Дети Арбата - Анатолий Рыбаков

– Наконец-то. Я так волновалась за тебя.

– Это я волновался за тебя.

– Я все время думала: как ты это переживаешь? Почему не приходил?

– Каждый день звонил, справлялся.

– Да? – радостно переспросила она. – Сегодня ко мне собираются ребята, может быть, приедешь?

– Не хотелось бы в такой куче.

– Я тебя понимаю, а когда?

– Позвоню.

Нина вернулась из школы в пять часов. Возле дверей на ступеньках лестницы сидела Варя с Зоей, своей подругой.

– Дверь прихлопнула, а ключи забыла.

Ключи забыла… Все врет. Запрещено приводить Зою в дом, вот и уселась на лестнице – лестница не твоя, как ты можешь запретить?

– Даю полминуты на размышление, две минуты на исполнение, – сказала Варя Зое.

И этот цыплячий язык.

– Была у Софьи Александровны?

– Была.

– Все купила?

– Все.

– Карточки?

– Отоварила.

– Сколько у тебя осталось денег?

Варя протянула сдачу.

– Я взяла пятьдесят копеек на каток.

– А уроки?

– Сделаю.

Каждый должен выполнять свои обязанности. Сама Нина работает как вол, пообедает и в вечернюю школу, не может отказаться от полставки. А у Вари каток, театр, кино, подруги, значит, не так много времени отнимает хозяйство.

– На ужин разогреешь кашу, я оставлю на сковородке, масло в буфете, – сказала Варя.

– Позже одиннадцати не возвращайся, – предупредила Нина, застегивая пальто.

Дверь за ней захлопнулась, Варя позвонила Зое:

– Приходи, Нинка укатилась.

Она убрала со стола, приготовила ужин, помыла посуду – порядок. Нинка никогда ничего не положит на место.

Раздался телефонный звонок. С полотенцем в руках Варя взяла трубку.

– Наташа, ты?

Это мальчик, с которым она познакомилась по телефону, но ни разу его не видела, и он ее не видел. Его звали Володей, а себя она назвать отказалась.

– Может быть, Наташа?

– Пусть будет Наташа.

Так он и стал ее называть. Но каждый раз спрашивал:

– Наташа, как тебя все же зовут?

Ей нравился его голос, она была с ним откровенна – никогда его не увидит и может рассказать все. Он тоже уверял, что ни с кем так не откровенен, как с ней.

– У Наташи должны быть светлые волосы.

– У меня как раз светлые.

– А глаза?

– Оранжевые с голубым небом.

– Бывают ли такие? Как ты провела вчерашний вечер?

– Великолепно. Были в одном техникуме на танцах, играли все такое, под что хорошо танцевать румбу.

– Завидую. А я делал уроки.

– Учись, мой друг, учись, старайся, ученье – сладкий плод, ученье – верная дорога, она из тьмы на свет ведет…

– Когда мы встретимся?

– Никогда.

– А вдруг мы полюбим друг друга?

– Нет, у нас с тобой слишком одинаковые взгляды.

– Что ты сегодня собираешься делать?

– Иду на каток.

– На какой?

– При заводе.

– Каком заводе?

– Мыльно-гвоздильном.

– Возьми меня, я хорошо катаюсь.

– А я плохо, тебе будет неинтересно. И прощай, ко мне пришли.

Зоя явилась в белой шапочке и длинных шароварах под юбкой, угреватая – цветок помойки, как называла ее Нина. Зоина мать, билетерша кинотеатра «Карнавал», пропускала ее и Варю без билетов в кино.

– Зачем ты надела белую? – спросила Варя, разглядывая Зоину шапочку. – Ведь договорились.

– На красной резинка лопнула. Надень ты красную, она тебе идет.

– К белому свитеру надеть красную шапочку?! Ты наденешь мою красную, а я белую.

– Почему всегда должно быть по-твоему?

– Не по-моему, а как договорились.

Зоя обиженно пожала плечами:

– Ну, если ты очень хочешь…

– Не делай мне одолжения! Я вообще не пойду на каток.

Варя сбросила туфли и с ногами взобралась на кровать.

– Глупо, – пробормотала Зоя, – хорошо, я надену красную.

– Не пойду на каток.

Некоторое время они сидели молча, Зоя, растерянная, жалела, что из-за пустяка они повздорили.

– Пойдем, – жалобно уговаривала она.

– Я никуда не могу идти, когда он там.

– Ведь ты собиралась.

– Собиралась, а теперь передумала.

Арест Саши сразу выделил Варю среди подруг. Теперь она одна из тех, дружки которых вдруг пропадают, потом снова возникают, подруги их ждут, а если ждут нечестно, с ними жестоко расправляются. Все знали, что она танцевала с Сашей в «Арбатском подвальчике», их там видели и драку видели. Теперь Варя дружит с Сашиной мамой, возит передачи в тюрьму…

Варя уезжала рано утром, занимала очередь, выстаивала на морозе, потом приезжала Софья Александровна, и они вместе двигались к окошку. Софья Александровна не умела спорить, боялась рассердить того, кто сидел за окошком, стеснялась задерживать очередь – усталых людей, с пяти часов утра стоявших на улице вдоль высокой, длинной и холодной тюремной стены. Варя никого не боялась, не стеснялась. Они искали Сашу по всем тюрьмам. В окошке им давали анкету: фамилия, имя, отчество арестованного, адрес. Софья Александровна заполняла анкету, они снова стояли в очереди, сдавали анкету, ждали ответа два, а то и три часа… «Не здесь…» И тогда Варя дерзко спрашивала: «А где?» – «Неизвестно». – «А кому должно быть известно? Вы его забрали, вам и должно быть известно».

Она прислушивалась к советам, которые давал всезнающий арбатский двор. Одна девчонка с Новинского бульвара, ее парень сидел в Таганке, показала, как вложить в белье записку, сказала, что надо посылать побольше сахара и яблок, они там из сахара и яблок гонят вино. Софья Александровна слушала ее, качала головой.

– Нет, Варенька, не нужно Саше вина…

За одну ночь из красивой пожилой женщины Софья Александровна превратилась в седую старуху. Первое время ей казалось, если она предстанет перед теми, кто арестовал Сашу, их сердца дрогнут, ведь у них тоже есть матери. Потом увидела много таких матерей – их вид не трогал ничьих сердец. Они стояли в длинных очередях, и каждая боялась, что та доля сострадания, которая еще, быть может, теплится за глухими дверьми, достанется не ей, а той, кто пройдет в эту дверь раньше.