Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова

Выцветшие вишенки

– Привет! Ну ты как?

Роман скривился. Звонила его жена.

Лена всегда начинала разговор с одной и той же фразы. Он знал наверняка, что она сидит, скособочившись и подобрав под себя ногу, как всегда, когда хочет кому-то позвонить. Можно биться об заклад, что на ней потертый домашний халатик с когда-то яркими вишенками. Ничего не меняется уже много лет. Все одно и то же. Кругом и везде. Всегда и постоянно.

Роман с грустью подумал, что его жизнь стала такой же тусклой, как выцветшие вишенки на халате жены.

– Нормально, – как всегда ответил он. – А ты?

– Слушай, – ее вечная манера игнорировать вопрос сначала бесила Романа, потом он привык, – тут соседка предлагает котенка. Может, возьмем?

– Зачем?

– Не знаю. А зачем вообще существуют домашние животные?

Роман вздохнул, но тихо. У него был новейший телефон с хорошим микрофоном, который хорошо улавливал любой звук. Вяло предложил:

– Можно его в деревню увезти. Там котом больше, котом меньше…

– Издеваешься?

Да, Роман издевался. Он знал, что никуда не поедет. Ему не до того. Роман готовился к прыжку. Не в высоту или в длину, а в новую жизнь.

Он, рядовой чиновник, заместитель вечного Родиона Аркадьевича, готовился к перевороту. Ему предстояло сделать нечто важное, что могло изменить его жизнь. Роман намеревался разбогатеть.

Роман не был жадным или злым человеком. Просто ему не нравилась его жизнь, как не нравится кому-то пальто или машина. Что делает в этом случае разумный человек? Правильно, покупает новую машину или, на худой конец, новое пальто. И Роман решил купить себе новую жизнь.

Но для этого нужны деньги. Новая жизнь стоит дороже пальто. Намного дороже.

Роман закрывал глаза и даже не мечтал, нет, осязал новую жизнь во всех подробностях. В ней он стоял посреди большой и обязательно светлой комнаты, где окна были от пола до потолка, а за ними не снег и грязь, а зелень и цветы, солнце и тепло. Вдали – синева моря с мелкими вкраплениями рыбачьих шхун. Окна распахнуты, и легкие белые шторы развеваются, как флаги, от морского бриза. Роман дышит морским воздухом, он молод и счастлив. А где-то на другом этаже дома-мечты его ждет женщина, у которой нет и никогда не было домашнего халатика с выцветшими вишенками.

Эта мечта теснила явь. Она была реальнее, чем его настоящая жизнь. Он часто откидывался на своем офисном кресле и уходил в мир с развевающимися белыми шторами. Иногда даже проводил по лицу рукой, – ему казалось, что шторы дотягиваются до него при сильных порывах ветра. Может, закрыть окна? От этой мысли он пробуждался и с ненавистью смотрел на рулонные шторы в своем рабочем кабинете. Такие не развеваются, они похожи на рулон обоев, которым можно убить, если стукнуть по голове.

«Твою ж мать!» – безадресно ругался Роман и возвращался к работе.

Работа была не противной, просто бессмысленной. Он был первым замом Родиона Аркадьевича и делал за него все, что тот мог спихнуть на него. Правил документы, организовывал встречи, разруливал потенциальные и реальные конфликты интересов. Разве что чай не подавал.

Кроме работы у Романа была жена Лена и, пожалуй, все. Детей он категорически не хотел. Ребенок мог бросить окончательный якорь в этой жизни. Той самой, которая ему не нравилась. А хотелось шторок, бриза, синевы моря и загадочной другой женщины на другом этаже другого дома в другой жизни.

Словом, если бы Романа ночью разбудили и спросили, чего он хочет, он бы честно ответил: «Новую жизнь».

Мечта проросла в душе, дала побеги. Роман все чаще стал ловить себя на соблазне сделать подсечку Родиону Аркадьевичу. Сначала это было просто игрой воображения, упражнением для ума. Через Романа проходили потоки документов, которые шли на подпись шефу. Роман замечал, что прежде недоверчивый и подозрительный начальник с годами привык доверять своему заместителю. Он настолько расслабился, взвалив все на Романа, что подписывает документы почти не глядя. Каждый раз, возвращаясь в свой кабинет, Роман задумчиво поднимал и опускал рулонные шторы, представляя себе, что было бы, припиши он в документе лишнюю фразу или цифру. Совсем пустяковую, например, нолик. Ну, чисто из интереса. И что потом? Дальше Роман погружался в логическую шараду, разыгрывал воображаемый шахматный этюд с участием министра, аудитора, прокурора и прочих фигур, которых он двигал по доске с азартом рвущегося к победе гроссмейстера.

Думать про это было приятнее, чем про то, что они с женой сегодня идут на день рождения к ее подруге. И Лена опять наденет свое черное платье, у которого застревает молния. И опять повернется к нему спиной, чтобы он застегнул. И он опять увидит перемычку черного бюстгальтера, который она купила на распродаже, той самой, где ему досталась пухлая, как пачка пельменей, связка носков.

И чем противнее становилось от этих мыслей, тем активнее работала фантазия. Из расплывчатой идеи, завязанной на слова «деньги» и «подстава», стали вырисовываться четкие контуры вполне рабочей схемы. Роман получал удовольствие от того, что шлифовал эту схему, продумывал мельчайшие детали, превращая ее в максимально убойную для Родиона Аркадьевича и выгодную для себя.

Но одно дело разыгрывать шахматные этюды, и совсем другое – решиться на реальный турнир с реальным соперником. Но зато и с реальным призовым фондом.

Возможно, он и не решился бы. Не хватило бы здоровой спортивной злости и обычной человеческой жадности. А может быть, жестокости. Ведь проигравший в шахматной игре рыдает в туалете, а повергнутому Родиону Аркадьевичу предстояло рыдать в кабинете следователя.

Роман содрогался от этой мысли и обрывал свои мечтания.

Но они возвращались.

Сначала эти мысли были похожи на трусливых собак, на которых достаточно топнуть, и они отбегают прочь. Но потом собаки привыкают, или наглеют, или становятся смелее, и вот уже отбегают недалеко и возвращаются все быстрее.

Иногда Роман плохо понимал, что он уже сделал, а что осталось пока плодом его воображения. Боялся, что случайно, непроизвольно, в минуты наваждения запустит механизм, который сам же и придумал. Вдруг он перепутает мечты с явью и нечаянно сделает то, к чему пока не готов. Роман судорожно перепроверял документы, не закралась ли в них та самая мелкая пакостная деталь, с которой начнет раскручиваться вся афера. Придуманная им финансовая схема в финале делала начальника простым коррупционером, заслуженно понесшим наказание, а Родиона довольно богатым человеком, который может позволить себе послать все к черту