Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все - Ирина Млодик

Один из таких разговоров случился, когда мама заболела – попала в больницу с острым панкреатитом, и они сидели в коридоре больницы, ожидая заключения врачей. Ей было, наверное, лет восемь. Папа волновался, не находил себе места. Она же не очень понимала значения слов «острый панкреатит», но видеть свою несгибаемую маму беспомощной, бледной, корчащейся от боли было непривычно и страшно.

Но как только они приехали в больницу, девочка быстро успокоилась. Она была убеждена, что здесь знают, как помочь маме, они же врачи, поэтому непременно ее спасут. А вот папа, очевидно, не был в этом так уверен. В какой-то момент она решилась успокоить его:

– Ты не волнуйся, пап, здесь люди разберутся и помогут маме, на то они и врачи.

– Я должен был сразу везти ее в район. Зачем я вызвал «Скорую», они же ничего не понимают: здесь ни оборудования, ни специалистов! Нужно всегда искать лучший вариант, почему я этого не сделал?

– Может, потому что маме было слишком плохо и ты испугался? Везти в район – далеко, а в этой больнице все-таки врачи, – робко предположила дочь. – Ведь мы же не можем всегда точно знать, как для другого будет лучше?

Он вдруг обнял ее, прижал ее голову к своему плечу.

– Знаешь, мы всегда должны стараться быть лучше, делать лучшее из возможного для других, потому что самое важное в жизни – не терять близких людей. Ведь иногда наша слабость или безалаберность кому-то может очень дорого обойтись.

Уже много позже от няни Жанин она узнала, что папины родители, ее бабушка и дедушка, погибли в автомобильной аварии. Их сбил пьяный водитель, когда они ехали забирать своего мальчика из пионерского лагеря. Семилетнему Олегу не нравился лагерный распорядок, он скучал, никак не мог влиться в отрядную жизнь, страдал и очень просил забрать его оттуда. Они поехали, и так он потерял их навсегда. Его взяла к себе тетка по отцовской линии, управляющая всеми детскими заведениями в районе, – благодаря ей он и попал в тот злополучный лагерь. С ней, судя по всему, было совсем не легко: сама тетка, как и его отец, выросла в детдоме. Поэтому молодой человек в шестнадцать лет подал документы в строительное училище в другом городе и уехал, а потом уже поступил в институт. Жизнь в общежитии оказалась для него почти невыносимой, но на этот раз жаловаться было некому.

«“Не терять близких людей” – это же твои слова, папа, – думала Белая, – но неужели мы уже не близкие люди?» Допустим, близкими в духовном плане они никогда не были, но, как ни крути, она его родная дочь. Собравшись с духом, Белая попросила Андрея, чтобы его друзья проверили папин почтовый ящик еще раз через какое-то время.

Толстому поручили посчитать все запасы. Они с Отродьем обследовали незапертые дачи и сделали в одной из комнат дома склад, куда свозили крупы, консервы, спички, батарейки, керосин и все, что может пригодиться для жизни. Каланча привезла в квартиру часть книг Софьи Абрамовны, в основном те, которые можно читать детям. Она подумала: «В библиотеке тоже не мешало бы посмотреть отдел детской литературы и учебники, если они там есть». На предложение Андрея заехать в больницу и взять необходимые лекарства никто не откликнулся с воодушевлением. Все помнили визит мародеров и не хотели снова попадать туда, где было пережито столько ужаса, страха и бессилия, да и Белая благоразумно предположила, что лекарства могут понадобиться и другим людям города. Разве что перед наступлением серьезных холодов стоит забрать их оттуда, чтобы не перемерзли. Но в одну из аптек Андрей все же заехал: у них много детей, да и взрослые иногда болеют, тем более что зима впереди.

В назначенный день и час они снова были в библиотеке. На этот раз не все, лишь пятеро – детей и Гика решили пока не брать. Отродье не собирался менять свое мнение по поводу всяческих собраний, и его попросили остаться в квартире с детьми.

Каланча теперь почти не волновалась, наверное, уже отчасти потеряла веру в то, что объединение возможно. Она спокойно сидела возле окна, кутаясь в темно-синий шарф, отданный ей подругой, запахнув как можно плотнее длинное черное пальто, и от этого выглядела трогательно и даже уютно. Валентина, как всегда, излучала оптимизм. Казалось, библиотека освещена ее улыбкой, а не слабым осенним светом из окон.

Белая была настроена решительно: если кто-то все же придет на собрание, она возьмет слово и расскажет им о необходимости сопротивления, о возможности бороться с калечащей страну системой хотя бы тем, чтобы называть вещи своими именами: безумие – безумием. Стараться создать подполье, которое будет укреплять веру людей в необходимость сопротивления существующему порядку. Хулигану не нравился явный перевес мужчин и оружия с той стороны. Он жалел, что не уговорил Отродье и Андрея съездить в бывшую военную часть и полицейский участок, чтобы проверить, не завалялось ли там какое оружие. С одним охотничьим ружьем он чувствовал себя ребенком против «калашникова» и снайперской винтовки.

Андрей, как обычно, был спокоен, собран и молчалив. В его голове крутились схемы организации подполья; одновременно он прикидывал, что еще может понадобиться им зимой, о чем стоит побеспокоиться заранее. Город ему нравился, руины и воронки не пугали. Ему грезилось, как восстановится, заживет город. Стоит лишь взяться всем вместе – и снова зашумят улицы, заработают больница и школа, жизнь войдет в свою колею. Он сам родился в небольшом поселке на восточном побережье страны и хорошо помнил, как за его короткое детство поселок дважды восстанавливали после землетрясений. Валентина всегда удивлялась, почему у него совсем не осталось воспоминаний о стихии, разрушающей его дом, но зато он отлично помнил, как весь поселок объединялся в беде, как приезжали люди, помогали восстанавливать линии электропередачи, водонапорную станцию, дома и больничный пункт.

Около двух, еще ничего и никого не ожидая, они услышали шаги, скорее даже шум. По коридорам библиотеки явно шел не один человек. Зал постепенно стал наполняться людьми: сначала зашли те же мужчины и старик. Представители молча встали возле стены, пропуская заходящих в зал женщин – совсем молодых и постарше, детей начиная лет с восьми, парней и мужчин разного возраста. Все шли молча, разве что матери тихо шикали на детей, сражающихся за стулья. Остальные с любопытством рассматривали взрослых возле стола. Вскоре почти все стулья были заняты, оставалось несколько свободных, но мужчины у стены так и не сели. Когда все наконец устроились, Валентина взяла слово:

– Спасибо, что вы пришли. Для нас большая неожиданность, что вас так много.

– Это еще не все! – радостно воскликнула молодая девушка с короткой стрижкой, теребя в руках разноцветный вязаный берет.

– Ну что ж, тем лучше, – сверкнула своей самой дружелюбной улыбкой Валентина. – Мы рады, что вы пришли, потому что нам не только предстоит длинная зима, но и стоит всем подумать, как жить дальше. По нашим данным, город, возможно, не скоро будут перестраивать под лагеря, но точно мы этого не знаем. До полного наступления холодов мы можем попробовать восстановить то, что жизненно необходимо. Весной у нас уже будет больше возможностей.

– А зачем восстанавливать, если город все равно переделают в лагеря? – сурово спросил мужчина средних лет в пуховике и теплой кепке, которую он не собирался снимать. – Смысл какой? Мы вот, наоборот, думаем, как по весне перебраться в глухой лес, на восток, и начать там строиться. Вы же не можете сказать точно, что они сюда не придут?