Вынужденное признание - Фридрих Незнанский

— К чему вы клоните?

— К тому, что, если олигархи захотят, большинство ваших ставленников без зазрения совести перебегут на сторону Лобанова. Вы рискуете остаться один. А, как известно, короля делает его свита.

Панин задумчиво постучал по столу пальцами. Посмотрел на Глебовского:

— И что вы предлагаете?

«Вот это уже лучше, — успокаиваясь, подумал Глебовский. — А то «не сгущайте», «к чему вы клоните». С такой великолепной реакцией не заметишь, как получишь удар по носу».

Несмотря на иронический оттенок его мыслей, лицо советника Глебовского оставалось спокойным, почтительным и дружелюбным. Он знал, что Президенту нравятся такие лица, и поэтому никогда — даже в самые рискованные и изнуряющие моменты — не менял этого выражения, выражения спокойной, почтительной уверенности.

— Во-первых, — сказал Глебовский, — было бы неплохо напомнить вашим ставленникам, кто в стране хозяин. Я знаю, как вам это не нравится… — «Хотя на самом-то деле тебе это страшно нравится», — подумал Глебовский, но вслух сказал: — Вы слишком лояльны по отношению к ним, Вадим Вадимович. Они вас уважают, но… — Глебовский чуть понизил голос, — …не боятся. Надо поставить их на место. Устройте им небольшой разнос.

— Допустим, — кивнул Президент. — А во-вторых?

Глебовский улыбнулся:

— Честно говоря, Вадим Вадимыч, я чувствую себя немного глуповато от того, что мне приходится, как попугаю, озвучивать ваши мысли, но раз уж вы так хотите…

— Да, — с легкой усмешкой сказал Панин, — хочу.

— Нам нужно во что бы то ни стало свалить Лобанова, — веско продолжил Глебовский. — Так просто его от власти не отстранить — будет слишком много недовольных. Но если мы отыщем вескую причину… Небольшой скандал был бы весьма полезен. А лучше, — Глебовский улыбнулся, — большой. Например, если выяснится, что Лобанов не чист на руку в политической борьбе, и если этот факт станет достоянием широкой общественности — выборы станут для Лобанова его лебединой песней.

И вновь Глебовский замолчал, но Президент сказал, на этот раз резко и коротко:

— Дальше.

И Глебовский продолжил:

— Прежде всего нужно прощупать людей Лобанова, всех, кто так или иначе имел отношение к «Университетскому проспекту».

— К «Университетскому проспекту»? — без всякого удивления переспросил Панин. — Это студенческая организация, которая существовала в Москве лет двадцать-тридцать назад?

— Я бы не относил деятельность этой организации к далекому прошлому, Вадим Вадимович. Члены организации и сейчас поддерживают самые тесные контакты. Почти все они сделали блестящую карьеру в посткоммунистическое время. Вся коллегия министерства печати — это бывшие студенты МГУ, входящие в «Университетский проспект». Так вот, нужно тщательно прощупать этих людей. Они все амбициозны, на эту удочку мы их в конце концов и поймаем.

— Хочется надеяться. Но если они и впрямь так преданы друг другу, то…

Панин замолчал, и Глебовский нашел нужным подхватить фразу, обернув ее в свою пользу:

— В самом сильном строе всегда найдется слабое звено. И мы его найдем.

— Что ж, — Президент холодно и проницательно прищурился (эти фокусы действовали на многих его подчиненных, но Глебовского они только смешили), — если так, то действуйте.

Собрание «Московского братства» (как окрестил его про себя Шаховской) прошло лучше некуда. Собрались все.

Шаховской оглядывал присутствующих.

Игорь Куценко, высокий широкоплечий здоровяк с седой прядью в антрацитовом чубе. Бывший студент физфака. Свою карьеру начинал в НИИ, вначале стажером-исследователем, затем — младшим научным сотрудником, а еще через несколько лет дослужился до должности заместителя директора института по научной работе.

В начале девяностых Куценко предложил руководству создать вокруг института кольцо инновационных компаний с задачей подготовки научных открытий к внедрению в реальную экономику. Однако руководство не согласилось на столь радикальную модернизацию института. Не сумев преодолеть косность руководства, Куценко ушел из НИИ и организовал некоммерческий Центр передовых исследований и перспективных разработок.

Ныне Игорь Куценко занимал пост первого заместителя министра Минпромнауки России. Роль премьера Лобанова в этом назначении трудно было переоценить, и Куценко при каждом удобном случае подчеркивал это. Вот, например, в последнем своем телеинтервью (а Шаховской с большой тщательностью отслеживал публичные выступления всех членов «братства») Куценко выдал такой перл:

«Подтверждением тому являются слова председателя правительства Алексея Лобанова о том, что нам нужны рабочие законы, законы прямого действия, которые могли бы помочь сдвинуть с мертвой точки вопрос правового регулирования сферы интеллектуальной собственности». И тому подобное — почти в каждом интервью.

Преданный человек, подумал Шаховской, на него можно положиться.

Слева от Куценко с пижонской коричневой сигариллой в руке сидел, закинув ногу на ногу, худощавый элегантный Владимир Бакунин. В восьмидесятых Бакунин был дипломатом. Вскоре его назначили вторым, а затем первым секретарем Постоянного представительства СССР при ООН. После возвращения на Родину в начале девяностых Бакунин ушел в бизнес, создав с группой единомышленников и друзей предприятие по привлечению иностранных инвестиций. Еще через пару лет он был избран председателем совета директоров «Всемирного центра делового сотрудничества». Одновременно занимался вопросами организации банковской системы, участвовал в создании банка «Отечество», входил в его совет директоров.

Полтора года назад (опять же не без протекции Лобанова) Бакунин стал заместителем министра транспорта России.

Этот был себе на уме, однако ради открывающихся в случае избрания Лобанова Президентом перспектив был готов на самые решительные действия.

Шаховской усмехнулся своим мыслям. «Однако как летит время и что оно делает со всеми нами!» — подумал Шаховской.

Антон Кусков, Матвей Кожухов, министр печати Георгий Полянин и еще восемь человек, присутствующие в зале, — все эти люди, вальяжные, властные, самоуверенные, были когда-то тощими студентами с горящими глазами, жили на стипендию и клялись друг другу в вечной верности прерывающимися от волнения голосами.

Так или иначе, но все они сдержали ту давнюю клятву.

Выступили почти все. Шаховской наперед знал, что они скажут, поэтому слушал коллег вполуха, впав в легкую, «кошачью», дрему, готовый вскинуть голову в любой момент и ответить на заданный ему вопрос.

— Мы должны учитывать, что некоторые министерства напрямую подчиняются Панину, а многие министры, не входящие в силовой блок, имеют влияние потому, что имеют личную дружбу с Паниным, — бубнил монотонный голос коллеги. — Я бы не переоценивал их преданность Президенту, но все же…