее.

По пути в гостиницу Герман заехал к следователю. Разговор был сложным, долгим, выматывающим. Картину происшествия, притянутую за уши, пришлось перекраивать заново, отчего Марков впоследствии понесёт лишние, никому не нужные убытки, однако, он был доволен, как нечасто случается в жизни.

От того ли, что сбылась мечта семилетнего Герки, который в полубессознательном от собственного плача бреду вдруг представлял, как встретит своего отца… Вовсе не для того, чтобы тот пожалел, приласкал, забрал к себе, а для того, чтобы ударить со всей силы, куда дотянется. От того ли, что справедливость, по его, Марковской шкале, восторжествовала, или от того, что малознакомый работяга, отец четверых детей, избежал тюрьмы…